Лев Колодный - Хождение в Москву
Последние струи воды стекают с самого верха ствола - из-под шатра, парящего в поднебесье. Монтажники поливают водой свежий бетон. Следят за регулярностью этой водной процедуры лаборантки.
Их было восемь. Они измеряли температуру бетона, прощупывали ствол ультразвуком, брали тяжелые пробы бетона и спускались с ними на землю. Лифт работал не всегда - тогда спускались на землю просто по лестнице. И поднимались по лестнице на высоту, скажем, 250 метров, то есть 80-этажного дома.
- Холодно было зимой?
- Когда поднимаешься, жарко...
Есть еще одна наружная лестница на башне, как на заводской трубе, сделанная на всякий пожарный случай.
Пожарным не пришлось ею воспользоваться. По этой лестнице спускались монтажники, спускались девушки-лаборантки.
В теплой дощатой комнатке сидят трое из восьми - Соня, Альбина, Таня. Они успевали подниматься на башню, ходить в школу и институт. Одна из них встретила на башне своего суженого. Он монтажник. То ли монтажник заприметил лаборантку, то ли она первая увидела его - башня сохранит эту тайну.
Вместе с лаборанткой, которая идет за последней пробой бетона, подхожу к лифту, где стоит котел с супом, шницели, бидон с молоком и ящик с хлебом.
Наверху с нетерпением ждут обеда. Бригада уместилась за двумя столами. От пара из котлов и тарелок стало теплее под куполом шатра.
Это последний обед бригады монтажников Алексея Никишина на высоте 385 метров. Его им не забыть никогда, как и мне, приглашенному за этот стол в поднебесье. Будут на башне другие обеды в комфортабельном ресторане. Но я не променяю этот обед, приготовленный в рабочей столовой и поданный на стол монтажникам, на самый первоклассный.
Вместо оркестра нам играет ветер, и в распахнутые двери брезентового шатра доносят шум города, стук колес по рельсам, звуки моторов. Вместо люстры нам светит скупое осеннее солнце.
Не успеваю встать из-за стола, как бригада исчезает. За минуту все шестнадцать человек поднимаются по лестнице на самый верх, на крышу.
Крыша как крыша, оцинкованная железом, окольцованная оградой. За ней в синей дымке, в облаках, туго перепоясанная нитями железных и шоссейных дорог Москва.
На этом фоне решают сделать свой прощальный снимок монтажники. Фотолетописец стройки, раз в неделю снимающий для потомков ее рост, на этот раз фотографирует не арматуру, тросы и кладку бетона.
Все на местах, кто стоит, кто сидит. Все в кадре. Готово.
- Майна! - командует какой-то весельчак, и бригада встает, чтобы уложить последний кубометр бетона в основание плиты - фундамента высочайшей антенны.
Бешено вращается анемометр, трепещет на ветру красный флажок. Его монтажники водрузили над кабиной крановщика - на самом высоком рабочем месте Москвы.
* * *
Она уже не похожа на ракету: слишком тонка стала ее вершина, так часто окутываемая облаками. Не похожа она и на заводскую трубу: снизу доверху ствол опоясали монтажные площадки. Башня выглядит красивой и стройной, почти как на конкурсном проспекте, за который получена первая премия.
На вершину телебашни смотришь, как на солнце в зените. В четвертый раз я стал свидетелем взятия высоты, обозначенной на чертежах отметкой 456,7. Это на 8,7 метра выше нью-йоркского небоскреба Эмпайр стейтс билдинг (448 метров).
У подножия бетонного колосса высятся серые трубы, похожие на корабельные. Все вместе они составляют металлическую антенну высотой в 148 метров, а каждая в отдельности - ее фрагмент, называемый монтажниками "царга".
Вблизи это стакан из стального листа толщиной в 30 миллиметров, внутри окрашенный суриком, как днище судна. На земле царги напоминают многотрубный корабль, над которым гордо возвышается главная мачта высотой в 385 метров.
Верхушка антенны - тоже труба, но только самая тонкая и с крышкой лежит на земле. В нее можно забраться, правда, плечи при этом будут упираться в округлые стенки. Тесно придется радистам в этом гнезде на полукилометровой высоте. Над крышкой - острый стержень. Такой должна была быть по первоначальному проекту верхушка антенны. Но в последний момент решено было верхнюю крышку срезать и на края опустить еще одну - 8-метровую конструкцию. Высота башни будет уже определяться не такой круглой цифрой, как прежде. На проектах заново обозначено: H - 533,45 метра.
К началу каждого подъема приезжают представители министерства, главка, треста, инспектор Гостехнадзора, придирчиво исследующий подъемные механизмы. Но по радио слышны слова команды одного человека - руководителя подъема инженера Михаила Колесника. Он живет недалеко от стройки, в Останкино, и, выходя из дому, слышит по утрам, как гудит башня, струны которой перебирает ветер.
