Вадим Дамье - Стальной век: Социальная история советского общества
Генерал Деникин пытался проводить более умеренную политику, но ему это плохо удавалось. Ему приходилось считаться с монархическими настроениями большинства офицерства, добивавшегося, по существу, прямой реставрации старых порядков. Деникин обещал отложить вопрос о го- суцарственном устройстве и выборах до победы над большевизмом. До тех пор устанавливалась военная диктатура, на выборах в органы земского и городского самоуправления был введен имущественный ценз, отстранявший наименее состоятельных граждан. Официально был признан 8-часовой рабочий день, хотя на практике он не соблюдался из-за милитаризации труда. Режим допустил существование профсоюзов, контролировавшихся меньшевиками, при условии, что те не будут «преследовать цели, противоречащие действующим законам». «Противогосударственная деятельность» пресекалась, «разрушающая» пресса уничтожалась, за бунты, дезертирство и подпольную деятельность полагалась смертная казнь. Национализированные предприятия передавались владельцам, рабочего контроля не существовало. Британским фирмам были предоставлены концессии.
Аграрная политика Деникина в общем продолжала аграрные мероприятия Столыпина. В январе 1919 г. власти отменили постановления Временного правительства 1917 г. об ограничении земельных сделок, и это немедленно привело к многочисленным спекуляциям и росту арендной платы. В апреле была отменена хлебная монополия. Согласно «Декларации о земле» (апрель 1919 г.), режим намеревался сочетать «сохранение за собственниками их прав на землю» и «обеспечение интересов трудящихся». По «Закону о сборе урожая» (июль 1919 г.), треть хлеба, половина трав и одна шестая овощей, собранных крестьянами, отдавались возвратившимся помещикам и арендаторам. Только накануне падения, в ноябре 1919 г., правительство Деникина издало «Земельный закон», который должен был осуществляться в течение 7 лет после «умиротворения». Он предполагал, что помещики сохранят поместья размером от 150 до 400 десятин земли, но за выкуп уступят часть своей земли крестьянам (от 9 до 45 десятин): первые 2 года - добровольно, затем - посредством принудительного отчуждения. Разумеется, такая политика не могла способствовать поддержке «белых» со стороны крестьянства; сельские массы Восточной Украины примкнули к повстанческому движению во главе с анархистом Н.И.Махно.
Правительства Колчака и Деникина проводили открыто имперский курс, не допуская ни малейшей возможности отступления от жестко централизованной модели государства - «единой и неделимой России». Это предопределило их неспособность договориться с националистическими движениями, которые возглавлялись элитами различных народов России. Свою роль в ослабление сил Деникина внесли постоянные конфликты с Украинской Директорией, с северокавказскими исламистами и с оппозиционными автономистскими группировками кубанского казачества.
Последний верховный правитель - закрепившийся в апреле-ноябре 1920 г. в Крыму генерал Врангель продемонстрировал готовность пойти на некоторые уступки с тем, чтобы расширить крайне узкую социальную базу «белого» движения, опиравшегося преимущественно на старые элиты и приверженцев реставрации старых порядков. Он объявил о стремлении к объединению «различных частей России» в «широкую федерацию», основанную на свободном соглашении и общности интересов[75]. Рабочим обещали «государственную защиту» от произвола предпринимателей. Наконец, был разработан закон о земле, согласно которому помещики, чьи владения превышали 600 десятин, уступали излишки земель крестьянам в собственность за выкуп по пятикратной стоимости урожая с рассрочкой на пять лет. При этом получить участки должны были, в первую очередь, не массы крестьянства, а «крепкие хозяева». Волостные земства и сельские общины признавались в качестве органов крестьянского самоуправления. Но все это было, конечно же, очень далеко от крестьянских идеалов «черного передела» и так и не смогло обеспечить последнему «белому» режиму сколько-нибудь солидной массовой опоры в «низах».
9. «Военный коммунизм» - «красная» контрреволюция
Воспользовавшись началом открытой гражданской войны, большевистское правительство перешло к решительному и широкому огосударствлению всех сторон общественной жизни. Проводимая им политика получила название «военного коммунизма», хотя в действительности имела мало общего с идеями социального, экономического и политического равенства между людьми.
