Дуглас Рид - Спор о Сионе
Подобные законы способны подавить любое открытое обсуждение, но не могут запретить думать. Их назначением явно было исключить всякое общественное расследование о характере режима, установленного как к востоку, так и к западу от «железного занавеса». Результатом явилась «свобода грабежа» также и в англо-американской зоне оккупации, причём согласно упомянутому англо-американскому «закону против антисемитизма» уголовным преступлением было бы также и всякое открытое обсуждение нижеследующей истории, которую автор цитирует из еврейской газеты «Jewish Herald» в Иоганнесбурге:
«Филипп Ауэрбах был человеком необычайно сильного характера и крайней смелости, сгоравший еврейской гордостью и чувством ненависти к германскому нацизму…Он был жесток и безжалостен в те дни, когда американцы ещё ненавидели Германию и готовы были выполнять его требования, помогая ему освобождать немцев от награбленного ими, предоставив ему право подписи любых документов, неограниченное право обыскивать, арестовывать и наводить ужас… В те дни, когда Филипп Ауэрбах возглавлял мощные еврейские демонстрации в Германии после войны, его всегда сопровождали высокопоставленные американские офицеры, подчёркивая этим его авторитет. С еврейским флагам во главе этих демонстраций Ауэрбах принимал парады под звуки исполнявшегося оркестром еврейского гимна Хатиква, с десятками тысяч ди-пи в непрестанном политическом наступлении за открытие для евреев ворот Палестины, перед восстановлением еврейского государства… Никто никогда не сможет даже приблизительно оценить в денежном выражении все ценности, которые Ауэрбах вывез из Германии — оборудование, одежду, мебель, автомобили и все иные виды товаров… Он пользовался в Германии властью, уступавшей разве лишь военной администрации».
Описанный здесь субъект (которого хорошо помнят и все русские, проживавшие по окончании войны в Баварии — прим. перев.) был частным лицом, которое, тем не менее, могло использовать для своего грабежа американские вооружённые силы. Его преступления были настолько явными, что со временем даже еврейским организациям пришлось от него отмежеваться (говорят, кстати, что он грабил евреев не хуже, чем христиан), хотя скорее по необходимости, а отнюдь не из моральных соображений. На восьмом году по окончании воины (1952), когда «свободному миру» потребовалась поддержка западной Германии, Ауэрбах был арестован по обвинению «включавшему вывоз из Германии бесконечного количества товаров по поддельным документам, в чём по-видимому были замешаны также еврейские офицеры американской армии и еврейские благотворительные организации».
В 1952 г. западную Германию заставили платить «репарации» новому сионистскому государству, т. ч. открытое разоблачение грабительской деятельности Ауэрбаха, при поддержке американской армии было невыгодным. Цитированное выше обвинение было поэтому опущено, как пишет «Джуиш Геральд», «несомненно ввиду возможных осложнении политического характера». Без этого, любые фальсификации вряд ли смогли бы оправдать платёж немцами дани русским местечковым сионистам в Палестине. Ауэрбаха судили (вместе с попавшимся на том же деле раввином) по сравнительно маловажным обвинениям в растрате общественных фондов на сумму в 700 000 долл., шантаже, взяточничестве и подделке расписок. Он получил два с половиной года тюрьмы и впоследствии покончил с собой. Американская и английская печать поместили об этой истории краткие и маловразумительные сообщения. Не упустив отметить, что она указывает на возрождение «антисемитизма» в Германии. Разумеется это было эхом на сообщения еврейской печати, которая, после самоубийства Ауэрбаха, в тоне обвинения вопрошала: «На ком его кровь?» и т. п. Другими словами, общим правилом к тому времени стало, что осуждение любого еврея по любому обвинению, будь он виновен или невиновен, само по себе являлось «антисемитизмом». «Джуиш Геральд», например, считал обвинения Ауэрбаха морально позорными и неоправданными, поскольку они относились к периоду времени, когда «обычные правила поведения никем не соблюдались, меньше всего евреями, которые совершенно справедливо игнорировали немецкие представления о том, что хорошо и что плохо». Игнорировавшиеся евреями принципы были однако не только немецкими, но общепринятыми во всём христианском мире, или, по крайней мере они были таковыми до тех пор. Единственным протестом против этих фальсификаций, который удалось найти автору, был со стороны еврейского корреспондента газеты «Нью-Йорк Дейли Ньюс», случайно оказавшегося жертвой ауэрбаховских махинаций; поступи он со стороны одной из его немецких жертв, или же американских, или английских свидетелей, ни одна западная газета его не напечатала бы.
