Ицхак Арад - Партизан: от долины смерти до горы Сион, 1939–1948
Хозяйка спросила меня о семье. Рассказал, что мои родители остались в Варшаве, сестра в Свинцяне, добавив несколько слов и о других родственниках. Я видел слезы, блестевшие в ее глазах. К вечеру я пошел в "юденрат", встретился там с моими товарищами. Они тоже нашли укрытие и рассказали о добром к ним отношении местных евреев. Нам также стало известно, что и третья группа добралась до города, и они находятся в еврейском доме, в конце города. Только трое, арестованных в Даниловиче, не пришли. Я вернулся с Йерахмиэлем Ш., который с нами вышел из Свинцяна, и нашел укрытие в еврейском доме, недалеко от меня. Йерахмиэль был высоким, красивым и очень сильным парнем. В драках между евреями и местными молодыми антисемитами, при его виде вся эта братия разбегалась. У порога дома, где я был принят, мы расстались, договорившись завтра встретиться в "юденрате". Может, будут новости о нашем городке и арестованных в Даниловиче наших товарищах. Войдя в дом, я увидел хозяйку, выглядывающую в окно и попросившую меня тоже выглянуть. Я увидел двух полицейских, ведущих Йерахмиэля. Не прошел он и пятидесяти шагов, как эти полицейские возникли перед ним и потребовали документы. Документов у него не было, и они его арестовали. Ночью его перевезли в Барзовицу, в трех километрах от города, в лагерь русских военнопленных, и там расстреляли. Йерахмиэль не был мне братом и другом. Долго я не находил себе места: перед глазами стоял Йерахмиэль, уводимый полицейскими.
В один из дней нам сообщили в "юденрате", что наши товарищи, арестованные в Даниловиче, расстреляны полицейскими, несмотря на все усилия местных евреев вызволить их, дав за них взятку. Среди расстрелянных был и Юдка Шапиро, один из руководителей сионистского подполья в советский период. В частых наших беседах он выражал уверенность, что мы еще доберемся до страны Израиля. Он мечтал жить в кибуце.
Спустя несколько дней из нашего городка пришла страшная весть: все евреи, находившиеся в Полигоне, числом в семь тысяч душ, были расстреляны. Вначале мы отказывались верить, считая, что крестьянин, принесший эту весть, хотел напугать евреев. Может ли быть такое, что всех убили? Но на следующий день появилась из нашего городка девушка, которая пряталась у поляка, и подтвердила эту ужасную весть. Потрясенными сидели мы и слушали этот невыносимый рассказ о происшедшем на Полигоне, рассказ о последних днях еврейской общины Свинцяна.
Депортация началась 27 сентября 1941. Утром привезены были все литовские полицаи округи и мобилизована литовская молодежь, которой выдали оружие. Они выгнали всех евреев из домов и собрали их в поле, рядом с городом, на улице Ново-Свинцян. Им разрешили взять с собой только немного вещей. Для стариков и больных прикатили телеги. Во время сборища литовцы били прикладами тех, кто медленно двигался. В течение пяти часов было собрано три тысячи евреев на большом поле. Их окружили стражники, вооруженные автоматами, чтобы воспрепятствовать любому сопротивлению или побегу. Из сел прикатили массы крестьян с женами и малыми детьми, чтобы следить за представлением. Они радостно кричали: "Ой, вам было хорошо под большевиками, теперь вам будет еще лучше". Евреи вглядывались в рожи этих людей, пьяные от радости, что совсем недавно приходили просить помощи — денежной, врачебной больным детям. Тут они все это забыли и только ждали минуты, когда им разрешат ворваться в еврейские дома и грабить все, что там есть. В момент, когда последний еврей был доставлен сюда, полицаи оставили улицы, толпа ворвалась в еврейские дома, и начался грабеж. Крестьяне прибыли с телегами, загружая их всем, что попадалось под руки, уезжали домой и возвращались в городок. К вечеру еврейские дома опустели. Крестьяне выломали окна, двери, и даже тротуары.
После полудня прибыл командующий окружной "полиции безопасности" делать смотр евреям. Все евреи были на площади. Только один еврей пятидесяти лет сказал: "В этом доме я родился, в этом доме я умру". И повесился.
