Вольдемар Балязин - Эпоха Павла I
Не зная, насколько Павел осведомлен о составе заговорщиков, Пален назвал и Александра и тут же попросил императора дать ему ордер на арест цесаревича. Павел одобрил его предусмотрительность и выдал ему документ, подписав его, но не поставив даты.
Пален взял ордер и с ним прошел в апартаменты Александра, решительно потребовав назначить как можно более близкую дату переворота, так как иначе и Александра, и Константина ждет Петропавловская крепость.
Александр очень испугался, но он любил отца, не хотел его смерти и потому попросил ограничиться арестом Павла, объявив о его душевной болезни и невозможности оставлять за ним трон.
Было решено объявить регентом Александра, а Павла доставить под крепким караулом в один из загородных дворцов. Была установлена точная дата переворота – 11 марта.
11 марта 1801 года
В этот день генерал от инфантерии граф Михаил Илларионович Кутузов вместе со своей старшей дочерью Прасковьей Толстой, фрейлиной императрицы Марии Федоровны, были приглашены в Михайловский замок к августейшему столу. Стол был накрыт на двадцать кувертов, причем впервые стоял сервиз, на котором красовались изящно и тонко нарисованные изображения Михайловского замка. Павел очень любил этот замок и, по очереди поднимая тарелки, чашки и другие предметы из сервиза, нежно целовал их один за другим. Он восхищался вслух прелестью сервиза и хвалил художников-мастеров Императорского фарфорового завода. Все сидевшие за столом разделяли его восторги.
В начале застолья Павел был сумрачен и сразу же стал много пить, вскоре заметно опьянев. Это было на него непохоже, потому что Павел любил застолья с молодыми людьми, а их на этот раз было здесь немало: Александр, Константин и их жены, Елизавета и Анна, едва перешагнули порог двадцатилетия, а младшей из сидевших за столом, великой княжне Марии, недавно пошел шестнадцатый год. Присутствовали здесь же фрейлины Прасковья Толстая и графиня Пален, графы Строганов и Шереметев, шталмейстер Муханов, обер-гофмаршал Нарышкин и четыре статс-дамы.
Но не только Павел был мрачен, еще более бледным и печальным выглядел Александр.
– Не болен ли ты? – спросил отец-император. Александр ответил, что чувствует себя хорошо. И вдруг Павел сказал:
– А я сегодня видел неприятный сон.
(Вспомните, какой сон приснился ему в день смерти матери и как он потом сбылся. После этого Павел уверовал в вещие сны окончательно и всегда пытался разгадать их скрытый смысл.)
Все затихли.
– Мне снилось, – продолжал император, – что на меня натягивают тесный парчовый кафтан и мне больно в нем.
Александр побледнел еще более.
Об этом вечере много лет спустя М. И. Кутузов рассказывал своему старому приятелю генералу Александру Федоровичу Ланжерону: «Мы ужинали с государем, и нас было двадцать человек… После ужина он разговаривал со мной и, взглянув в зеркало, стекло которого давало неправильное отражение, сказал, смеясь: „Странное зеркало, я вижу в нем свою шею свернутой“. Полтора часа спустя он был трупом».
Современники отмечали, что Кутузов был единственным, кому довелось провести последний вечер и с Екатериной II, и с Павлом I. Потом вспоминали, что за несколько дней до смерти Павел сказал камер-фрейлине Анне Степановне Протасовой о Михайловском замке и причинах его любви к нему: «На этом месте я родился, здесь хочу и умереть». Дело в том, что Михайловский замок был построен на месте деревянного Летнего дворца, в котором Павел родился.
Ужин кончился в половине десятого. После этого Павел ушел к себе в спальню и велел вызвать к нему полковника Н. А. Саблукова, конно-гвардейский эскадрон которого охранял замок. Явившемуся Саблукову Павел приказал забрать свой караул, ибо император не мог доверять конногвардейцам, чьим шефом был Константин Павлович. Им на смену в караул заступили гвардейцы Преображенского и Семеновского полков, что было не лучше, так как шефом Семеновского полка был Александр, а командиром Преображенского – генерал-майор Талызин, один из активных заговорщиков.
Зная о существовании заговора, Павел вызвал в Петербург Аракчеева, и тот с минуты на минуту должен был примчаться в столицу. Ограничившись этим, Павел ушел спать.
А в это время в двух домах Петербурга, у Палена и у Платона Зубова, шли большие застолья, на которые были приглашены одни мужчины.
