Георгий Кнабе - Древний рим — история и повседневность
Ограничивая право проведения воды в частные дома, власти стремились сохранить значение и престиж уличного водоразбора. Его вода, как мы видели, обеспечивалась в первую очередь и потому стояла иерархически выше, чем вода частная или даже "именем Цезаря". Она считалась непосредственным общинным достоянием, и для пользования ею тоже нужно было именное разрешение сенатора - смотрителя водопроводов. То была, другими словами, вода не для прохожих и случайных людей, а только для своих. С тем же восприятием воды как общинного достояния связано отношение в Риме к ее продаже. Такая продажа существовала - это прямо явствует из источников[111], но из того, насколько редкими и беглыми являются упоминания о ней, явствует и другое: что она играла в Риме несравненно меньшую роль, чем, скажем, в Греции[112]. Показательно, что по мере подачи воды в частные дома относительный удельный вес уличного водоразбора сокращался, но в абсолютных цифрах он неизменно продолжал расти[113]. Пережиточно, генетически, общинное мышление продолжало жить, и одно из доказательств тому - последняя из отмеченных выше особенностей римского водоснабжения: упорное нежелание римлян ограничивать в своих городах и домах свободное течение воды.
Выше мы упоминали о том, что в глубокой древности римляне видели в источниках и реках либо богов, либо их обиталища. В классическую эпоху, то есть при поздней республике и ранней империи, это представление продолжало жить отчасти в виде искреннего убеждения, отчасти как дань народной традиции или как миф, сплетшийся с поэтическим образом. "Белы твои, о Клитумн, стада, постоянно омыты // Влагой священной твоей", - обращался Вергилий к притоку Тибра[114]. Вряд ли можно свести к поэтическому вымыслу ту речь, с которой во время битвы с Ганнибалом обращался к реке Требии римский полководец Сципион[115].
Богами, однако, были не только источники и реки сами по себе. Водопроводы, уличные фонтаны и колонки также имели свой культ, как и питавшие их родники[116]. Ежегодно 13 октября отмечался праздник Фонтаналий, посвященный главному богу источников Фонту - в этот день в его честь украшали цветами равно и родники и колодцы[117]. Не исключено поэтому, что и рельефные изображения, неизменно украшавшие уличные колодцы, имели если не сакральный характер, то сакральное происхождение. В одном из своих стихотворений Стаций славит нимф, которые "в Лации и на семи Рима холмах обитают", но которые в то же время "полнят волною своей" течение Тибра, живут в водах Анио и Марция и "сжатые камня громадой, по аркам высоким стремятся"[118].
Если в стихах Стация стирается грань между нимфами, живущими на холмах и в реках Лация, и теми, что населяют его водопроводы, то Проперций прямо включает в число священных источников наряду с Тибурном и Клитумном также и Марциев водопровод[119]. В специально отстроенных и питавшихся водопроводной водой нимфеях, заполнявших Рим и города империи, совершались обряды, связанные с культом местных источников[120].
Единый строй восприятия охватывал, таким образом, не только естественные водоемы, но соединял в общем сакральном представлении источники, реки, водопроводы, колодцы, фонтаны, уличные колонки. Водопровод, по-видимому, воспринимался как простое продление источника, а водоразборная колонка или уличный фонтан - как один из его выходов. Отсюда - та изоляция распределительных линий каждого водопровода от других, которая отмечалась выше как одна из трудно понимаемых особенностей римского водоснабжения.
