Неизвестен Автор - История политических репрессий и сопротивления несвободе в СССР (Часть 2)
ГАРФ. Ф. Р-8131. Оп. 32. Д. 6329. Л. 12-16.
№ 3
Из совершенно секретного доклада Прокурору СССР
М.И. Панкратьеву и Главному военному прокурору РККА
Гаврилову о результатах проверки проведения массовых
операций в Туркмении.
23 сентября 1939 г.
[...] Массовые аресты аппаратом НКВД ТССР начали производиться с августа месяца 1937 г., т.е. с момента введения в действие приказа НКВД СССР № 00447 [...]. Когда весьма скудный оперативно-агентурный учет антисоветского элемента был исчерпан, необоснованные аресты начали проводиться в массовом порядке только лишь для выполнения лимитов, установленных Нодевым и Монаковым(. При
производстве этих арестов не принимались во внимание ни возраст, ни прошлая и ни настоящая деятельность человека. Достаточно было случайно оказаться на рынке и попасть под облаву, для того чтобы быть арестованным и подвергнутым допросу по обвинению в антисо-ветской деятельности - шпионаже, принадлежности к контрреволюци-онной организации и т.п.
Следствием по делам бывших сотрудников III отдела НКВД ТССР [...] установлено, что для выполнения лимитов работники III отдела неоднократно устраивали облавы на рынках в гг. Ашхабаде, Кызыл-Арвате, Мары и т.д. Во время этих облав арестовывались все, имеющие подозрительную внешность. Документы во время облав у задержанных не проверялись, а после ареста арестованный попадал на "конвейер", подвергался избиению и "давал" показания по заказу следователя [...]. Во время так называемых облав в феврале - мае месяце 1938 г. [...] было арестовано свыше 1200 человек, в подавляющей массе трудящихся, среди которых были члены партии, депутаты Советов и т. п. [...].
В феврале месяце 1938 г., впервые в НКВД ТССР, был введен так называемый "массовый конвейер". Несколько позже, ввиду исключительной эффективности такого способа допроса, "массовый конвейер" был введен и в других отделах наркомата [...]. "Массовый конвейер" состоял в том, что в специально отведенное помещение ставились лицом к стене десятки арестованных, которым специально назначенный дежурный по "конвейеру" не давал спать и ложиться до тех пор, пока они не согласятся дать показания, требуемые следователем. "Упорствующие" арестованные на "конвейере" подвергались также избиениям, заковыванию в наручники или связыванию. Установлено весьма большое количество случаев, когда арестованные выдерживались на "конвейере" по 30-40 суток без сна [...].
На этих "массовых конвейерах", или, как их еще называли, "конференциях", периодически устраивались поголовные избиения арестованных пьяными сотрудниками, доходившими до изуверства. Например, следствием установлено, что начальник отделения 5-го отдела Глотов неоднократно, в пьяном виде, с ватагой других сотрудников, являлся в помещение, где был организован "конвейер", и повальным избиением арестованных авиационным тросом добивался того, что почти все "сознавались" в шпионаже [...]. Садист Глотов дошел до того, что, издеваясь над арестованными, стоявшими на "конвейере", заставлял их под напев "барыни" танцевать, "подбадривая" тех, которые плохо танцевали, уколами раскаленного шила [...].
На конвейере в III отделе стояли женщины с грудными детьми, профессора и научные работники [...], и даже арестованные без санкции НКВД и Прокуратуры Союза официальные работники иранского и афганского консульств.
В Керкинском окружном отделе НКВД начальник отдела Лопухов и оперуполномоченный Овчаров систематически избивали арестованных, стоявших на "конвейере", причем, как показывает сам Овчаров, он, однажды напившись пьяным и разбив на головах арестованных две табуретки, добился в течение одного часа того, что все 15 человек арестованных сознались в шпионаже.
В дорожно-транспортном отделе ГУГБ НКВД Ашхабадской железной дороги сотрудники Алексеенко, Семендяев и другие, вымогая показания у арестованных, выщипывали или из бороды, или из головы волосы, подкалывали иголками пальцы, вырывали ногти на ногах и т.п.
Избиения арестованных очень часто заканчивались убийствами. Следствием установлено около 20 случаев убийств арестованных во время допросов как в отделах Наркомата внутренних дел ТССР, так и на периферии [...]. Для того чтобы скрыть убийства арестованных, в аппарате НКВД ТССР врачом санчасти Никитченко, который также принимал участие в истязаниях арестованных, составлялись фиктивные медицинские акты о смерти, а на периферии сотрудники сами, без участия врачей, составляли подложные акты, заверяя их печатями, выкраденными из лечебных учреждений. Иногда [...] на убитого фабриковалось фиктивное дело, докладывалось на "тройке", а затем на основании решения "тройки" о расстреле составлялся фиктивный акт о проведении приговора в исполнение.
