Юрий Семенов - ВЫПУСК 2. ИСТОРИЯ ПЕРВОБЫТНОГО ОБЩЕСТВА
К тому же нельзя забывать, что человек не только раздавал, но и дарил долю продукта, имевшуюся в его распоряжении. При этом чем больше продукта он раздаривал, тем меньше его оставалось для раздачи между своими людьми. Все это вместе взятое заставляло общество принимать меры, делавшие обеспечение определенного ряда лиц строго принудительным.
В результате общество нередко от чрезмерной свободы дачедележа переходило к жесткой его регламентации. Примером могут послужить некоторые австралийские племена (курнаи, нгариго, волгал, нарранг-га и др.). Там заранее было известно и то, какое именно лицо получит долю добычи, и то, какая именно часть животного составит эту долю.
Принимались обществом и иные меры. С одной из них мы сталкиваемся у гуаяков (Парагвай), у которых все дележные отношения сводились к трудодележным и дачедележным. Ограничение свободы дачедележа, которое мы встречаем у них, заключалось в том, что ни сам охотник, ни его родители не имели права есть убитое им животное. Они могли употреблять в пищу только мясо, добытое другими охотниками. Вполне понятно, что это само по себе вынуждало каждого охотника полностью отдавать все добытое им другим членам группы. Описанный запрет обеспечивал бесперебойное распределение добычи в форме дачедележа между членами группы.
И гуаяки не исключение. Запрет охотнику есть добытое им, обязательство отдавать это другим людям или иные сходные ограничения, существовал и у целого ряда народов, в частности, у сирионо Боливии, хуаненьо и луисеньо Калифорнии, пигмеев ака Центральноафриканской республики, эвенов, юкагиров, папуасов тор, ятмул и йимар.
Однако как строгая регламентация дачедележа, так и запрет охотникам употреблять в пищу мясо убитых ими животных встречаются довольно редко. Относительная свобода дачедележа была объективной необходимостью. Поэтому строгая регламентация и упомянутый выше запрет нередко исчезали и дачедележ снова принимал в значительной степени добровольный характер. Во всяком случае у ряда народов запрет охотнику есть мясо убитого им зверя встречается как пережиточное явление. У эскимосов иглулик, например, этот запрет касался только первых животных, убитых юношей.
Общество, как правило, заставляло людей делиться добытым продуктом друг с другом иным путем. Оно, с одной стороны, порицало и осуждало тех, кто оставлял себе слишком много, и прославляло, окружало почетом тех, кто раздавал по возможности большую часть добытого и возможно большему числу людей. Именно потому, что дачедележ, как правило, всегда имел в той или иной степени свободный, добровольный характер, человека, выступавшего в роли раздавателя, можно было как порицать за скупость, так и превозносить за щедрость. Понятия "скупость" и "щедрость" применимы только при характеристике дачедележа, но не разделодележа.
В обществах, в которых дачедележ получил развитие и стал основной формой распределения, щедрость считалась одним из самых важных человеческих качеств. Щедрость, как правило, приносила человеку всеобщее уважение, высокий социальный престиж. И желая прослыть щедрым, человек стремился не только добыть больше, но и раздать почти все добытое. Нередко охотник при этом оставлял себе самую незначительную часть добычи, причем худшие куски. Одновременно в этих обществах сурово осуждалась скупость, стремление побольше оставить себе. Обвинение в жадности считалось серьезным оскорблением.
Как следует из всего сказанному, хотя дачедележные отношения в целом являются круговыми, любой индивид, принадлежащий к определенному дачедележному кругу, является центром, от которого отходят линии, связывающие его с каждым другим членом этого круга. Круговые отношения при дачедележе дополняются линейными, канальными, которые неразрывно связаны с первыми. Вероятно, в применении к дачедележу можно говорить о круго-линейных отношениях.
Линейные отношения, существующие как дополнение к круговым отношениям и проявление последних, существенно отличаются от линейных отношений, существующих самостоятельно, подобно отношениям дарообмена. Эти отношения в отличие от дарообменных имели, если можно так выразиться, не двусторонний, а односторонний характер. Это были каналы с движением только в одну сторону. Движение по этим линиям шло только в одном направлении: от человека, являвшегося центром системы линий (А) к остальным людям.
