Евреи в войнах тысячелетий. Очерки военной истории еврейского народа - Штейнберг Марк
С собой в космос он взял кипу, талес и крохотную книжку с текстом Торы. А в связи с тем, что приближался праздник Рош-Хашана, он умудрился прихватить и маленький рог — шофар. Можно представить себе изумление его товарищей, когда Давид звуками своего шофара известил их о наступлении еврейского Нового года!
На мысе Канаверал установлена гранитная, отполированная до зеркального блеска, стела — символический мемориал американских астронавтов. На ней выгравированы имена тех, кто погиб, осваивая космос. В числе первых — имя Теодора Фримена.
Он родился в 1930 году в семье, чьи предки были выходцами из российской «черты оседлости». Еще в детстве Теда влекла авиация и он поступил в военно-морскую академию в Анаполисе, чтобы стать морским летчиком. Окончив ее в 1953 году, Теодор прошел усовершенствование, стал пилотом. Параллельно он учился в Мичиганском университете, стал магистром по астробиологии. Он также окончил школу летчиков-испытателей и был оставлен в ее штате в качестве инструктора.
Теодор налетал более 3000 часов при испытании самолетов, космическую специальность и заслужил славу пилота-виртуоза. Таким образом Тед Фримен был просто идеальным кандидатом в астронавты и 15 января 1964 года его зачислили в их группу при Центре пилотируемых космических полетов в Хьюстоне. Членов группы готовили к рейсу на орбитальном космическом корабле «Джемини».
15 октября 1964 года Тед совершал обычный тренировочный полет на экспериментальном самолете типа Т-38. Внезапно его машина рассекла огромную стаю диких гусей. Одна птица разбила стекло фонаря пилотской кабины, другая попала в воздухозаборник двигателя, и он заглох. Самолет стал падать, следовало немедленно катапультироваться.
Но тогда машина неминуемо рухнула бы на жилой городок авиабазы Эллингтон, где жили семьи астронавтов, товарищей Теда по группе и других летчиков. И Теодор Фримен не покинул машины, пока не отвел ее от жилого поселка. И только тогда он катапультировался, но высоты не хватило для раскрытия парашюта.
Так погиб этот мужественный человек, ценой самопожертвования сохранивший жизни своих товарищей, их жен и детей. Его подвиг видели сотни людей, и хотя он так и не вышел на орбиту, но решено было его имя поместить рядом с именами тех, кто погиб в борьбе за овладение космосом.
Приложение № 3
Зато мы делали ракеты.
Немногим известно, что среди создателей советских стратегических ракет было четыре еврея. Два из них — генералы, все четверо Герои Соцтруда, а один — дважды Герой.
В кабинете Сталина генерал Лев Рувимович Гонор оказался совершенно для себя неожиданно. И порядком перенервничал. Да и было от чего. В тот июльский день 1946 года его разыскали на даче под Ленинградом, на машине Управления госбезопасности привезли на аэродром, посадили в специальный самолет. В Москве прямо с трапа — в лимузин и в Кремль. На все потребовалось около четырех часов.
Столько и отпустил Сталин порученцам, когда на совещании в его кабинете министр вооружения Устинов предложил назначить генерала Гонора директором научно-исследовательского института, в котором будет сосредоточена разработка стратегических ракет. Естественно, этого сам Гонор знать не мог и в сакральный кабинет вошел с немалым трепетом душевным. Хотя бывать там ему приходилось не раз.
Впервые — когда Сталин вызвал его и приказал убыть в Сталинград, принять директорство знаменитым артиллерийским комбинатом «Баррикады». После того как этот комбинат был уничтожен немецкой авиацией, Сталин направил Гонора в Свердловск. Он возглавил завод, развернутый на базе Уралмаша и всю войну выпускал пушки для танков и самоходных орудий. Более 30 000 тысяч таких пушек — почти все советские танки оснащены были ими. Сталин же вызвал его после войны и направил в Ленинград руководить заводом «Большевик», одним из крупнейших военных предприятий.