Одним из самых возмутительных способов вымогательств показаний у арестованных, несомненно, являлся так называемый допрос "на яме". Сущность этого допроса [...] состояла в том, что арестованного, который, несмотря на применение "конвейера" и избиений, упорно не сознавался, следователи в числе осужденных к расстрелу вывозили за город к месту приведения в исполнение приговоров и, расстреливая в его присутствии осужденных, угрожая расстрелом ему самому, требовали, чтобы он сознался [...]. Такой допрос обычно заканчивался оговором десятков и даже сотен в большинстве ни в чем не повинных людей [...].
Низовые работники, будучи менее искушенными в провокациях, прибегали к более грубым подлогам. Они составляли протоколы допросов от имени не существующих в природе свидетелей и сами подписывали эти подложные протоколы; они составляли фиктивные протоколы обысков о якобы найденных крупных суммах денег, оружии и т. п.; они составляли подложные справки о социальном, имущественном положении обвиняемых, превращая колхозников, бывших бедняков и середняков, в кулаков, рабочих - в бывших белогвардейцев, участников антисоветских партий и т.д. [...].
Дела на обвиняемых, так называемых "антисоветчиков-одиночек", фабриковались сотнями, причем процесс фабрикации таких дел был весьма прост. Обычно для подтверждения "виновности" арестованного допрашивались два-три человека подставных свидетелей, которые никаких показаний по существу не давали, а подписывали протокол, заготовленный и сочиненный следователем; к делу приобщалась подложная справка о социальном происхождении обвиняемого, допрашивался обвиняемый, и дело направлялось на рассмотрение "тройки". Следствием по делам о нарушениях социалистической законности установлены сотни так называемых "штатных свидетелей", которые в результате угроз, обмана, а иногда за деньги давали по указке следователя на любого человека любые показания [...].
Особое внимание заслуживают групповые дела, сфабрикованные сотрудниками-провокаторами [...]. По делу о "греческой повстанческой организации в г. Ашхабаде" было арестовано 45 граждан - все греческое население г. Ашхабада [...]. Гнусный вымысел, положенный [...] в основу этой провокации, состоял в том, что проживающие в Ашхабаде 40-45 греков, в том числе подростки и старики, якобы собственными силами намеревались вступить в вооруженную борьбу с войсковыми частями, расположенными в г. Ашхабаде, разоружить и уничтожить эти части и свергнуть советскую власть. Практически это должно было бы произойти так: греки покупают в магазинах "Динамо" охотничье и мелкокалиберное оружие, затем, вооружившись мелкокалиберными винтовками и охотничьими ружьями, совершают нападение на милицию, разоружают ее и, вооружившись винтовками и револьверами, вступают в вооруженную борьбу со стрелковой дивизией и частями войск НКВД, расположенными в Ашхабаде [...]. Характер "показаний" арестованных участников повстанческих организаций, "их" план действий не нуждаются в комментариях [...].
Военный прокурор войск НКВД Туркменского
погранокруга военный юрист 1-го ранга Кошарский
ГАРФ. Ф. Р-8131. Оп. 37. Д. 145. Л. 49-84.
№ 4
Из протокола заседания парткома
завода "Дальдизель" в Хабаровске.
13 июня 1937 г.(
О.Б. Цапенко: Я очень долго думала о том, как старые большевики, прошедшие царские тюрьмы и работавшие с Владимиром Ильичом Лениным, могут оказаться врагами народа, - говорила перед началом обсуждения О.Б. Цапенко. - Очень много читала. Но ответов на мучащие меня вопросы так и не нашла. Я никак не могу понять, как это люди, которых я знала и кому беспредельно верила, встали по другую сторону баррикад.
Считаю, что в отношении старых большевиков и видных полководцев партия и Советская власть поступают незаслуженно, крайне жестоко. Поэтому я не могу состоять в партии, которая не может защитить свои самые уважаемые кадры [...].
- Вам что, их жалко?
- Это не то слово - "жалко". У меня не укладывается в голове, как на двадцатом году Советской власти у нас льется кровь ни в чем не повинных людей. За последние годы у нас больше расстреляли, чем за все годы существования Советской власти [...].
- К вредителям, диверсантам, шпионам типа Тухачевского, Якира, Путны и другим применяли высшую меру наказания. Вы и до сих пор считаете, что партия неправильно поступила, расстреляв их?