Их 150 струн, туго натянутых монтажниками-настройщиками внутри башни от основания до самого конца бетонного ствола. Руками из этих струн не извлечешь звука. Троссы точно окаменели - с такой силой натянули их домкратами.
Пространство вокруг башни оцеплено красными флажками, как на охоте, а сами "охотники" в пластмассовых касках, приготовив к подъему стальной стакан, разошлись по своим местам, согласной первой заповеди монтажников: "Не стой под грузом!"
Первый блин вышел комом. Сжатая в лепешку махина лежит в стороне, напоминая о неудавшемся подъеме. Одна из деталей лебедки, имевшая, очевидно, скрытый дефект, рассыпалась в тот момент, когда первая царга была поднята на 120 метров.
- Чувствую, трос ослаб, - говорит очевидец-монтажник, - слова не успел сказать, а она уже внизу - сорвалась...
Падая, царга соскользнула вниз по конусу башни, оставив царапину на бетоне и зарубку в сердцах монтажников.
Но башня не шелохнулась.
...Подъем начат. Стальной стакан медленно отрывается от земли. Операция длится три часа. Груз поднимают лебедкой, укрепленной на высоте 385 метров. Тросом другой лебедки - с Останкинского пруда - оттягивают стакан, чтобы не зацепить им за ствол.
На отметке 385 метров происходит пересадка царги с крана на кран. Последние десятки метров она должна подниматься ползучим краном ПК-25, установленным на самой вершине.
Пока монтажники меняют тросы, поднимаюсь на площадку крана и вижу царгу уже на высоте, вблизи. В центре ее выделяется нарисованный масляной краской геодезически красный знак.
Пульт управления находится внизу, на площадке. Крановщик Валентин Коновалов не видит, как стыкуются царги. С каждым подъемом груз все больше отдаляется от него. Но он блестяще выполняет команду: "Валя, дай вира на зубок!"
Здесь не говорят: "Вира помалу". Только шеф-консультант Лев Николаевич Щипакин имеет привилегию давать распоряжение: "Вира на волосинку!"
В эту минуту на самом верху башни должен опуститься стальной стакан. Он зависает над головой. Какое-то мгновение, и монтажники оказываются под грузом. Стакан доворачивают и плавно опускают. Внутри ствола остается Колесник с радиомикрофоном. Нас разделяет стена. Царга опущена.
Монтажный ключ точно входит в паз. Пока на площадке трое монтажников и я, старающийся им не мешать. Монтажники без касок. Бесполезно их надевать. Ветер все равно сдувает. Да можно обойтись и без них. Над головой только небо.
...Вниз путь остается теперь один - по наружной стене, по вертикальной лестнице. Быстро спускаюсь по ней на крановую площадку, где уже идет "пир горой". Повара подняли наверх обед, по кругу ходят кружки кофе с молоком.
Я пришел на стройку в субботу. Но короткого дня не было. На стройке работа идет круглые сутки.
* * *
Сегодня конец подъема. Бетонный ствол башни скрывается в облаках. Лишь верхняя антенна еще не водружена.
Рядом с циклопическим основанием антенна кажется не больше телеграфного столба. Все, кто с утра пораньше приехал на строительную площадку Останкинской телебашни, чтобы стать свидетелем последнего подъема, знают: высота антенны - 30 метров, и весит она 15 тонн. А также и то, что никто в мире не поднимал ввысь на полкилометра ничего подобного.
Стоя у подножия башни, рядом с дощатой будкой, служащей пультом управления, где отдает предстартовые команды, сдабривая их шутками, механик, можно подумать: сейчас произойдет интересное представление, нечто вроде трюка на высоте. И для этого собрались кинооператоры и журналисты. За одного из них можно принять подвижного человека с фотоаппаратом, расхаживающего по площадке в поисках лучшей точки для съемки. Другой, пожилой мужчина с обветренным лицом, в высоких сапогах и монтажной фуфайке, походит на охотника, который по дороге из лесу случайно завернул на стройплощадку.
Но те, кто заканчивает последние приготовления, хлопоча у гигантского ствола, знают, что перед ними не охотник, а корифей в области конструирования подъемных механизмов, чья работа должна сейчас пройти последние испытания, Лев Николаевич Щипакин.
А "фотолюбитель" - это главный инженер башни Борис Алексеевич Злобин. Его студенческий проект, защищенный тридцать с лишним лет назад в Московском строительном институте, был посвящен железобетонным конструкциям ветровой электростанции на вершине Ай-Петри. Ее спроектировал пионер космонавтики - гениальный самоучка Юрий Кондратюк, мечтавший о покорении неисчерпаемых запасов ветровой энергии. Высокую электростанцию Кондратюка не достроили. Но его ученик Борис Злобин стал главным инженером высочайшей вершины, воздвигнутой на земле человеком.
