Феликс Чуев - Молотов. Полудержавный властелин
И тут тоже очень хорошая девушка показана, которой дают задание какое-то для партизанского отряда. А за ней бежит один партизан. Они сходятся на дороге. Начало 1943 года. Он не верит в Советскую власть. А та — молодец. Но чтоб он где-то ей упомянул о Советской власти, о колхозной жизни — как будто никакой революции не было…
26.08.1979
Говорим о литературе
— Залыгин — интересно, но бесперспективно. Едва ли стоит читать. Исторически не мешает познакомиться. Каждая вещь имеет свой интерес, но не каждая вещь помогает жить дальше, развиваться.
Есть ненависть, которая мешает чувствовать.
Мало революционности в молодежи сейчас.
Революционные качества разнообразны, как и реакционные, но гораздо богаче. Очень развито мещанство, приспособление.
Что ему книжка последняя скажет,
То ему на сердце прямо и ляжет,
— говорит Молотов.
20.72.1977
Валентин Распутин
— С кем из писателей встречаетесь? — обычный вопрос Молотова.
— Многих вижу. Распутина видел недавно.
— Он каких настроений? Пессимистических?
— Нет, он борется сейчас за сибирские реки, против поворота их в Среднюю Азию. Ездил в Москву, пытался к министру пробиться. Пропадет Сибирь без этих рек. А азиаты требуют себе — у них не хватает воды.
— В том-то и дело. Трудностей много.
— Байкал погубили, комбинат построили. Мне космонавты рассказывали, что из космоса на Байкале видна черная полоса — вопреки очистным сооружениям. Я туда ездил недавно, это недалеко от тех мест, где вы были в ссылке.
— Конечно. Правильно. Я был недалеко от Иркутска. А что нового написал Распутин?
— Повесть «Пожар». Я еще не читал.
— Он укрепляет кое в чем надежду, что вернемся в основном к старому, — утверждает Молотов.
— Но у сибиряков есть основания — у них крестьяне до революции жили зажиточно.
— Правильно.
— Не сравнить со средней полосой.
— Верно.
— Богато жили.
— Там кулаков было немало. Они целину-то осваивали. Такие вот дела, — говорит Молотов.
07.02.1986
«Нельзя сословным способом подходить…»
— Андрей Белый ко мне приходил, — говорит Молотов. — Андрей Белый — это крупный писатель. Ненадолго зашел, когда я был Секретарем ЦК в 1921 году. Так сказать, общее впечатление я о нем имею, но я его мало читал. Малашкин его высоко очень ценит.
— В свое время, говорят, Малашкину влетело…
— Пожалуй, в какой-то мере… У него была повесть «Луна с правой стороны». О молодежи. Я его критиковал за эту вещь. Народное есть такое предание: если луна с правой стороны — это к счастью. Он писал стихи в 1919 году и в двадцатом году немножко, а потом он на прозу перешел.
— А Блока вы не видели?
— Нет, не видел, не приходилось. Ну, Маяковского видел, конечно. Я с ним не общался, но он выступал… Вот я знал Нефедова, писателей из группы рабочей, «Кузница» тогда была. Александровский, Никифоров, потом этот известный, «Преступление Мартына», как его фамилия… Тоже рабочий, пролетарский писатель. Нашумела тогда немного книга. Какая основная мысль? Молодой видимо, коммунист, я уж не помню, но выглядит мелкобуржуазным таким, предателем, не из рабочей среды… А v них только рабочие, рабочие… Гладков один из них… «Ленин и Калинин не рабочие, Маркс тоже не рабочий, а вот они и научили рабочих.
— А страна-то крестьянская, никуда не денешься.
— Вот в том-то и дело. Так его и критиковали: нельзя таким биологическим, сословным способом подходить, что вот выходец не из той среды, значит, на него нельзя положиться…
Много раз вызывали писателей на Политбюро. Леонова я видал не раз… Ну, с Алексеем Толстым встречались не раз — у Горького. Там я и с Лениным встречался. Втроем со Сталиным и Ворошиловым ходили к Горькому. Ворошилов читал много. Как раз военное дело мало читал, а художественную литературу читал не меньше меня, вот так. Но мы с ним не всегда соглашались. Я сказал, что «Журбины» Кочетова хорошее произведение, но все-таки… Он на меня напал: «Ты ничего не знаешь, отстал! Рабочую жизнь я знаю, очень хорошо написано!» — «Хорошо, но, с моей точки зрения, уровень, так сказать, ниже среднего, чем выше». Он очень был недоволен моей оценкой. У Сталина обсуждали…
«Чего же ты хочешь?» — у него это не просто фраза. В целом роман мне понравился, но, к сожалению, опять его можно упрекнуть, что надо же было такую фразу отдать бывшему белогвардейцу? Вот это недодумал. Это же вопрос Кочетова. Он поручил его бывшему белогвардейцу. Если бы там кто-нибудь другой сказал — честный, хороший советский человек, это было бы сильнее. А тут белогвардеец… Это не простая ошибка. А произведение неплохое, хорошее. «Угол падения» — тоже хорошее. В целом он молодец, Кочетов.
