Ирина Карацуба - Выбирая свою историю."Развилки" на пути России: от Рюриковичей до олигархов
Россия, разумеется, находилась в полном душевном здравии. Протестным голосованием граждане всего лишь выставили торжествующей власти свою оценку по «поведению» и «успеваемости». Успехи были неважные.
Регистрируемый официальной статистикой валовой внутренний продукт составлял около половины от уровня кризисного 1990 года, инфляция не унималась. Росло социальное расслоение. Доходы 10% наиболее обеспеченных граждан превышали доходы 10% наименее обеспеченных в 11 раз (в благоустроенных развитых странах этот фундаментальный показатель находится на уровне 6).
Впрочем полнота этих данных вызывает сильные сомнения. Жить действительно было трудно, но весьма значительная часть производства и доходов граждан не попадали в сводки Госкомстата. Доля «теневой экономики» достигала, по оценкам некоторых экспертов, 40% валового внутреннего продукта. Наличные (в пору высокой инфляции — долларовые) и неденежные формы расчетов, господствующие в этой сфере экономики, приводили к тому, что государственный бюджет хронически недополучал налоговых поступлений. Дефицит достиг гигантских размеров. Государство задерживало выплату своих долгов. Действительно в отчаянном положении оказались бюджетники — работники государственных предприятий, военнослужащие, учителя, пенсионеры.
Признав, что ваучерная приватизация не привела к оживлению промышленности, не создала «среднего класса» и ничего не дала бюджету, правительство летом 1994-го объявило о переходе ко второму — «денежному» этапу приватизации.
За счет приватизации планировалось получить в бюджет 1995 года более 8 триллионов рублей (весь дефицит бюджета составлял 50 триллионов). Таких поступлений можно было ожидать только от продажи высокоприбыльных предприятий, каковыми были нефтяные компании, однако Государственная дума исключила «стратегическую» «нефтянку» из плана приватизации. Распродажа госсобственности за «живые» деньги порождала злоупотребления. Чиновники по сговору с покупателями занижали цены и устраняли от конкурсов нежелательных конкурентов. Вместо честных аукционов устраивались фиктивные. Отдельные особенно вопиющие случаи получали скандальную известность. Так, Краснодарская табачная фабрика была продана за 60 млн долларов, хотя почтенная зарубежная фирма предлагала 167 млн. Чиновники, причастные к проведению аукционов, наживали крупные состояния, казне перепадали крохи.
Доходы от приватизации к концу августа 1995 года едва достигали 500 млрд рублей (6% плана, бюджет горел синим пламенем). Чтобы спасти бюджет и обойти запрет Госдумы, решено было реализовать идею «залоговых аукционов», высказанную главой ОНЭКСИМбанка Владимиром Потаниным еще в марте. Суть идеи заключалась в том, что коммерческие банки выдают правительству кредиты под залог акций высокоприбыльных предприятий. По истечении известного срока правительство должно было организовать конкурс по продаже заложенных акций и либо вернуть кредит, либо передать акции в полную собственность кредитора. Механизм был прост, изящен и юридически безупречен.
Всего было проведено двенадцать залоговых аукционов, но только в четырех крупнейших цена передаваемого в залог пакета устанавливалась выше 100 млн долларов. Банк ОНЭКСИМ выдал правительству в кредит 170 млн долларов под залог 38% акций «Норильского никеля» и 130 млн — под залог 51% акций нефтяной компании «Сиданко». Банк МЕНАТЕП выдал правительству 159 млн долларов под залог 45% нефтяной компании «ЮКОС» и вместе со «Столичным банком сбережений» — 100 млн за 51% акций «Сибнефти».
Счетная палата, находившаяся под контролем оппозиционной Государственной думы, проанализировав механику проведения залоговых аукционов, призвала законодателей признать сделки «притворными» и, соответственно, юридически ничтожными. Но тут выяснилось, что договоры составляли юристы банков, не зря получающие высокое жалованье. Отменить сделки было невозможно без больших потерь — финансовых и репутационных — для власти. Правительство даже не предусматривало средств для возврата кредитов в бюджете 1996 года. У него были другие заботы. Как писал позднее Анатолий Чубайс, «170 млн в декабре 1995 года — это были ого-го-го какие деньги. Это был какой-то абсолютно невероятный прорыв в то время... Деньгами, полученными от залога «Норильского никеля», мы мгновенно заткнули кучу бюджетных проблем. И в первую очередь дыры по зарплатам».
