Виктор Колкутин - Самые нашумевшие преступления истории
Эти мысли не оставляли меня в течение всего судебного процесса. Особенно убийственной для Буданова и его защитника стала посмертная психологическая экспертиза Эльзы Кунгаевой, в ходе которой было доказано, что по своей структуре личности и складу характера она не могла в ситуации смертельной опасности проявить те эмоции и реакции, о которых давал показания Буданов, — хвататься за пистолет, угрожать расправой над его близкими, кричать о том, как она будет наматывать на автомат кишки его дочери и т. д.
Эльза Кунгаева была человеком (с точки зрения психологов), никогда не вступавшим в конфликты и даже боящимся их. Для неё единственным разрешением конфликтной ситуации был уход от неё. Уход любым способом. Вспомним ситуацию в доме Кунгаевых, когда по приказу Буданова его подчиненные стали увозить девушку из дома. Она потеряла сознание, и её пришлось нести на руках, завёрнутой в одеяло. Именно такой вариант поведения был для импульсивного Буданова наиболее неприемлемым и раздражающим. Он хотел контакта со своей пленницей любой ценой. Если бы она разговаривала с ним, кричала, как-то сопротивлялась, это, как ни странно звучит, было бы для неё спасением. Тогда похититель адекватно мог воспринять её поведение и видеть в ней полноценного противника. Противника можно пытать, посадить в холодную яму, но убивать его, пока не получишь нужные сведения, нельзя. Такова психология людей, подобных Буданову. Поэтому он и выдвинул ложную версию о том, что ему угрожали, поведение пленницы было активным ит. д. То есть Буданов, возможно, не совсем отдавая себе в этом отчёт, нарисовал картину того, как он бы вёл себя, если бы попал в аналогичную ситуацию плена. Молчание Эльзы Кунгаевой, её пассивность по отношению к собственной судьбе, полуобморочное состояние — вот что действительно вывело Буданова из состояния равновесия. Он, который командовал десятками взрослых людей (в числе них были весьма отчаянные личности), не мог выжать ни одного слова из молоденькой чеченки, почти ребёнка. Если бы не состояние алкогольного опьянения, возможно, он смог бы разобраться в причинах этой пассивности, однако то возбуждение, которое даже в малых дозах несёт в себе алкоголь, лишил Буданова этой возможности. Он зациклился лишь на одной версии: передо мной враг и его надо заставить говорить любой ценой! Второй составляющей его агрессивного поведения была непомерная амбициозность Буданова. Он представить себе не мог, что после нескольких часов допроса пленницы выйдет к сослуживцам и скажет: «Она мне ничего не сказала». Это, по его мнению, равнялось бы полной потере авторитета командира. Иными словами, сошлись две личности, конфликт которых в данной обстановке не мог разрешиться бескровно. Буданову нужна была от Эльзы Кунгаевой любая информация, чтобы оправдать своё самоуправство, а пленница не могла сказать ни слова, так как ситуация конфликта была для неё запредельным стрессом. Каждая из конфликтующих сторон пошла до конца. В результате — смерть Эльзы Кунгаевой, задушенной полковником Российской армии на территории дислокации подчинённой ему воинской части. А затем попытка этого полковника скрыть следы своего преступления руками подчиненных.
Такая вот психологическая составляющая этого уголовного дела.
Финал процесса
После некоторого сопротивления со стороны обвиняемого и его защитника суд назначил, а комиссия судебно-медицинских экспертов провела очередную судебно-медицинскую экспертизу состояния здоровья Ю.Д. Буданова. В результате исследований выяснилось, что никаких повреждений кожных покровов головы Буданова, причинённых осколками, не выявлено. Также не выявлено и самих осколков (достаточно было сделать рентгенографию черепа подсудимого в двух проекциях). Все сосудистые изменения в головном мозге были связаны не с последствиями каких-либо травм, а являли собой возрастные изменения на фоне быстро прогрессирующей гипертонической болезни.