11.03.1976
Горький
— Разная была интеллигенция: буржуазная и демократическая, — говорит Молотов. — И в меньшевики шли, и в черносотенцы. Небольшая часть интеллигенции пошла за социалистическую революцию. Но все-таки довольно много интеллигентов было за социализм эсеровского, меньшевистского типа. За большевиков была небольшая часть, это уже демократическая интеллигенция. У вас еще не привился совершенно марксистский лексикон. Очень трудно рассуждать, имейте в виду, легко сбиться, если будет неточность, потому что надо четко разделять интеллигенцию на буржуазную и демократическую. Были и среди буржуазных интеллигентов исключительные, отдельные лица… Я вот недавно перечитал «Жизнь Клима Самгина» Горького, интересная вещь, четыре тома. Меня все-таки заинтересовало, я читал раз — не понял, почему же Горький написал такую книгу? Я еще прочитал три книги критика Овчаренко, четвертую дочитываю, все они посвящены Климу Самгину, двести — триста страниц каждая.
Вот буржуазный интеллигент/ко всему приглядывался, ни к кому не присоединяется, но он не только смотрит. Иногда помогает революционерам. А Горький выводит буржуазную интеллигенцию очень подлой. Он подводит итог своим наблюдениям за всю жизнь, а он много интеллигенции повидал, и вот этой книгой хотел показать, как выросла большевистская партия. Читается с трудом и требует напряжения, хотя это роман, там о любви достаточно и прочее, о жизни этого человека, но он оценивает жизнь глазами буржуазного интеллигента и все время ему противопоставляет то большевика, то черносотенца, и довольно искусно это делает в виде жизненных фактов, пережитого. Он его очень грязным таким изображает, с самого детства, завистливым, собственником, себе на уме, как бы выгадать, — и охватывает всю историю общества. Там в скобках: «Жизнь Клима Самгина за 40 лет». С девяностых годов до Февральской революции. Она не закончена…
«Доктор Живаго» Пастернака. Интеллигент боится революции, он против революции — все на этом построено. Жалеет, как гибнет на фронте против Красной Армии молодежь, студенты, гимназисты буржуазные, жалеет автор. Нет, это, конечно, книга плохая, враждебная. Автор все надеется, что какая-то свечка горит, огонек еще есть…
Свеча горела на столе,
свеча горела.
Свеча контрреволюции.
— Эренбург пишет в своих мемуарах, что Сталин пожалел Пастернака, а Кольцова расстрелял.
— Я читал. Кольцов способный человек, но был троцкистом.
18.08.1971
— Мне нравится памятник Горькому у Белорусского вокзала, хотя его и ругают некоторые. Неплохой, по-моему.
Я был на выставке Веры Мухиной, когда она сделала свою знаменитую скульптуру «Рабочий и колхозница». Они у нее были голые. Наверно, не очень здорово, когда стоит голая пара с серпом и молотом в руках… Я попросил их все-таки одеть.
— Горький оплевывал Ленина. Оплевывал в печати Ленина. Нигде не найдешь, как это было напечатано Горьким, хотя есть Полное собрание сочинений. Стараются скрыть, неловко. Самому Горькому было бы неловко.
Горький пил порядочно. Очень разговорчивый. Конечно, был замечательный человек. Добродушный, простой. Стал хорошим советским человеком. Мог бы и скатиться. Очень даже.
Сталин говорил ему: «Я думаю, вы отвечаете немного за то, что Шаляпин не вернулся».
Можно было бы его вернуть, если бы Горький не изругал его где-то в печати, Шаляпина. А они друзья были. Горький, конечно, для Шаляпина имел значение. И ругать было за что Шаляпина. Но лучше бы, конечно, его использовать для Советской власти, потому что это все-таки большой талант, такого певца не было больше во всем XX веке. Не много, но я его слушал до революции. Такой голос бархатный, приятный, и потом артист хороший. Пел с душой и с русской удалью.
Сталин придавал большое значение тому, чтобы Горький уговорил Шаляпина вернуться. Горький, который был в хороших отношениях со Сталиным, настолько напугал Шаляпина, что тот не захотел вернуться. Сначала выставил неприемлемые для нас финансовые условия, а потом отказался. Горький в какой-то мере виноват…
