Николай Малишевский - Польша против Российской империи: история противостояния
С такой же заботливостью отнесся М. Н. Муравьев к возобновлению другой Виленской церкви — Святой Параскевы, или Пятницкой, судьба которой вполне напоминает судьбу Пречистенскаго собора. Основанная в XIV в., она сначала была придворной церковью, потом попала в руки униатов, несколько раз подвергалась пожарам и к 1863 г. представляла развалины, которые служили местом склада нечистот. Между прочим, в этой церкви по преданию Петр Великий слушал литургию и совершал благодарственное молебствие по случаю одержания победы над шведами; здесь же Петр крестил Аннибала, деда поэта Пушкина. Возобновление Пятницкой церкви закончено было в 1865 г.
Третья древняя виленская церковь в честь перенесения мощей Святого Николая Чуцотворца была возобновлена при следующих обстоятельствах. В конце 1863 г. русское население Вильны предположило, в благодарность графу М. Н. Муравьеву за умиротворение края и водворение в нем русских начал, соорудить храм во имя св. Михаила архангела, но Муравьев отклонил это и выразил желание, чтобы жертвуемые на сооружение храма суммы были обращены на восстановление и обновление (с. 48) церкви Святого Николая. Открытая затем подписка доставила сбор в 82 431 руб., но при этом жертвователи пожелали, одновременно с реставрированием церкви, устроить при ней часовню во имя Архистратига Михаила. После расчистки места и сломки выкупленных домов, заслонявших церковь, древнейшая русская святыня восстановлена по проекту известного архитектора А. И. Резанова и освящена в 1865 г. Тому же зодчему принадлежит и проект при церкви часовни, которая была освящена 8 ноября 1869 г.
Кроме восстановления древних виленских святынь, граф М. Н. Муравьев устроил еще новый иконостас в Николаевском кафедральном соборе, на что исходатайствовал 80 тысяч руб., а потом переделал и наружный вид этого храма. «Много памятников, живо возглашающих его имя, оставил граф Муравьев в Вильне и по всему Северо-Западному краю», сказал Виленский архиепископ Иероним при освящении закладки памятника графу Муравьеву в Вильне: «Пойдем в кафедральный собор, кто пересоздал этот храм? — граф Муравьев; посетим Пречистенский собор и храмы Пятницкий и Николаевский, кто воссоздал их? — граф Муравьев; зайдем в Свято-Духов и Троицкий монастыри, какие и от кого у них средства к существованию? — от графа Муравьева; кому обязаны своим вполне приличным помещением рассадники духовнаго просвещения — семинария, духовные мужское и женское училища и все учебные заведения Министерства народного образования? — ему же, графу Муравьеву; кто положил начала обители женской и дал средства к ея существованию? — он же, граф Муравьев. Вне Вильны, в пределах епархии Литовской, сколько есть живых памятников — сельских церквей, возобновленных и устроенных графом Муравьевым».
К числу таких памятников, оставленных графом Муравьеым, относятся еще две виленския часовни — Александровская и Георгиевская. Первая из них — Александровская, находится на Георгиевской площади в Вильне. Она сооружена в 1865 г. на добровольные пожертвования городских обществ Северо-Западнаго края в воспоминание доблестных подвигов русских воинов и для поминовения тех из них, которые пали на поле брани, защищая права России и законного правительства против мятежа и крамолы. Часовня представляет собою выдающееся архитектурное произведение русско-византийскаго стиля (с. 49).
Вторая часовня — Георгиевская находится на виленском православном кладбище. При погребении русских воинов, павших в окрестностях Вильны в битвах с польскими мятежниками, возникла мысль увековечить память погибших устройством на их могилах часовни-памятника. На суммы, пожертвованные Государыней Императрицей Марией Александровной и ея Августейшими детьми, а также собранные по подписке и была устроена Георгиевская часовня. Подобно Александровской, и эта часовня представляет вполне художественное произведение византийского стиля. Она поставлена на гранитном пьедестале; на трех наружных сторонах ея, среди колонн, вделаны большие мраморные доски, на которых увековечены имена павших и здесь погребенных воинов. Внутри часовни помещена икона св. Георгия, писанная академиком Тихобразовым. Георгиевская часовня была освящена 25 августа 1865 г.