Как ни старалась защита, но материальная почва заключений о невменяемости и аффекте была выбита окончательно. В этой ситуации суд был поставлен перед необходимостью назначить ещё одну комиссионную комплексную судебную психолого-психиатрическую экспертизу. В связи с выраженным сторонами процесса недоверием к экспертным учреждениям, в которых уже проводились подобные экспертизы, был сформирован уникальный состав комиссии, куда вошли специалисты, приглашённые из разных регионов и ведомств. Поначалу планировалось, что в состав комиссии войдут 15 человек, но часть профессоров отказалась от этой «почётной миссии». Кто-то просто испугался возможных последствий (забегая вперёд, скажем прямо — последствия в отношении некоторых членов комиссии имели место быть), кто-то посчитал невозможным идти против своей совести, но не у всех хватило духу в соответствии с этим публично высказать своё мнение. Оставим это на совести каждого. Важно другое — нашлись коллеги, которые не побоялись активно высказать свою позицию по данному делу, основываясь на своих специальных познаниях.
Итог работы этой комиссии был таков: двое экспертов составили отдельное от основной комиссии заключение (то есть фактически дали особое мнение), которое заключалось в отрицании у Буданова каких-либо хронических или временных психических расстройств. В период инкриминируемых ему деяний в превышении должностных полномочий, похищении и убийстве Эльзы Кунгаевой он мог в полной мере осознавать фактический характер и общественную опасность своих деяний и руководить ими. По заключению психолога, Буданов в период совершения преступления не находился в таком эмоциональном состоянии, которое могло существенно повлиять на его поведение при совершении инкриминируемых ему деяний. Эта часть комиссии также сделала вывод о том, что по своему психическому состоянию Буданов в настоящее время может осознавать фактический характер своих действий и руководить ими, правильно воспринимать обстоятельства, имеющие значение для дела, и давать о них правильные показания.
Большинство членов экспертной комиссии практически полностью подтвердило экспертное заключение, данное в гнц имени В.П. Сербского, откровенно проигнорировав те сведения, которые были получены уже в ходе судебного заседания по результатам судебно-медицинских экспертиз (в частности, отсутствие у Буданова признаков черепно-мозговой травмы и нахождение его 26.03.2000 г. в состоянии алкогольного опьянения). Совершенно были оставлены без внимания данные, полученные в ходе судебного заседания в отношении личности Эльзы Кунгаевой. Получается, что для этих экспертов она так и осталась «. физически крепкой девушкой, оказывавшей сопротивление подсудимому, общавшаяся с ним на русском языке и угрожавшая ему расправой с использованием выражений, присущих человеку, хорошо знающему русский язык.» По их мнению, Буданов был невменяем на момент совершения преступления, хотя в течение этих же суток такое состояние его психики дважды менялось: до убийства — вменяем, в момент убийства — невменяем, после убийства — снова вменяем. Многим участникам судебного процесса подобная схема показалась более чем странной, и суд принял за основу не то заключение, под которым подписалось большинство профессоров из разных городов Российской Федерации, а особое мнение двух экспертов и именно его положил в основу приговора. Надо сказать, что в моей практике это был первый случай, когда особое мнение для суда оказалось более объективным и научно обоснованным. Такое встретишь не часто, поэтому честь и хвала этим двум экспертам, которые своим профессионализмом, а главное, честным отношением к решению профессиональной задачи смогли убедить суд в своей правоте.
В приговоре так и написано: «Давая анализ заключению экспертов первой группы экспертов, суд исходит из того, что они фактически переоценили имеющиеся в материалах дела данные о наличии травм головного мозга, недооценив отсутствие фактов, <.> исключивших травматическое происхождение выявленного расстройства, установленное психологом отсутствие расстройства памяти. Отсутствует целостность и в выводах психолога, посчитавшего возможным оставить без анализа смену целевых ориентиров в поведении Буданова от поимки снайпера с целью демонстрации сослуживцам и подчинённым до производства незаконного допроса, а затем и расправы с последующим утаиванием следов преступления. При таких обстоятельствах заключение психолога, составившего его с экспертами первой группы [та, которая осталась на позиции невменяемости Буданова. — Авт.], в части наличия у Буданова как лица с психическими аномалиями высоковероятного состояния атипичного аффекта, является неполным и не соответствующим фактическим обстоятельствам. С учётом изложенного суд отвергает данное заключение как неаргументированное и научно не обоснованное. Заключение третьей группы экспертов [высказавшей особое мнение. — Авт.] в полной мере отвечает процессуальным правилам оценки доказательств, основано на более полных данных материалов дела и клинических данных объективного обследования, их выводы соответствуютустановленным судом обстоятельствам. Оценивая данное заключение в совокупности с другими сведениями о личности подсудимого, суд признает Буданова вменяемым.»
