Петр Аршинов - ИСТОРИЯ МАХНОВСКОГО ДВИЖЕНИЯ
Кто пишет и руководит в таких центральных изданиях, претендующих на руководство мировым пролетариатом, как «Известия» ВЦИКа, «Коммунистический Интернационал» или орган центрального комитета партии? Исключительно группы строго подобранных интеллигентов-демократов.
А кем руководятся политические органы, созданные, как указывает само название, не для целей труда, а для политики, для господства? В чьих руках находится центральный комитет партии, «Совнарком», «ВЦИК» и т.д.? Всецело в руках тех, кто вырос на политике, в стороне от труда, и кто имя пролетариата произносит так, как неверующий поп произносит пустое имя бога. И в их же руках находятся все хозяйственные органы страны, начиная с Совнархоза и кончая более мелкими главками и центрами.
Мы видим, таким образом, всю социальную группу демократии, занимающей главные руководящие места в государстве.
История человечества не знает примера, когда бы определенная социальная группа, имеющая свои классовые интересы и свой классовый путь, приходила к трудящимся с целью помочь им. Нет, всегда такие группы приходят к народу с целью прибрать его к своим рукам. Группа демократии не составляет исключения в этом всеобщем социальном законе. Наоборот — самым полным и законченным образом она подтверждает его.
Если в коммунистическом государстве на некоторых руководящих постах находятся рабочие, то ведь это только на пользу рабскому строю: они придают иллюзию народности демократической власти и имеют цементирующее, скрепляющее значение в возводимом господском здании социалистической демократии. Роль их второстепенная, главным образом исполнительная. Притом за счет остальной подневольной массы они пользуются привилегиями и вербуются из так называемых «сознательных рабочих», без критики приемлющих основы марксизма и социалистическое движение интеллигенции.
Рабочие и крестьяне в коммунистическом государстве социально порабощены, экономически ограблены, политически бесправны. Но это еще не все. Встав на путь всеобщего огосударствления, большевизм неминуемо должен был наложить свою руку и на духовную жизнь трудящихся. И действительно, трудно найти страну, где бы мысль трудящихся была так абсолютно подавлена, как в коммунистическом государстве. Под предлогом борьбы с буржуазными и контрреволюционными идеями уничтожена вся пресса некоммунистического исповедания, хотя бы эта пресса издавалась и поддерживалась широкими массами пролетариата. Никто не может вслух высказывать своих мыслей. Подобно тому, как общественно-хозяйственную жизнь страны большевизм распланировал согласно своей программе, так и духовную жизнь народа он вогнал в рамки этой программы. Живое поле народной мысли, народного искательства превращено в мрачную казарму партийной муштровки и учебы. Мысль и душа пролетариата посажены в партийную школу. Всякое стремление заглянуть за стену этой школы объявляется вредным, контрреволюционным.
Но и это еще не все. Такое искажение революции и ее перспектив, какое внес большевизм своей диктатурой, не могло пройти без протестов со стороны масс и без усилий с их стороны бороться с таким искажением. Но эти протесты привели не к ослаблению политического гнета, а к укреплению его. Открылась длительная полоса правительственного террора, превратившая всю Россию в сплошную гигантскую тюрьму, где страх стал добродетелью, ложь — обязанностью. Придавленные политическим гнетом, устрашаемые террором власти, лгут взрослые, лгут учащиеся-подростки, лгут дети 5-7 лет.
Возникает вопрос: почему же в коммунистическом государстве создалось такое невозможное положение — социальное, политическое и моральное? Неужели социалистическая демократия хуже своей предшественницы — капиталистической буржуазии? Неужели она не хочет допустить даже те обманные свободы, которыми буржуазия Европы и Америки сохраняет видимость равновесия в своих государствах? Дело здесь в ином. Хотя класс демократии и имеет свое самостоятельное бытие, материально он до последнего момента был беден, вернее нищ. В связи с этим, с первых дней своего политического выступления, он не мог найти в себе того единства и всеобщности, которые даются господствующим классам их привилегированным материальным положением. Демократия выдвинула лишь боевой партийный отряд в лице коммунистической партии, и этот отряд вынужден был в течение трех с лишним лет обходиться своими силами в громадном деле построения новой государственности. Не имея естественной опоры ни в одном из классов современного общества: ни в рабочих, ни в крестьянах, ни в дворянстве, ни в буржуазии (а сама демократия, экономически не организованная, не могла идти в счет), — коммунистическая партия естественно прибегла к террору и режиму всеобщего порабощения.