Так что в четвертый раз порог этого кабинета переступил уже Герой Соцтруда, лауреат Сталинской премии I степени, генерал-майор инженерно-артиллерийской службы, кавалер пяти высших военных орденов. А вышел из него ответственный руководитель организации, которому было приказано в кратчайшие сроки наладить проектирование дальнобойных баллистических ракет. Если пушки в России делали с незапамятных времен, то ракеты такого типа — никогда. Было о чем задуматься еврею, родившемуся в 1906 году в маленьком местечке на киевщине, где ни о пушках, ни тем более о ракетах представления не имели.
Тем не менее бывалому руководителю не привыкать было к неожиданным ситуациям. Со свойственными ему энергией и хваткой принялся Гонор за абсолютно новое дело. Учреждение, которое ему пришлось создать, получило наименование НИИ-88. Оно развертывалось на базе бывшего артиллерийского завода в Подлипках, под Москвой. Завод же был эвакуирован на Урал, там и остался.
Уже в августе Гонор утвердил штатно-должностной список сотрудников своего института. Один из ведущих отделов в нем возглавил Сергей Королев, недавно выпущенный из бериевской «шарашки», где он проработал почти всю войну. Там же работал и Валентин Глушко, ставший руководителем моторного отдела.
Как видим, в связи с высочайшей важностью и срочностью ракетной программы в НИИ-88 стали собирать специалистов со всей страны, в том числе — из тюремных КБ. И если уж шли на такое, то и на этническую принадлежность персонала особого внимания не обращали. Видимо, именно этим обстоятельством объясняется, что среди сотрудников НИИ-88 оказалось непропорционально много евреев, в том числе — среди основных конструкторов.
Заместителем главного инженера работал Борис Евсеевич Черток, впоследствии членкор Академии наук СССР. Главным конструктором зенитных ракет был Наум Уманский. Ракетные двигатели производились на заводе, где в войну ремонтировались самолеты. Естественно, в нем не было соответствующего оборудования, персонал не готов к новому производству. Однако все эти проблемы смог решить и наладить производство главный инженер завода Лев Самойлович Давидов.
Начальниками ведущих цехов завода были Матвей Глухман, Илья Могилевский, Михаил Салита. Главным технологом — Исай Кохан, его заместителем — Нисан Гельфанд. Военной приемкой руководил полковник Борис Копылов.
Первой задачей НИИ-88 было срочное производство ракеты А-4, которая, в сущности, являлась точной копией германской ФАУ-2. Ее фрагментов и целых агрегатов было захвачено в Польше и Германии наступающими войсками немало, как и некоторых инженеров и конструкторов ракетных немецких заводов.
Несмотря на это, освоение совершенно новой продукции было весьма сложным делом. Однако генерал Гонор и его сотрудники с этой задачей справились вполне успешно и меньше, чем через год, осенью 1947-го, на полигоне «Капустин Яр» были проведены пуски А-4, которые завершились вполне успешно.
Такой успех способствовал существенной активизации программы НИИ-88. Его директор генерал Гонор санкционировал два проекта: создание оперативно-тактической ракеты Р-2 (дальность до 600) и стратегической Р-3 (дальность до 3000). В апреле 1948 года Лев Рувимович снова был вызван в кабинет Сталина. Он докладывает о состоянии ракетного производства и его перспективах на совещании членов Политбюро, министров и Генеральных конструкторов. Доклад Гонора был принят вполне одобрительно.
Казалось, директора НИИ-88 ждут только поощрения и награды. Ведь все планы его института выполнялись успешно и с опережением сроков. Но… Наступали времена «борьбы с космополитизмом», был убит Михоэлс, назревала расправа с президиумом еврейского антифашистского комитета, членом которого был и Лев Рувимович. И в 1950 году его отстранили от должности директора НИИ-88. Подержали в резерве и направили в Красноярск директором артиллерийского завода № 1004.
Видимо, именно поэтому Гонор все-таки уцелел, избежал расправы над членами президиума ЕАК. Но в январе 1953 года настал и его черед: «взяли» и доставили на Лубянку. Там ему предъявили обвинение во вредительстве и работе на израильскую разведку. Сегодня даже не верится как-то: обвинить в таких делах человека, который своей деятельностью вооружил все советские танки и самоходные орудия, а потом руководил созданием первых баллистических ракет!
