Александр Островский - Глупость или измена? Расследование гибели СССР
Следовательно, создавая в средствах массовой информации представление, будто бы на Западе вся собственность находится в частных руках и развитие экономики полностью регулируется рынком, отечественные приватизаторы и их иностранные советники сознательно вводили нас в заблуждение, а значит, не собирались использовать западный опыт для подъёма российской экономики.
Одна из первых программ приватизации была разработана Комитетом по управлению государственным имуществом России под руководством Михаила Дмитриевича Малея. Она предполагала создание в России частного сектора при сохранении за государством командных высот в экономике [3729].
«Ещё до начала «реформ», - пишет Р.И. Хасбулатов, - я обговорил с Ельциным, что авиационный, железнодорожный, морской, речной, трубопроводный транспорт, связь, нефте - и газодобыча, чёрная металлургия, оборонно - промышленные предприятия не следует подвергать риску денационализации» [3730].
Это не соответствовало стремлениям иностранного капитала и рождавшейся в стране отечественной буржуазии. М.Д. Малей был отправлен в отставку. Его преемником на этом посту 6 ноября 1991 г. стал ленинградский экономист Анатолий Борисович Чубайс. Приступив к разработке новой программы приватизации [3731], он с самого начала использовал иностранных «экспертов» [3732].
Ещё «в 1991 году, - пишет бывший генерал - лейтенант КГБ СССР Н.С. Леонов, - в США при Гарвардском университете был создан так называемый Институт международного развития, который и стал на долгие годы центром управления российскими процессами с далёких американских берегов. Институт был создан в результате переговоров, которые вели Анатолий Чубайс, Егор Гайдар - с российской стороны, и Андрей Шлейфер с Джеффри Саксом - с американской» [3733].
А.Б. Чубайс и его соратники пытаются создать видимость, будто бы они использовали иностранцев «исключительно для отработки технических деталей» [3734]. Между тем имеются сведения, что зарубежные советники предложили не только «свою схему приватизации» [3735], но и «все детали «реформ» [3736].
«На самом деле, - пишет В.П. Полеванов, заменивший позднее А.Б. Чубайса на посту руководителя Госкомимущества, - концепция и весь сценарий приватизационной афёры разработали набившие руку специалисты из американской консультационной фирмы «Делойтт и Туш» [3737]. А Европейский банк реконструкции и развития подготовил «Руководство по приватизации», насчитывавшее 600 страниц [3738].
Первый набросок чубайсовской программы, «документ объёмом в 24 страницы с десятью страницами приложений», был подготовлен в невероятно краткие сроки, максимум за полтора месяца [3739].
Первоначально А.Б. Чубайс предлагал разделить государственную собственность на три части. К первой группе были отнесены объекты, не подлежащие денационализации, ко второй - те, которые предполагалось приватизировать частично, предприятия третьей группы планировалось приватизировать полностью и в обязательном порядке [3740].
Может показаться, что между программами М.Д. Малея и А.Б. Чубайса не существовало принципиального различия.
Но это не так.
Если М.Д. Малей считал, что объектом приватизации прежде всего должны стать нерентабельные и малоэффективные предприятия, то А.Б. Чубайс предлагал начать с предприятий, которые отличались особой доходностью [3741]. В первом случае это соответствовало интересам государства, во втором - интересам частных собственников.
18 ноября в Москве состоялся второй тур переговоров, посвящённых внешнему долгу [3742]. 21 - го страны «семёрки» согласились предоставить Советскому Союзу кратковременную отсрочку по его долговым обязательствам [3743].
«...2 декабря 1991 года, - вспоминает А.С. Черняев, - Джон Мэйджор направил Президенту СССР послание, которое мне принёс мой друг Брэйтвейт». Далее А.С. Черняев приводит фрагменты из этого послания, с указанием, какие страны и какие кредиты могут предоставить: «Вместе с продовольственными кредитами и другой помощью, предоставленной в 1991 году, общая сумма поддержки, оказанной участниками Экономического совещания, превышает 10 млрд долл... Я был также рад узнать, что «семёрке» удалось договориться... об отсрочке некоторых обязательств по выплате долга... эта отсрочка... обеспечит до конца 1992 года выгоду в размере около 3 млрд долл.» [3744].