48а, б; 49. Водопроводные трубы из Помпей
50. Схема водораспределительного устройства в головном сооружении римского водопровода
51. Водоразборная камера в Немаусе
Сакральное отношение к текущей воде - родниковой, речной или водопроводной - отражало характерное для замкнутой маленькой древней общины обожествление именно местной природы. Храмы, строившиеся по берегам рек и источников, были посвящены genii loci и возводились местными общинами[121]; в Риме древнейший алтарь Фонта находился рядом с основанным Анком Марцием храмом Януса и храмом царя Нумы на Яникуле, то есть на границе, замыкавшей некогда владения римской общины. Соответственно, по мере отмирания общинной экономики, общинной системы институтов и общинной идеологии исчезало сакральное отношение к текущей воде, появлялись плотины, ирригационные сооружения, краны, в источниках, хотя и с некоторыми ограничениями, стало разрешено купаться. Но, как видим, водопровод никогда не превращался до конца в инженерно-техническое сооружение. И при расцвете империи он продолжал оставаться для ее граждан током живой воды, имеющим свое начало, свое духовное бытие, свое лицо. Уличные линии водопровода были разновидностями русла, своеобразной дельтой, проточи которой, пусть заключенные в трубы и скрытые в земле, тем не менее оставались протоками, лишь доносившими все ту же местную, живую воду до улиц и домов. Смешивать их между собой в единой безликой "водораспределительной сети" было бы противоестественно и кощунственно[122].
И столь же противоестественным и кощунственным представлялось пресечение свободного тока природной воды, доставленной водопроводами в город. В римской мифологии в основе каждого культа обычно лежал некоторый исходный образ-понятие. Когда речь шла о проточной воде источников и рек, таким образом-понятием была энергия, с которой вода, подчиняясь неведомой силе, вечным током устремлялась из тьмы, где дотоле пребывала, на белый свет. Фонт был аватаром Януса - бога границы и перехода, осязаемо сопоставляемых концов и начал. Не случайно другим аватаром Януса и, следовательно, "братом" Фонта был Термин - покровитель межей и границ.
52. Двуликий Янус, римская монета
Непосредственным предметом почитания в культе источника было именно само не подчиняющееся никакой внешней силе вечное и свободное истечение. "Fons - unde funditur е terra aqua viva", - объяснял этимологию слова "источник" и тем самым имя Фонта Варрон ("источник - оттого, что истекает из земли живая вода")[123]. Главное для Горация в источнике Бандузии - что течение его не может пресечь (nescittangere) никакой зной[124]; главное для Плиния Младшего в Клитумне - "изобилие вод" ("ipsa sui copia"), которых столько, что они тут же, в нескольких шагах от источника, образуют полноводную реку[125]. Всякое преграждение изливающейся воды, задержка ее течения или загрязнение были нарушением этой энергии свободного тока. Римские краны, в тех редких случаях, когда они использовались, были сконструированы так, что лишь сужали струю воды, но никогда не перекрывали ее полностью.
Священный шум и плеск древней, природной, живой воды сопровождали жизнь италийских городов до конца... "Помпеи были оживленным и по-южному шумным городом. К вечеру, когда городской шум постепенно стихал, все сильнее начинали раздаваться иные, особые, звуки, которые за дневной суетой были едва слышны. Они разрастались, усиливались и постепенно заполняли собой весь город; внимательное ухо могло разобрать в них отдельные голоса, сливавшиеся в одну симфонию. То пела вода, с журчаньем лившаяся из водоемов, плескавшаяся в фонтанах и с тихим шорохом разливавшаяся по земле"[126].
Носилки, консервативная мораль и характер культуры
В предшествующем очерке мы имели дело с явлением, детально описанным древними авторами, тщательно исследованным учеными Нового времени, легко восстанавливаемым во всех подробностях благодаря обильным археологическим свидетельствам. Наша задача состояла в описании известного материала и в его исторической интерпретации. В настоящем очерке положение иное. Лектика (lectica), то есть носилки, которые несли носильщики-лектикарии и в которых зажиточные люди лежа передвигались по городу или в путешествиях[127], не представлялась римлянам достойной серьезного описания. Древние историки культуры характеризуют ее весьма редко и очень бегло[128], подлинных римских носилок сохранилось всего несколько экземпляров, у ученых Нового времени лектики не вызывали, кажется, никогда и никакого интереса. Складывается странное положение, при котором носилки упоминаются бесчисленное число раз почти у всех римских авторов, и составляли они, как видно, одну из распространеннейших принадлежностей городского быта, но как они были устроены и как ими пользовались, остается непонятным.