«Военный коммунизм» вводился как меры чрезвычайные, необходимые для концентрации усилий ради достижения победы. «Нужно, однако, признать, - оговаривался Троцкий, - что, по первоначальному замыслу, он преследовал более широкие цели. Советское правительство надеялось и стремилось непосредственно развить методы регламентации в систему планового хозяйства в области распределения, так и в сфере производства. Другими словами: от «военного коммунизма» оно рассчитывало постепенно... перейти к подлинному коммунизму»[76]. Точнее, к государственному «социализму».
28 июня 1918 г. Совнарком принял декрет о национализации крупной промышленности. До осени 1918 г. в руки государства безвозмездно перешли 9542 крупных и отчасти средних предприятия. Осенью власть конфисковала частные железные дороги. С лета 1919 г. темпы огосударствления промышленности были еще больше ускорены; национализацию распространили не только на средние, но и на значительную часть мелких предприятий. Наконец, согласно постановлению ВСНХ от 29 ноября 1920 г., в государственную собственность переходили мелкие предприятия с числом работников свыше 5 (при наличии двигателя) и свыше 10 (при его отсутствии).
На национализированных фабриках, заводах и заведениях не существовало никакого производственного самоуправления; управление промышленностью было строжайшим образом централизовано в руках верховного экономического органа - ВСНХ и его отраслевых органов - главных комитетов (главков). Предприятия получали полуфабрикаты и сырье по нарядам главка и всю продукцию сдавали государственным органам. Вся система имела крайне сложный и громоздкий вид. К лету 1920 г. существовали 49 главков, разделенных на 4 группы. Первые управляли крупной национализированной промышленностью (Главруда, Главтекстиль, Главторф и др.). Вторые руководили национализированными предприятиями и регулировали работу кустарной и кооперативной промышленности (Главкожа, Главодежда, Главкрахмал и др.). На третьи было возложено управление несколькими отраслями индустрии (например, добычей и переработкой) или предприятиями смешанного производства (к примеру, металлического и химического). Четвертые учитывали и распределяли произведенную продукцию (Главтоп, Центрохладобойня). Подобным образом осуществлялось также управление транспортом, сельским хозяйством, строительством и заготовками. Руководство фабрик и заводов назначалось сверху. Вначале предприятия подчинялись своему главку, а тот - непосредственно Президиуму ВСНХ. Затем были созданы еще дополнительные, промежуточные звенья: групповые объединения предприятий (тресты, кусты) и местные аппараты главков (областные и районные правления). Вся система «глав- кизма» стремительно оформилась в огромную бюрократическую машину. На 9-м съезде большевистской партии в марте 1920 г. было признано, что индустрия превратилась «...в ряд могущественных вертикальных объединений, хозяйственно изолированных друг от друга и только по верхушке связанных Высшим советом народного хозяйства»[77].
Легко заметить, что «военно-коммунистическая» структура управления экономикой была заимствована у модели «военного социализма», сложившегося в кайзеровской Германии, с характерными для нее принудительным отраслевым трестированием и жестким государственным руководством. Не случайно «творец» немецкой хозяйственной политики, крупный промышленник В.Ратенау с энтузиазмом приветствовал действия большевиков: «Всеобщая экономическая анархия привела к войне. Преодолеть ее последствия и предотвратить развязывание новой можно только, если послевоенная экономика будет строиться на основе всеобщего планирования..., - заявил он в феврале 1919 г. мюнхенскому экономисту Э.Никишу. - Это идея будущего, и жаль, что не германский, а русский народ стал ее пионером». В то же время он призывал большевистскую «автократию» еще решительнее огосударствлять общественную жизнь и оформлять ее в виде «органических структур». В конструктивные способности масс Ратенау, как и большевики, не верил. «Возврата к старому капиталистическому порядку не будет. Социальные отношения будут разрушены, но рабочий класс способен только к разрушению, созидательная работа - дело ума; только под руководством аристократии духа рабочий класс сможет создать новое общество», - говорил он большевику К.Радеку в ноябре 1919 г.[78]