При рассмотрении террористической политики большевизма в России становится понятным, почему коммунистическая власть так открыто и поспешно размножает и закрепляет в лице компартии, верхов чиновничества и командного состава армии новую буржуазию. Последняя необходима ей как естественная почва, питающая ее живыми соками, как постоянная классовая опора в борьбе с трудовыми массами.
Все отмеченное нами коммунистическое строительство, несущее рабство рабочим и крестьянам, мы объясняем не ошибками и заблуждением большевизма, а сознательным его стремлением к порабощению масс, его господской эксплуататорской сущностью.
Спрашивается, в силу чего, однако, этой чуждой и враждебной трудовым массам группе удалось достигнуть руководства революционными силами народа, пробраться от его имени к власти, укрепить свое господство.
Этому две причины — распыленное, неорганизованное состояние масс в дни революции и обман их лозунгами социализма.
Существовавшие до 1917 года профессиональные организации рабочих и крестьян значительно отстали от кипучего революционного настроения последних. Революционный разлив масс вышел далеко за пределы этих организаций, он перерос их и оставил позади. Рабочие и крестьяне стали перед лицом развернувшейся социальной революции всей своей необъятной массой, не имея необходимой опоры и руководства в своих классовых организациях. А бок о бок с ними действовала прекрасно организованная социалистическая партия (большевики). Вместе с рабочими и крестьянами она принимала прямое участие в ниспровержении промышленной и земельной буржуазии, звала к этому массы, уверяя, что эта революция будет социальной — последней — революцией, ведущей порабощенных в свободное царство социализма и коммунизма. Для широких масс, не искушенных в политике, это казалось очевидной истиной. Участие же коммунистической партии в разгроме капиталистического режима породило огромное доверие к ней. Слой работников умственного труда, являющийся носителем идеалов демократии, был всегда настолько тонок и невелик, что массы никогда не знали о его существовании в целом, как об определенной экономической категории. Они поэтому в момент низвержения буржуазии не видели никого, кроме самих себя, кто бы мог занять место последней. На самом же деле это место целиком занял их случайный и обманчивый руководитель — большевизм, искушенный в политической демагогии.
Эксплуатируя без зазрения совести революционные устремления рабочих и крестьян к свободе, равенству и социальной независимости, большевизм с тонким мастерством подменил их идеей советской власти.
Во многих местах революционной России в первые дни октябрьского переворота трудящиеся идею советской власти приняли как идею их местного общественно-экономического самоуправления.
Благодаря огромной энергии и демагогическому смешению революционной идеи трудящихся со своей политически властнической идеей большевизм приблизил к себе массы и широко использовал их доверие.
Беда масс была в том, что они приняли учение социализма и коммунизма цельно и просто, так, как народ всегда принимает идеи правды, справедливости и добра. Между тем в этих учениях1 правда являлась лишь внешней приманкой, красивым, волнующим душу народа обещанием. Главное же в них, как и в прочих государственных системах, является захват и закабаление народных сил и народного труда небольшой, но хорошо организованной группой тунеядцев.
В вихре совершавшихся в России и на Украине событий, в массе политических, военных и иных операций факт восхождения к власти новой эксплуататорской группы первое время не улавливался отчетливо широкой народной массой. Потому что самый факт этот для своего окончательного завершения требует несколько лет времени. Он, кроме того, растянут в пространстве и искусно прячется заинтересованной группой. Нужно известное время, чтобы он стал открытым для широких масс.
Во время великой французской революции, когда решительно был разрушен феодализм — монархия королей и дворян, — массы думали, что это великое разрушение они делают во имя своей свободы и что руководящие политические партии являются в этом деле не более, как их друзьями и помощниками. Лишь по прошествии нескольких лет трудовой народ, осмотревшись, увидел, что произошла только смена властей, что место дворян и короля заняло новое господское эксплуататорское сословие — промышленная и торговая буржуазия. Такие исторические факты всегда требуют известного времени, чтобы стать открытыми и понятными широким массам.