Итак, чтобы М.С. Горбачёв мог довести развал Советского Союза до конца и завершить передачу власти в Москве Б.Н. Ельцину, было обещано не менее 13 млрд долл. Однако в тот момент Советскому Союзу нужны были не обещания, а реальные деньги. А поскольку их не было, 4 декабря Внешторгбанк СССР объявил о приостановке платежей по своим обязательствам [3745].
Фактически это означало объявление о финансовом банкротстве СССР.
На следующий день появился уже не «меморандум о взаимопонимании», а «Договор о правопреемстве в отношении государственного долга и активов Союза ССР» [3746].
Этим договором была определена сумма общей задолженности СССР - 93 млрд долл. и доля каждой из 15 республик в погашении советского долга. Доля России составила 61,3 процента, или же около 57 млрд долл. Семь республик (Азербайджан, Латвия, Литва, Молдова, Туркменистан, Узбекистан и Эстония) подписать этот договор отказались [3747].
А поскольку даже те республики, которые подписали договор, не могли обслуживать внешний долг [3748], им была предоставлена отсрочка [3749] и поставлено условие: «сотрудничество с Международным валютным фондом» (МВФ) и немедленное осуществление «рыночных реформ» [3750].
Беловежский сговор
Утром 7 декабря 1991 г. Б.Н. Ельцин отправился в Минск. Официальная цель - заключение Договора о дружбе и сотрудничестве между РСФСР и БССР. В 11.00–11.30 договор был подписан [3751]. В тот же день российская делегация могла вернуться в Москву. Однако 7 - го в столице она так и не появилась.
«Проходит день, - вспоминает М.С. Горбачёв, - никаких новостей из Минска до меня не доходит, никому ничего неизвестно. Подумалось: решили «расслабиться» - так оно и было» [3752]. После официальный церемонии состоялся неофициальный банкет, на котором Борис Николаевич действительно «расслабился».
Однако настораживало, что об этой довольно ординарной поездке не были поставлены в известность ни секретарь Верховного Совета РФ С.А. Филатов, ни спикер Верховного Совета РСФСР Р.И. Хасбулатов, ни вице - президент РСФСР А.В. Руцкой [3753]. Настораживало и то, что вместе с Б.Н. Ельциным улетели государственный секретарь Г.Э. Бурбулис, вице - премьер Е.Т. Гайдар, министр иностранных дел А.В. Козырев, советник президента по правовым вопросам С.М. Шахрай [3754]. Ещё более должно было бы насторожить то, что 7 - го из Киева в Минск тоже со свитой отправился президент Украины Л. М. Кравчук [3755].
«В замысел встречи в Беловежской пуще, - пишет Е.Т. Гайдар, - президент меня не посвящал. Сказал только, что надо лететь с ним в Минск, предстоит обсуждение путей к усилению сотрудничества и координации политики России, Украины и Белоруссии...» [3756].
Однако Б.Н. Ельцин, Л.М. Кравчук и С.С. Шушкевич решили провести совместную встречу не в Минске, у всех на виду, а под Брестом в Беловежской пуще, в посёлке Вискули.
«Беловежская встреча, - вспоминал Борис Николаевич, - проходила в обстановке секретности, резиденцию даже охраняло особое спецподразделение» [3757]. Степень секретности была такова, что приглашённый фотограф АПН Ю. Иванов позднее заявил: «Я был уверен, что еду снимать охоту» [3758].
Первой ещё днём в Беловежскую пущу прибыла украинская делегация. Вслед за нею должна была появиться российская. Однако во время банкета Борис Николаевич настолько «расслабился», что прибыл в Вискули лишь около 18.00.
Причём, судя по всему, доставили его не совсем в рабочем состоянии. По утверждению С.С. Шушкевича, «Ельцин прилетел на аэродром неподалёку от Вискулей нетрезвым», поэтому даже не смог «самостоятельно сойти с трапа» [3759].
«Ельцин прилетел под вечер, - вспоминает журналист Н. Иванов. - И сразу казус: не устояв на шатком трапе, Борис Николаевич потерял равновесие и едва не слетел кубарем на гостеприимную белорусскую землю. Ситуацию спасла охрана, подхватив Бориса Николаевича под руки» [3760].
На аэродроме российского президента посадили в машину, и через некоторое время он был в пункте назначения. Здесь его встретил директор Вискулей Степан Мартысюк, который утверждает, что Борис Николаевич чувствовал себя настолько неустойчиво, что его «вели под руки». В таком состоянии он, разумеется, не мог участвовать в переговорах, поэтому его отвели «в номер» и дали возможность «отдохнуть» [3761].