Народы Запада не знали в то время, разумеется, ничего об этих событиях в оккупированной англичанами и американцами Германии; если бы они даже и знали о них, они вряд ли особенно протестовали бы, ибо в этот период они были ещё полностью под влиянием пропаганды военного времени, в особенности в вопросе нацистских концентрационных лагерей. Видимо, они совершенно забыли, что концлагеря были коммунистическнм изобретением (см. прим. № 1 к настоящей главе), скопированным Гитлером, и что, чем дальше красным армиям разрешали проникать вглубь Европы, тем более было обеспечено дальнейшее процветание этой системы. Их чувства были воспламенены ужасающими картинами кинохроник, показывавшихся им на миллионах экранов по мере того, как союзные армии продвигались в Германию, со штабелями истощённых трупов, сложенных как дрова, в этих лагерях. Автор был в числе этих зрителей, и с большими сомнениями слушал комментарии вокруг себя. Пропаганда военного времени — один из самых коварных ядов, и автор полагает, что эти кинозрители 1945 г., которыми течение долгих лет не показывалось правдивой информации, потеряли всякую способность, а возможно даже и желание объективно оценивать то, что они видели. Большинство из них принимало показанные им трупы за трупы евреев, ибо это вдалбливалось им печатью день изо дня. Они постоянно читали о «нацистских газовых камерах для евреев»… о «нацистских крематориях для евреев», и лишь немногие из них дали себе труд прочесть впоследствии воспоминания заключённых, чтобы разобраться в том, кем эти жертвы были в действительности. Дадим лишь один пример: немецкая коммунистка-еврейка, проведшая 5 лет в концлагере Равенсбрук (г-жа Маргарита Бубер-Нейман, жена убитого в московском НКВД немецкого коммуниста Гейнца Неймана) свидетельствует, что первыми жертвами были больные, инвалиды и неработоспособные, называя в числе следующих жертв на первом месте поляков, затем чехов, балтийцев, венгров и прочих. Другими словами, горы трупов были жертвами того же бессердечия, как и живые, которых западные союзники гнали обратно в район советских концлагерей; что же касается «нацистских» концлагерей, то историческая правда, которую стремится установить настоящая книга, требует констатировать, что к тому времени, когда союзные армии вступили на территорию Германии, они фактически находились под внутренним коммунистическим контролем, евреи были в числе мучителей, и антикоммунизм мог привести заключённого скорее в камеру смерти, чем антигитлеризм. Ещё десять лет тому назад (т. е. в начале 40-х годов — прим. перев.) подобное высказывание потонуло бы в гомерическом смехе, если бы оно смогло вообще быть опубликовано. В наши дни, однако, уже достаточно стало известным об иллюминатско-коммунистических методах проникновения во все классы, партии, церкви, организации и учреждения, чтобы у многих появилось желание — так, по крайней мере, кажется автору — подождать, без предвзятого мнения, конкретных доказательств; автор постарается ниже их представить.
Ленинским лозунгом было превращение всех войн в гражданскую войну, что означало, что заговорщики должны были воевать не за победу их страны, но исключительно за успех революции. Захват концентрационных лагерей изнутри обеспечивал наилучшую помощь этой стратегии, ибо концлагеря были полны людей, которые, пережив их, стали бы насмерть бороться с коммунизмом, как они ранее боролись против гитлеризма. Наш мир никогда не был в состоянии правильно понять этого аспекта сопротивления Гитлеру, как он никогда не мог правильно понять и самого Гитлера. Кто внимательно прочтёт настоящую книгу, сможет понять глубокое значение слов, сказанных им Герману Раушнингу: «Я обязан масонству собственным просвещением и идеями, которых я никогда не смог бы получить из других источников» (почти точные слова Адама Вейсхаупта)… (Я очень многому научился у марксизма… весь национал-социализм основан на нём»[45].
В своём захвате изнутри концентрационных лагерей, коммунисты обрели помощь в политике безоговорочной поддержки революции, проводившейся лидерами западного мира; она давала им власть и авторитет среди заключённых, которые они использовали в своих целях. Автор с удивлением услышал однажды рассказ одного молодого британского офицера, сброшенного с парашютом в Югославию, о том, как для Тито сбрасывались целые контейнеры с золотыми соверенами (иметь которые английским гражданам не разрешалось). Нет сомнений, что попытки Черчилля ограничить проникновение Советов в Европу путём вторжения союзников с юга парализовались его упорным насаждением коммунизма в Югославии. Своему эмиссару к Тито Черчилль дал следующую инструкцию: «Чем меньше Вы и я заботитесь о том, какой режим они у себя установят, тем лучше». Результатом политики Черчилля было установление там коммунистического режима; англичане предали в Югославии своего антикоммунистического союзника, генерала Михайловича, который был впоследствии расстрелян Тито. Совершенно то же имело место и в Греции. Майор Стенли Мосс, сброшенный в греческой Македонии как офицер связи и начальник саботажных отрядов, был свидетелем того, как коммунисты захватывали контроль над партизанами с помощью настоящего золотого дождя, поливавшего их; он пишет, что «когда пришёл день победы в Европе, весь мир поразился тому количеству золота, которое было в распоряжении (греческих) коммунистов. Ни копейки они не получили из России, всё было дано им западными союзниками. Много лет подряд сюда направлялся золотой поток для содержания партизанских войск и общих нужд ведения войны, однако коммунисты использовали лишь малую часть его для борьбы с немцами. Нам было известно задолго до того, как будет выглядеть будущее… и тем не менее мы не в состоянии были его предотвратить» (майор Мосс ошибается только в одном: «весь мир» и не думал «поражаться количеству золота», которое коммунисты получили от союзников, п. ч. ему никогда об этом не было сообщено ни слова). Такая же картина наблюдалась во всех занятых немцами странах Европы. Подполковник британской авиации Ио-Томас, посланный во Францию с секретным заданием изучить методы и организацию французского движения сопротивления, безрезультатно предупреждал Лондон: «Целью коммунистической партии является массовое восстание французов в день вторжения союзников на континент… чтобы захватить господство после освобождения. Тем временем в передачах радио Би-Би-Си высмеивались французы, боявшиеся коммунистического призрака» . Последствия были описаны в книге Сислея Хэддлстона в 1952 г.: в период «освобождения» Франции коммунистами были убиты более ста тысяч антикоммунистов.
