Николай Данилевский - Россия и Европа
Конец
Примечания к Главе XVII
[1] * Пожелания (лат.).
[2] Согласно Библии, израильский царь Соломон (972-932 гг. до н. э.), задумав начать строительство в Иерусалиме храма Иеговы, заключил договор с финикийским царем Хирамом, приславшим из Тира искусных строителей и резчиков.
[3] Речь идет о знаменитом сражении у Марафона (490 г. до н. э.), в ходе которого афиняне под командованием стратега Мильтиада наголову разбили высадившееся с кораблей персидское войско.
[4] Зороастр - греческое имя иранского пророка Заратуштры (время жизни предположительно конец VII - начало VI в. до н. э.), реформировавшего древнюю иранскую религию маздеизм и создавшего на его основе новую религиюзороастризм. Заратуштре принадлежит авторство "Гат", древнейшей части священной книги зороастрийцев "Зенд-Авесты".
[5] "Феогония" ("Теогония") - поэма греческого поэта VIII - VII вв. до н. э. Гесиода, в которой излагаются представления греков о родословной эллинских богов и о создании мира.
Четьи-Минеи - церковные сборники XII-XVIII вв., содержащие жизнеописание святых в порядке празднования их памяти, а также богослужебные песни, поучения, молитвы и др.
[6] Духоборство - одно из направлений старого русского сектантства, относящееся к так называемым духовным христианам. Духоборство возникло в середине XVIII в. в крестьянской среде; его последователи (духоборы, духоборцы, "борцы за дух") отвергали духовенство, монашество, храмы, церковные таинства, почитание креста и икон. Отрицая преклонение перед "кумирами", они требовали почитания человека ("живого храма"), поскольку в человеке обитает дух божий.
[7] * Монстр, чудовище (лат.).
[8] Т. е. Фридриха Вильгельма (1620-1688), при котором начался процесс усиления Бранденбургского курфюршества, ставшего в 1701 г. при преемнике Фридриха Прусским королевством.
[9] Речь идет о нашествии венгров в конце IX в. (подробнее см. примеч. 3 к главе четырнадцатой).
[10] Имеется в виду должность предводителя дворянства.
[11] Закрепощение крестьянства в России происходило поэтапно с 1581 г., когда были введены "заповедные лета" как временная мера (впредь до их отмены крестьянам запрещалось переходить от одного владельца к другому), до 1649 г., когда "Соборное уложение" юридически оформило крепостное право.
[12] В решениях, принятых 4-11 августа 1789 г.. Учредительное собрание (бывшее Национальное собрание) Франции провозгласило, что "феодальный режим полностью уничтожен".
[13] "Положение 19 февраля 1861 г." о крестьянах, вышедших из крепостной зависимости, немедленно предоставляло личную свободу частновладельческим крестьянам великорусских, украинских, белорусских и литовских губерний, однако экономическая зависимость крестьян от помещиков сохранялась на неопределенный срок.
[14] Имеются в виду издания "Вольной русской типографии", открытой А. И. Герценом в Лондоне в 1853 г.
[15] * Волей-неволей (лат.).
[16] * Как непременное условие-дословно: "без чего нет" (лат.).
[17] Строки из стихотворения А. С. Хомякова "Ключ".
ПРИЛОЖЕНИЕ[1]*
Н. Н. Страхов
О книге Н. Я. Данилевского "Россия и Европа"
Память Н. Я. Данилевского драгоценна для "Славянского общества"[2] не только как память полезного деятеля по государственному хозяйству, отличного русского натуралиста, пламенного патриота, человека, явно и тайно делавшего приношения на славянское дело из своего трудового имущества, но главное и больше всего как учителя тех идей, которые лежат в самой основе "Общества", составляют его душу. В этом отношении заслуга Н. Я Данилевского так велика, что размеров ее мы теперь еще и определить не можем. Он написал книгу "Россия и Европа", которую можно назвать катехизисом или кодексом славянофильства; так полно, точно и ясно в ней изложено учение о славянском мире и его отношении к остальному человечеству. Скажем здесь несколько слов об этой книге; постараемся указать ее особенности и высокие достоинства.
Есть явления в умственном мире, которые совмещают в себе и завершают собою целые периоды в развитии науки, литературы, изображают собою смысл целого направления духовной деятельности. Так, положим, стихи Пушкина представляют нам всю ту поэзию, которая развилась у нас после карамзинского переворота; множество поэтов, существовавших перед Пушкиным и в одно время с ним, так сказать, поглощены и сосредоточены в произведениях нашего величайшего поэта. Точно так же, например, Гегель совмещает в себе всю немецкую философию после Канта; он есть настоящий представитель всего этого периода, мыслитель, в котором с наибольшей силою и ясностью выразилось все тогдашнее направление философии.
