Пайпс - Русская революция. Россия под большевиками. 1918-1924
Новая бюрократия формировалась по модели дореволюционной. Как и до 1917 г., чиновники служили государству, а не народу, который они воспринимали как враждебную силу. Анархист Александр Беркман, посетивший Россию в 1920 г., так описывал типичное госучреждение при новой власти: «Советские учреждения [на Украине] являли собой привычную московскую картину: скопище усталых, изможденных людей, изголодавшихся и безразличных ко всему происходящему. Картина типичная и печальная. Коридоры и кабинеты переполнены просителями, добивающимися разрешения сделать что-либо или получить право чего-нибудь не делать. Лабиринт новых декретов столь запутан, что служащие предпочитают решать сложные проблемы самым простым "революционным" методом, руководствуясь собственным "революционным сознанием", и, как правило, не в пользу просителя.
Повсюду длинные очереди, и во всех кабинетах барышни в туфельках на высоких каблуках беспрестанно пишут и перекладывают какие-то бумаги. Они пыхтят папиросками и оживленно оценивают преимущества той или иной службы по размеру пайка, символа советского быта. Рабочие и крестьяне, с обнаженными головами, смиренно приближаются к длинным столам. Почтительно, почти раболепно, они просят выдать справку, ордер на одежду или "талон" на обувь. "Не знаю", "В следующем кабинете", "Приходите завтра" — обычные ответы. Кто возмущается, кто жалуется, кто умоляет снизойти и выслушать или хоть что-то посоветовать»59.
Как и при царе, советское чиновничество было строго классифицировано. В марте 1919 года власти разбили государственную службу на 27 тщательно разграниченных категорий. Различие в жалованьи между категориями было не слишком резким: так, обслуга самого низкого разряда, куда входили швейцары, уборщицы и т. д., получала порядка 600 руб. (старыми), а служащие наивысшего, 27-го разряда (главы отделов комиссариатов и т.п.) получали 2200 рублей60. Но жалованье само по себе в условиях гиперинфляции значило мало: главным становились различные привилегии, из которых самыми важными были продовольственные пайки. Так, в 1920 году Ленин не мог, конечно, просуществовать на свое жалованье в 6500 рублей месяц, сумму, достаточную для приобретения разве что штук 30 огурцов на черном рынке, кстати, единственном месте, где рядовые граждане могли их достать61. Помимо пайка, чиновники прикармливались от взяток; взяточничество, несмотря на суровые меры борьбы с ним, принимало ужасающие размеры62.
Ленин предпочитал приписывать пороки советского аппарата засилью бывших царских служащих: «Наш госаппарат, за исключением Наркоминдела, — писал он, — в наибольшей степени представляет из себя пережиток старого, в наименьшей степени подвергнутого сколько-нибудь серьезным изменениям. Он только слегка подкрашен сверху, а в остальных отношениях является самым типичным старым из нашего старого госаппарата»63. Но об истинных причинах зла, как можно судить по его отрывочным и путаным замечаниям, у него не было ни малейшего представления. Размер бюрократизации определялся непомерными амбициями советского руководства на управление всей жизнью страны, тогда как его коррумпированность предопределялась отсутствием общественного контроля за деятельностью аппаратчиков.
* * *
Летом 1920 г. партию потряс удар изнутри: инакомыслие в собственных рядах, которое партвожди окрестили «Рабочей оппозицией». Она отражала недовольство большевиков-рабочих тем, что власть в стране захватила интеллигенция, а конкретно была протестом против бюрократизации на производстве и одновременного падения авторитета профсоюзов и утраты ими своей независимости. Хотя возглавляли оппозицию ветераны РКП(б), она отражала настроения большинства рабочих, не принадлежавших ни к какой партии или склонявшихся к меньшевикам. Наиболее сильна она была в Самаре, где на ее стороне был губком, а также в Донбассе и на Урале. Особенно сильным влиянием пользовались оппозиционеры в металлургической, горнодобывающей и текстильной отраслях промышленности64. Лидер оппозиции, Александр Гаврилович Шляпников, возглавлял Союз металлистов, самый мощный в стране и традиционно наиболее симпатизирующий большевикам профсоюз. Рабочего происхождения, партийный функционер высшего ранга, он в годы Первой мировой войны руководил петроградским большевистским подпольем, а в 1917 году возглавил Наркомат труда. Его любовница Александра Михайловна Коллонтай была наиболее красноречивым идеологом движения. Параллельно «Рабочей оппозиции» возникла еще одна «ересь» — «демократический централизм». Это движение, куда входили известные партийцы-интеллигенты, выступало против бюрократизации партии и использования в промышленности «буржуазных специалистов». Сторонники «демократического централизма» требовали предоставления большей власти Советам, противостоя притязаниям профсоюзов на доминирующую роль в управлении народным хозяйством. Один из лидеров этой оппозиции, Т.В.Сапронов, старый большевик, тоже пролетарского происхождения, отважился на партийном съезде назвать Ленина «невеждой» и «олигархом»*.