Одновременно с сооружением в Северо-Западном крае церквей, сюда стали присылать со всех концов России пожертвования церковной утварью, иконами и богослужебными книгами. Пожертвования эти были весьма значительны. По свидетельству «Литовских епархиальных ведомостей», в 1863 г. в одну только Литовскую епархию прислано было разных церковных вещей на 60 тысяч рублей{88}. В тоже время сам граф Муравьев позаботился о высылке во все приходы северо-западных губерний крестиков для новокрещенных младенцев. «Желая содействовать», писал он Литовскому митрополиту Иосифу, «восстановлению между здешним православным сельским населением общепринятого издревле во всей России обычая носить на груди и возлагать при крещении на младенцев наперстные кресты, я уже сделал распоряжение о приобретении для сей цели нескольких сот тысяч простых крестиков из меди и латуни, а также о доставлении мне из С.-Петербурга и Москвы 25 тысяч мельхиоровых крестиков»{89}. В этом деле приняла участие и Государыня Императрица Мария Александровна. Она, со своей стороны, пожаловала в каждый из приходов четырех западных епархий по одному наперстному серебряному кресту, а великая княгиня Александра Петровна пожертвовала 1000 вызолоченных крестиков. Литовский митрополит Иосиф, тронутый таким сочувствием русского общества к бедному населению Северо-Западнаго края, предписал духовенству (с. 50) разъяснить прихожанам важное значение этих жертв, как выражающих сочувствие к ним со стороны единоверных и единокровных православных братьев, в том числе самого Государя Императора и всего Царствуюшаго дома.
Заботясь о построении православных церквей, граф М. Н. Муравьев всеми средствами старался улучшить и быт православного духовенства, которое всегда стояло на страже православия и русской народности.
Еще до начала открытого возстания в 1861 г. поляки начали распространять мятежные воззвания между православными людьми, желая склонить их на свою сторону. Тогда Литовский митрополит Иосиф обратился к духовенству с следующим замечательным наставлением: «Эти воззвания и внушения сколько дерзки, столько же и невежественны. Нам указывают на Польшу, но какое нам дело до Польши? Мы русские, дети бесчисленной русской семьи, потомки Св. Владимира, мы родились в России, присягали на верность Русскому Царю. Нас стращают поляками! Не потому ли, чтобы напомнить нам вековые страдания наших отцов, присоединившихся было доверчиво вместе с Литвой к Польше? Нам указывают на униатскую веру! Как будто была или даже могла быть униатская вера? Не была ли уния лишь коварной приманкой для отклонения отцов наших от России и от искони православной церкви? Не была ли эта несчастная уния орудием тяжких терзаний и гонений в течение трехсот лет, пока мы, потомки гонимых, не обрели, наконец, тихого пристанища на лоне России и своей матери православной церкви». В заключение знаменитый архипастырь внушает православному духовенству блюсти в настоящее время с особенным старанием вверенные ему паствы. И надо отдать справедливость, духовенство с честью исполнило долг пастырей русского православного народа. В «Литовских епархиальных ведомостях» за 1863 г. существовал особый отдел: «Страдания православного духовенства Литовской епархии от польских мятежников», из котораго видно, что повстанцы разными средствами принуждали священников к присяге своему мнимому правительству, грабили их, подвергали всевозможным унижениям и оскорблениям, а трех достойных пастырей, Прокоповича, Ропацкого и Конопасевича даже повесили, но ни один православный священник во все время восстания не изменил своему долгу.
Граф М. Н. Муравьев вполне оценил самоотверженную деятельность православного духовенства и принял все меры (с. 51) к улучшению его быта. С этою целью он исходатайствовал для духовенства северо-западных губерний 400 тысяч руб. ежегодной прибавки к его жалованию, что весьма значительно увеличило содержание священников, как городских, так и сельских. Первые стали получать до 400 руб. в год, а вторые не менее 220 руб., между тем как прежде некоторые из них получали по 80 руб. в год. Затем граф Муравьев обратил внимание на церковные земли, имеющие такое важное значение в жизни сельского духовенства. «До сведения моего дошло, — пишет он в одном циркуляре, — что церковныя земли православных причтов, а нередко и самые усадьбы, находятся далеко от церквей, так что священно- и церковнослужители вынуждены бывают ездить туда за несколько верст. Имея в виду, что, кроме неудобства, подобные отводы земель делались с умыслом польскими помещиками во вред православию, и обращая на это внимание В. П., покорно прошу немедленно распорядиться, по приведении всего вышеизложенного в известность, если по каким-либо причинам не может вся земля быть прирезана близ церквей, то во всяком случае усадьба, с некоторым количеством огородов для священно- и церковнослужителей, должна быть непременно отведена близ самых храмов»{90}. Вследствие этого распоряжения земельные угодия православного духовенства значительно улучшились. Наконец, граф Муравьев охотно давал средства на улучшение духовных учебных заведений, как мужских, так и женских. Все эти меры не только улучшили материальное положение православного духовенства, но и способствовали подъему его духа.