Конечно, каждый другой человек в принципе тоже был центром, и от него в свою очередь отходил целый веер линий, среди которых была и связывающая его с А. От А отходили линии, связывающие его с Б, В, Г и т.д. От Б, В, Г и т. д. отходили линии, связывающие их с А. Но линия, связывающая А с Б, и линия, связывающая Б с А, не совпадали, не были одной линией. Это были две линии, два канала движения продукта, идущие параллельно. И движение продукта от А к Б вовсе не было с необходимостью обусловлено его движением от Б к А, как в случае дарообмена. А давал Б не потому, что ранее Б давал А, а потому, что оба они принадлежали к одному дележному кругу.
Иначе говоря, при дачедележе во всех случаях мы имеем дело с одной только дачей и никогда с отдачей. Человек всегда дает и только дает и никогда не отдает, никогда не возмещает полученного. Конечно, в определенных случаях взаимные дачи могут покрывать друг друга, но это не обязательное условие и вообще не условие существования и функционирования дачедележа. И если А по какой-либо причине перестает давать Б, то это не снимает с Б обязанности давать А. И Б давал А даже в том случае, когда последний (А) ничего не давал ему.
На принципиальную безвозмездность, точнее даже, безответность дачедележных и вообще дележных отношений, на качественное их отличие от отношений обмена указывают многие исследователи. В первобытном обществе всегда были люди, которые получали, но сами не давали. Это больные, калеки, престарелые.
Но если в отношениях между А и Б совершенно не обязательно должна была существовать взаимность, то тем более не требовалось эквивалентности между тем, что А получал от Б, и тем, что он сам давал Б. Всегда были люди, которые давали больше, чем получали, и люди, которые получали больше, чем давали. Были, разумеется, и такие, которые получали столько же, сколько давали сами. Во всем этом нагляднейшим образом проявлялся круговой характер дачедележных отношений.
Однако в существовании линий таилась возможность превращения дачедележных отношений в качественно отличные от них подлинные линейные отношения. И эта возможность в дальнейшем развитии не замедлила превратиться в действительность.
Характерным для дачедележа является и то, что отдельные люди, входящие в круг потенциальных получателей, выступали по отношению к давателю как более близкие или, наоборот, как менее близкие. Дачедележ предполагает существование разных степеней близости к раздавателю. И степень близости к давателю имеет существенное значение. Чем ближе потенциальный получатель к давателю, тем больше вероятность, что он станет реальным получателем.
Адекватной формой выражения и закрепления разборных и разделодележных связей, имевших исключительно лишь круговой характер, были родовые отношения. Наиболее адекватной формой для выражения и закрепления дачедележных связей были отношения линейно-степенного родства. Как известно, характерной особенностью последних было то, что отсчет родства велся от определенного лица - “Я”, или “Эго”, и все родственники располагались по степени удаленности от него.
Однако, хотя степень родственной близости очень часто была одновременно и степенью дачедележной близости, их совпадение имело место далеко не всегда. Важным фактором было поселение. С отдаленным родственником, жившим рядом, в одном лагере, делились чаще, чем с близким родственником, принадлежавшим к другой группе. Другим важным фактором была объективная нужда в пище. Как говорят материалы об эскимосах, человек давал пищу прежде всего тому, кто больше всего нуждался в ней. Более обеспеченные получали во вторую очередь и нередко чисто символические доли.
2.15. Этапы эволюции коммуналистических отношений
Таким образом, коммуналистические отношения в своем развитии прошли две основные стадии.
Первая стадия характеризуется господством безраздельной коммуналистической собственности на землю, природные ресурсы, вещи общего пользования и разборно-коммуналистической собственности на пищу и вещи индивидуального использования. Суть разборно-коммуналистических отношений состояла в том, что пища и вещи находились не только в собственности, но и в распоряжении коллектива. Члены коллектива, взятые по отдельности, не распоряжались ни пищей, ни вещами; они их только потребляли, только пользовались ими. Все необходимые для существования членов коллектива продукты труда распределялись между ними пропорционально их потребностям, т.е. коммуналистически.