* Изъятые из официальных протоколов, эти эпитеты впервые обнародовал Сталин в 1924 г.: Сталин И. Об оппозиции. М.—Л., 1928. С. 73.
Рабочую оппозицию составляли твердокаменные большевики. Они признавали партийный диктат и «руководящую роль» партии в профсоюзах; они одобряли отмену «буржуазных» свобод и подавление иных политических партий. Они не видели недостатков в политике партии по отношению к крестьянству. Во время Кронштадтского мятежа в 1921 году они были в числе первых, кто записывался добровольцами в отряды, формировавшиеся для подавления восставших матросов. По словам Шляпникова, его расхождения с Лениным касались не сути, а средств. Рабочая оппозиция не могла смириться с тем, что интеллигенция, образовавшая новую бюрократию, оттесняет от руля управления правящий класс — пролетариат. Ведь фактически в «рабочем» правительстве на руководящих постах не было ни одного рабочего: большинство из них не только нигде и никогда не занимались физическим трудом, но и вообще не имели никакого постоянного занятия, кроме революции65.
Ленин очень серьезно отнесся к этим обвинениям: он не собирался оставлять безнаказанным проявление «рабочей стихии», с которой ему приходилось бороться с момента основания партии большевиков. Заклеймив «Рабочую оппозицию» как проявление меньшевизма и синдикализма, Ленин тотчас же расправился с ней. Но при этом ему пришлось применить приемы, которые окончательно растоптали последние остатки демократизма в партии. Чтобы сохранить миф о том, что установившийся диктат большевиков это и есть обещанная диктатура пролетариата, и при этом пренебрегать требованиями этого самого якобы носителя власти, потребовалось изолировать правительство даже от его же сторонников.
«Рабочая оппозиция» открыто проявилась на IX съезде партии (март 1920) в связи с решением Москвы ввести в промышленности принцип единоличного руководства. До тех пор работой национализированных предприятий руководило правление, куда входили вместе с техническими специалистами и партийными работниками представители профсоюзов и фабрично-заводских комитетов. Такое устройство оказалось малоэффективным, и на него возложили вину за катастрофическое падение промышленного производства. Партийное руководство уже в 1918 году приняло решение о переходе к личной ответственности, однако тогда, из-за сопротивления рабочих, исполнить его было трудно. Теперь, после окончания гражданской войны, IX съезд партии принял решение о введении в действие «сверху донизу неоднократно провозглашавшегося принципа точной ответственности определенного лица за определенную работу. Коллегиальность, поскольку она имеет место в процессе обсуждения или решения, должна безусловно уступать свое место единоличию в процессе исполнения»66. Ожидая такого поворота, Всероссийский центральный совет профсоюзов (ВЦСПС) в январе 1920 г. проголосовал против единоличного руководства. Ленин не стал прислушиваться к этому мнению, как не придал он значения и настроениям рабочих Донбасса, делегаты которых проголосовали в соотношении 21 против 3 в пользу сохранения коллегиального руководства в промышленности67.
При новом укладе, внедрявшемся по всей стране в 1920 и 1921 годах, профсоюзы и фабзавкомы уже не участвовали в принятии решений, но лишь содействовали исполнению распоряжений, отданных вышестоящими руководителями. Ленин добился того, чтобы на IX съезде приняли резолюцию, запрещавшую профсоюзам вмешиваться в управление. Эта резолюция обосновывалась тем соображением, что при коммунизме, который устранил эксплуатирующие классы, профсоюзам нет необходимости защищать интересы рабочих, ибо за них это делает само государство. Их роль при новой государственной формации должна сводиться к повышению производительности и поддержанию трудовой дисциплины, как проводников политики правительства: «При диктатуре пролетариата профессиональные союзы превращаются из органов борьбы со стороны продавцов рабочей силы против господствующего класса капиталистов в аппараты правящего рабочего класса. Задачи профсоюзов лежат, главным образом, в области организационно-хозяйственной и воспитательной. Эти задачи профессиональные союзы должны выполнять не в качестве самодовлеющей, организационно-изолированной силы, а в качестве одного из основных аппаратов Советского государства, руководимого Коммунистической партией»68.