Пален собрал у себя несколько десятков гвардейских офицеров, большинство из которых еще не знали о готовящемся заговоре. Подготавливая их к предстоящему событию и настраивая на недовольство Павлом, он сказал:
– Господа! Государь приказал объявить вам, что он службой вашей чрезвычайно недоволен, ежедневно и на каждом шагу примечает ваши нерадение, леность и невнимание к его приказаниям, так что ежели он и впредь будет замечать подобное, то разошлет всех по таким местам, где и костей ваших не сыщут. Извольте ехать по домам и старайтесь вести себя лучше.
Сам же Пален отправился в дом Зубова, перед тем приказав раньше обычного закрыть заставы, чтобы не пропустить в город Аракчеева. Этот шаг оказался удачным: Аракчеев был остановлен у заставы и не пропущен в Петербург.
В это же время у Платона Зубова собрались на ужин сто двадцать офицеров и генералов, на которых можно было вполне положиться. Некоторые еще не знали о существовании заговора, но когда застольные разговоры, умело направленные хозяином дома в нужное русло, захлестнули всех его подвыпивших гостей, то все пришли к соглашению, что такой император, как Павел, не имеет права управлять Россией.
Особенно настойчиво Платон Зубов говорил о том, что цесаревич Александр в отчаянии от бедствий России и согласен спасти Отечество, низвергнув отца-императора и заставив его подписать отречение от престола. Никто не сказал ни единого слова об убийстве Павла, подчеркивая, что речь идет лишь о его отречении от престола.
Оставив Зубова с гостями, Пален уехал во дворец, вскоре вернулся и сообщил, что все идет по плану. Александр совершенно спокоен и ждет их помощи.
Пален и братья Зубовы – Платон и Николай – пили мало, остальные же были сильно навеселе. В полночь заговорщики вышли из дома, разделившись на две группы по шестьдесят человек. Во главе первой группы шли Платон и Николай Зубовы и генерал Л. Л. Беннигсен, впервые оказавшийся среди заговорщиков. Они шли прямо к Михайловскому замку. Вторая группа, возглавляемая Паленом, направлялась к Летнему саду, обходя замок с другой стороны.
Плац-адъютант Павла, шедший в первой группе, знал по своей должности все входы и выходы, все лестницы и переходы замка, и потому заговорщики бесшумно проникли внутрь и беспрепятственно прошли до передней императора, расположенной рядом с его спальней.
В передней спали два хорошо вооруженных камер-гусара. Заговорщики постучали в дверь.
– Что такое? – услышали они голос одного из гусар. Шедший вместе с заговорщиками один из флигель-адъютантов ответил:
– Пожар!
Гусары хорошо знали его голос и знали также, что он обязан в подобных случаях извещать императора в любое время суток, так как пожар угрожает его жизни. Гусары тут же отворили дверь, но, увидев толпу вооруженных людей, схватились за оружие. Одного из них тут же зарубил саблей князь Яшвиль, другой успел убежать в соседнюю комнату, где спали четыре фельдъегеря, и закричал:
– Бунт!
Но помощи императору оттуда не последовало: фельдъегери, испугавшись, заперлись и затаились. Когда же заговорщики подошли к двери туалетной комнаты, их увидел дежурный камер-лакей, который, почувствовав недоброе, стал кричать и звать на помощь.
Его тут же убили, оттащили в сторону и все же остановились перед дверями спальни, напуганные его криками.
И тогда силач и храбрец Николай Зубов проговорил:
– Все кончено, господа, надобно бежать…
Но ему тут же возразил решительный и хладнокровный Беннигсен:
– Как! Вы довели нас до этого места и предлагаете теперь отступление? Мы слишком далеко зашли. Отступления для нас быть не может, иначе мы все погибнем. Бутылка раскупорена, господа, – надо из нее пить. Вперед!
Заговорщики воспарили духом и вломились в спальню. Но она была пуста. Обескураженные, они заметались по комнате и вдруг обнаружили Павла, спрятавшегося за портьерой у двери, ведущей в спальню Марии Федоровны.
…Если бы он не приказал забить эту дверь гвоздями, опасаясь ночных соблазнов, то смог бы уйти от смертельной опасности. Выскользни он бесшумно в спальню жены, перед ним открылись бы десятки комнат, коридоров, лестниц и переходов замка, где найти его было бы совсем непросто. Но дверь была закрыта наглухо, и насмерть перепуганный Павел затаился за портьерой, забыв о потайной лестнице, ведущей в спальню его фаворитки.
Как бы то ни было, испуганного Павла вытащили из-за портьеры и силой усадили за стол.
Платон Зубов положил перед ним заранее написанный акт об отречении от престола в пользу Александра, но Павел, хотя и был испуган, категорически отказался подписывать этот документ.