Командующий окружной "полиции безопасности" прочитал список мастеров по разным ремёслам и приказал им выйти из строя со своими семьями. Вышло несколько сотен человек. Семья каждого мастера увеличилась за счет присоединения к ней детей родственников и знакомых. Те, кто не имел родителей, выбрали пару стариков, холостые выбрали женщин с детьми, как свои семьи. Так число остающихся в городе достигло трехсот душ. Они были расселены в домах около синагоги. Этот район превратился в малое гетто, которое окружили забором из колючей проволоки, и литовские полицаи сменялись на охране единственного входа и выхода. Евреи, оставшиеся на площади, были выстроены в шеренги, и им было приказано идти под сильным конвоем литовских полицаев и добровольцев. Предупредили: за шаг в сторону из строя — расстрел. Первый километр все шли, более или менее, строем, на втором же километре женщины и дети стали отставать. Некоторые вышли из рядов, некоторые потеряли сознание. Полицаи и литовские добровольцы избивали их прикладами. Многие из людей вышвырнули вещи, чтобы облегчить ходьбу. Через несколько километров не было сил идти дальше. Удары прикладами не помогали, и полицаи объявили, что будут отстреливать тех, кто отстает. Угроза подействовала, восстановили строй и шли еще несколько километров. Помогали друг другу. Надо было раненых от ударов тащить, в противном случае их расстреляют. В конце концов, силы иссякли. Люди сидели на шоссе и говорили, что дальше не могут идти. Когда полицаи увидели, что избиение не помогает, подняли трех человек, первыми севших на шоссе, и расстреляли на глазах у всех. Тела их остались лежать на дороге, остальные пошли дальше. Так эта колонна прошла до Ново-Свинцяна, в двух километрах от Полигона.
Городок Ново-Свинцян уже был очищен от евреев. Тысяча евреев этого городка была еще утром переведена в Полигон. Колонна пересекла железнодорожную линию и вышла в пески. Лагерь был уже виден издалека. На месте пылало много костров, зажженных полицаями, чтобы осветить местность и не дать возможности евреям сбежать. Издалека лагерь выглядел, как один огромный пылающий костер, и людям казалось, что их заводят в огонь. Вход в лагерь был очень узок: только два человека одновременно могли пройти. Перед входом двумя рядами стоял литовские полицаи и эсэсовцы, осыпая евреев градом ударов палок и прикладов. Евреи из нашего городка пришли последними. Евреи из всей округи уже были там: из городков и сел Ходуцишки, Ставицишки, Ингалина, Доглишки, Подбродзия, Милиганы, Шверцы, Ново-Свинцяна. Вместе с евреями Свинцяна число евреев в лагере достигло семи тысяч. В окружающих городках не осталось ни одного еврея, за исключением мастеров-ремесленников нашего городка, который был областным центром.
Евреев загнали в огромные бараки и заперли их там. До утра не разрешали выйти. Теснота была такой, что не было возможности сидеть, даже для стояния не хватало места. Люди стояли буквально один на ногах другого, и всю ночь слышались крики" "Сойди с моих ног!" или "Не лежи на мне!" Вонь в бараках была невыносима, так как не было ни окон, ни щели для проветривания. Утром полицаи открыли двери и разрешили выйти. Люди вышли, увидели забор из колючей проволоки, усиленную охрану вокруг и внутри лагеря, прочли объявления о том, что любой приблизившийся к забору расстреливается без предупреждения, и поняли, насколько положение их тяжко. Встретились здесь евреи со всей области, находили родных, близких, знакомых, рассказывали друг другу о самом процессе их депортации. Почти во всех местах было одно и то же: концентрация людей в одном месте, переход пешком, сопровождаемый ударами и выстрелами. Женщина семидесяти лет подошла к забора по нужде и была застрелена охранником: первая жертва в лагере Полигон.
Некоторым евреям из оставшихся в Свинцяне удалось за взятку освободить из лагеря Полигон несколько семей. Немцы объявили, что готовы освободить еще семьи за большие деньги. Так в Свинцян вернулось более десяти семей. Также из гетто в Свинцяне были посланы телеги с продуктами для узников Полигона. 5 октября туда прибыл гебитскомиссар области Вильно в сопровождении офицеров полиции безопасности и приказал литовскому коменданту собрать всех евреев в центре лагеря. Один из немцев объявил им: "Евреи, германские власти приняли решение наложить на вас штраф в четверть миллиона рублей. Вы должны сдать все ваше золото, драгоценности и меха. В течение двух часов после сдачи всего этого ваши условия здесь улучшаться, и вы начнете работать, чтобы принести пользу германскому "рейху". Если в течение двух часов приказ не будет выполнен, вы будете строго наказаны". Немедленно был организован комитет и выбраны сборщики денег и золота. Было такое ощущение, что ради этой акции их всех и привели в Полигон, и после этого жизнь депортированных значительно улучшится, и, быть может, всех вернут в Свинцян. Многие верили в обещания немцев. Деньги были собраны, корзины наполнились золотыми монетами, часами, драгоценностями. С большим удовлетворением немцы приняли это богатство, и сказали, что сдержат свои обещания. Они покинули лагерь, настроение евреев улучшилось.