Ради латания бюджетных дыр государство пользовалось и более рискованными приемами. 11 октября 1994 года курс рубля вдруг упал на валютной бирже более чем на 30%. Президент объявил «черный вторник» результатом диверсии и «попыткой финансового путча». Совету безопасности было отдано распоряжение найти диверсантов. Диверсантов не нашли. И немудрено, поскольку главным «диверсантом» и подлинным виновником «черного вторника» был Центробанк, позволивший «обвалить» рубль, чтобы скупить побольше «дешевых» рублей и расплатиться с частью бюджетных долгов. Уже 13 октября курс вернулся к докризисной отметке.
Отдельные граждане обогащались при помощи чистого мошенничества. Бесчисленные «банки» и «страховые компании» одну за другой выстраивали финансовые «пирамиды», сказочно обогатившие учредителей, доставившие умеренный доход первым вкладчикам и вчистую разорившие миллионы припозднившихся доверчивых «партнеров». Весьма значительную роль в создании крупных частных капиталов играли льготные кредиты и таможенные льготы, которыми ведавшие их раздачей чиновники одаривали, разумеется небескорыстно, доверенных предпринимателей.
В результате залоговых аукционов бизнес-ландшафт России радикально изменился. Выделилась группа сверхбогатых предпринимателей, получивших широкие возможности влиять на политические решения и не совсем точное наименование «олигархов». Среди них ведущее положение занимали Рэм Вяхирев («Газпром»), Владимир Гусинский (Группа «Мост»), Вагит Алекперов (ЛУКОЙЛ), Борис Березовский (Логоваз), Владимир Потанин (ОНЭКСИМ-банк), Михаил Ходорковский (банк МЕНАТЕП), Александр Смоленский («Столичный банк сбережений»).
Глава Госкомимущества Альфред Кох не скрывал, что «на ваучерном этапе приватизации мы сами создали некий искусственный спрос», а «на денежном этапе спрос, напротив, был ограничен, так как денег было немного, и потому нужна была индивидуальная работа с каждым покупателем». Шахматист Гарри Каспаров довольно точно описал результат этой «индивидуальной работы», сказав, что «в России существуют только назначенные собственники».
Рядовые граждане, впрочем, тоже вполне успешно обустраивались в новой реальности. Исследования социологов показывали, что группа, не мыслящая жизни вне патерналистско-эгалитарной системы общественных отношений, перестала численно расти. «Советского» идеала крепко держалась приблизительно треть населения. Около 20% российских граждан придерживались радикальной либерально-индивидуалистической идеологии, ни в коем случае не желая возврата к советскому прошлому и рассчитывая только на собственные силы. Около половины относились критически к сложившейся реальности, но в то же время не желали и реставрации прежних порядков. В 1995 году, по социологическим опросам, 70,6% россиян ставили политическую и гражданскую свободу выше материального благополучия. Большинство рассчитывало на улучшение своего положения в рамках нового порядка в ходе его естественной эволюции.
Власти, однако, решили укрепить свои позиции, заручившись поддержкой «патриотического электората», и привлечь на свою сторону «державников» с помощью «маленькой победоносной войны». 11 декабря 1994 года российские войска были введены в Чечню.
Кавказский узел
Основания конфликта федеральных властей с чеченскими были заложены еще в 1990 году, когда Общенациональный конгресс чеченского народа (род народного фронта) во главе с популярным летчиком генералом Джохаром Дудаевым провозгласил своей целью полную независимость Чечни и выход ее из состава не только СССР, но и РСФСР. Воспользовавшись провалом московского августовского путча 1991 года, Дудаев взял власть в свои руки, распустив Верховный совет республики во главе с Доку Завгаевым, занявшим осторожную позицию в отношении ГКЧП. В этот период успехам Дудаева содействовали российские руководители, прежде всего Бурбулис и Хасбулатов, рассчитывавшие использовать генерала как еще один инструмент в борьбе с Горбачевым и союзной номенклатурой. Осенью 1991 года после исчезновения «союзного центра» российские власти оказались лицом к лицу с сепаратистским анклавом, элита которого уже почувствовала экономические выгоды независимости (за счет спекуляций российской нефтью, поступающей на перерабатывающие заводы в Чечне). Достижение компромисса на основании предоставления Чечне особого статуса в рамках федерации было, однако, вполне возможно. Подобный договор был успешно заключен с Татарстаном, который так же, как и Чечня, отказался в 1992 году подписать Федеративный договор на общих основаниях. Дудаев рассчитывал уладить дело в ходе личных переговоров с Борисом Ельциным. Но российский президент, доверившись своим советникам — плохим знатокам кавказских нравов, — посчитал ниже своего достоинства лично встретиться с чеченским лидером. Генерал обиделся — коса нашла на камень.