В других, меньших, размерах подобное отношение существует, очевидно, между книгою Н. Я Данилевского и тем направлением нашей литературы, которое известно под именем славянофильства. В какой мере эта книга завершает и совмещает в себе славянофильские учения, это другой вопрос; но что она имеет такое завершающее и представительное значение - в том невозможно сомневаться. Быть может, со временем Н. Я. Данилевский будет считаться славянофилом по преимуществу, кульминационной точкой в развитии этого направления, писателем, сосредоточившим в себе всю силу славянофильской идеи. Если имя Хомякова никогда не забудется в истории русской мысли, то, может быть, то, что сказал Данилевский, будет более памятно, сильнее и яснее отразится в умах.
Но, положим, даже не так; положим, Данилевскому не суждено стоять не то что выше, а лишь впереди предшествовавших славянофилов; во всяком случае, "Россия и Европа" есть книга, по которой можно изучать славянофильство всякому, кто его желает изучать. С появлением этой книги уже нельзя говорить, что мысли о своеобразии славянского племени, о Европе, как о мире нам чуждом, о задачах и будущности России и т. д., что эти мысли существуют в виде журнальных толков, намеков, мечтаний, фраз, аллегорий; нет, славянофильство теперь существует в форме строгой, ясной, определенной, в такой точной и связной форме, в какой едва ли существует у нас какое-нибудь другое учение.
Тут нам следует рассмотреть возражение, обыкновенно делаемое против книг такого рода, как "Россия и Европа". Говорят, и уже успели сказать несколько раз, что в этой книге нет ничего нового. Этот вопрос о новости чрезвычайно труден, и этою трудностью всегда пользовались люди, недоброжелательствующие самому делу. Что нового в Пушкине? По-видимому, у него все то же, что у Жуковского, Батюшкова, Козлова и пр. Тот же язык, те же формы произведений, одинаковые литературные привычки и приемы. Между тем, в сущности, новость огромная: создание русской поэзии, основание русской литературы. Итак, уловить новое вовсе не легко. Иной скептик готов будет, пожалуй, сказать, что и великолепный дом, который он видит в первый раз, не представляет ему ничего нового, так как он уже давно видел кучи кирпичей, из которых этот дом построен.
Но в настоящем случае для читателя сколько-нибудь внимательного и серьезного не может быть, нам кажется, никакого вопроса и сомнения. В книге Данилевского все новое, от начала до конца; она не есть свод и повторение чужих мнений, она содержит только одни собственные мнения автора, мысли, никем никогда еще не сказанные, почему он и почел за нужное их высказать. "Россия и Европа" есть книга совершенно самобытная, отнюдь не порожденная славянофильством в тесном, литературно-историческом смысле этого слова, не составляющая дальнейшего развития уже высказанных начал, а, напротив, полагающая новые начала, употребляющая новые приёмы и достигающая новых, более общих результатов, в которых славянофильские положения содержатся как частный случай. Когда мы, несмотря на то, называем учение "России и Европы" славянофильством, то мы разумеем здесь славянофильство в отвлеченном, общем, идеальном смысле; собственно говоря, это вовсе не славянофильство, а особое учение Данилевского, так сказать, "данилевщина". Данилевщина включает в себя славянофильство, но не наоборот.
Новые явления в умственном мире мы часто принимаем за старые, давно нам знакомые: ошибка самая естественная. Новые явления часто заставляют нас расширять и обобщать смысл прежних понятий: так, с появлением "России и Европы" мы должны расширить и обобщить смысл давно употребляемого термина "славянофильство". Оказалось, что есть славянофильское учение, вовсе не похожее на то, что мы привыкли называть этим именем.
В чем же сходство и в чем различие? Сходство, очевидно, заключается в практических выводах. Понятно, что Н. Я. Данилевский, говоря о потребностях России, о тех стремлениях, которых ей следует держаться, в значительной мере должен был совпадать с прежними славянофилами. Люди, живо и глубоко чувствующие интересы своей родины, любовно вникающие в ее историческую судьбу, конечно, никогда не разойдутся далеко по вопросам, что следует любить, чего следует желать. В этом отношении, как мы видели на множестве примеров, сердечная проницательность заставляет многих говорить и действовать даже вопреки своему образу мыслей, вопреки самым ясным началам, ими исповедуемым. Есть случаи, когда вся Россия, можно сказать, обращается в славянофилов.
