Владимир Шигин - Неизвестная война императора Николая I
Конечно, этим неимоверным успехом “Флора” была обязана хладнокровной распорядительности и мужеству Скоробогатова, храбрости и знанию дела его команды, а также робости и невежеству неприятеля, не умевшего воспользоваться: ни преимуществом пара для одновременной атаки фрегата с разных сторон — чтобы не дать ему одним маневром отделаться от продольных выстрелов всех трех пароходов, — ни огромными бомбическими пушками, коими он мог поражать “Флору”, не имевшую орудий более 24-фунтового калибра, оставаясь сам вне ее выстрелов. Понятно, что победа “Флоры” была чрезвычайно приятна самолюбию Черноморского флота, состоявшего из одних парусных судов, при самом незначительном числе пароходов, и то все колесных!»
Спустившись в каюту, Скоробогатов, не откладывая дела в долгий ящик, тут же набросал рапорт командиру Кавказской береговой линии. В нем он с полным основанием заявил: «Пароходы решительно были не в состоянии выдерживать огонь моей артиллерии и постыдно бежали по направлению к весту, оставив поле сражения парусному фрегату, получившему от них только две подводные пробоины».
Окончив писать, Скоробогатов отложил перо и улыбнулся висевшему на переборке портрету молодой девушки. То была невеста командира «Флоры» киевлянки Екатерины фон Вагнер. Усталый, пропахший порохом и гарью, он устало сидел за стол и, подперев голову руками, неотрывно смотрел на портрет. Что ждет его и его невесту в этой начавшейся войне?
Человеческие судьбы порой настолько непредсказуемы и таинственно связаны между собой, что и выдумывать ничего не надо. Жизнь зачастую куда загадочнее и запутаннее, чем самая вычурная книга. Вскоре после возвращения в Севастополь к Антону Никитичу Скоробогатову приедет его невеста, и они будут помолвлены. На помолвке будет присутствовать и старший офицер «Флоры» лейтенант Володя Шмидт. Затем будет знаменитая оборона Севастополя. Любимец Нахимова Скоробогатов геройски падет от французского ядра на бастионе, а его невеста (по другим сведениям, они уже успели обвенчаться) так и не покинет осажденного города, оставшись там сестрой милосердия. В один из дней к ней в лазарет матросы принесут истерзанного осколками бомбы молодого офицера, то будет младший брат Владимира Шмидта Петр. Именно Катя фон Вагнер выходит умирающего лейтенанта. Спустя несколько лет спустя они женятся и своего первенца назовут Петром. Еще несколько лет спустя не станет Екатерины Вагнер-Шмидт, затем уйдет из жизни и контр-адмирал Петр Шмидт. Что касается их сына, то он окончит Морской корпус и станет впоследствии печально всем известным «красным лейтенантом» Петром Шмидтом. Всю жизнь непутевого племянника будет спасать от неприятностей его дядя, бывший старший офицер «Флоры» адмирал и сенатор Владимир Шмидт. После мятежа на «Очакове», не выдержав позора, дядя умрет, а племянник будет расстрелян на острове Березань. Но пока до всего этого еще очень далеко…
Современник событий контр-адмирал Вукотич не без оснований считал, что именно «Флора» своим блестящим делом спасла Сухум-Кале, куда в тот момент направлялись турецкие пароходы и где, кроме тендера «Скорый», тогда не было никаких наших военных судов.
Как выяснилось позднее, турецкие пароходы хотели атаковать Сухум-Кале. Разумеется, малыш «Скорый», скорее всего, принял бы неравный бой и геройски погиб, но спасти Сухум-Кале от бомбардировки он был не в силах.
По странному стечению обстоятельств как раз в это время вся весьма многочисленная эскадра вице-адмирала Серебрякова сама ушла бомбардировать захваченный турками пост Святого Николая. Об этом походе не знали в Гаграх, не ведал ничего о нем и капитан 2-го ранга Скоробогатов.
К сожалению, операция Серебрякова успеха не имела. Турки успели устроить на посту несколько батарей и встретили эскадру неожиданно сильным огнем. Потеряв после нескольких часов перестрелки нескольких человек, Серебряков счел за лучшее пойти к Трапезунду и попытать счастья там. Но удача вновь отвернулась от него. В пути эскадра попала в сильный шторм и вынуждена была ни с чем вернуться в Сухум-Кале почти одновременно с «Флорой».
Сегодня историки считают, что пароходы, сражавшиеся с «Флорой», не были потоплены исключительно по вине вице-адмирала Серебрякова. По расписанию его крейсеры должны были занимать посты вдоль восточного берега Черного моря. В распоряжении вице-адмирала тогда имелась достаточно сильная эскадра: фрегаты «Мессемврия» и «Сизополь», корветы «Андромаха» и «Пилад», пароходы «Херсонес», «Боец» и «Могучий». Но посты почему-то так и не были заняты. При этом, несмотря на то что «Флора» дралась с турецким отрядом в продолжение двадцати часов, вице-адмирал Серебряков ничего не знал о бое, шедшем в ста милях от него. А ведь при правильной организации дозорной службы его пароходы вполне могли успеть к месту сражения и довершить победу «Флоры». Но начальник восточного отряда в это время без всякой пользы подставлял пароходы и весь свой парусный отряд под выстрелы турок, занимавших пост Святого Николая. Те же историки считают, что причина не слишком удачной стрельбы турок была в том, что они перед самым выходом в море приняли на борт заряды свежего пороха, а ранее учились стрелять, имея порох куда более плохого качества, отсюда, дескать, и частые перелеты. Впрочем, каждый легко может быть критиком спустя полтораста лет…
Как это на первый взгляд ни странно, перед Европою, благодаря турецкой лжи, блистательное для русского флота дело «Флоры» было выставлено в таком виде, будто турецкие пароходы, победоносно выгрузив на кавказском берегу оружие для горцев, встретили всю эскадру Нахимова и со славою отбились от нее! Однако, что бы кто ни говорил, итог боя таков: три турецких пароходо-фрегата постыдно бежали от одного русского парусного фрегата, который за безветрием (у него было всего два узла ходу!) был лишен возможности двигаться с быстротою, необходимою для боя…
За выдающийся подвиг все девять офицеров «Флоры» были награждены орденами, а пять наиболее отличившихся матросов — Георгиевскими крестами. Командиру капитан-лейтенанту Скоробогатову был пожалован чин капитана 2-го ранга.
Командиры и команды брига «Александр», тендера «Опыт» и фрегата «Флора» проявили самые лучшие качества, присущие русским морякам: мастерство, отвагу и доблесть. А потому они должны быть памятны нам, как памятен подвиг героического брига «Меркурий».
Глава шестая.
ТАК КАК ЖЕ ПОБЕДИЛ «МЕРКУРИЙ»?
Как это ни покажется странным, но до сих пор находятся те, кто всеми силами старается обличить А.И. Казарского в обмане, в том, что никакого боя не было, а весь подвиг «Меркурия» был от начала до конца выдуман командиром брига. Никаких конкретных фактов обычно не приводится, а ставится вопрос: ну как маленький бриг мог победить два огромнейших линейных корабля? И сразу делается вывод: а никак!
Однако нашлись те, которые сомневались, что подвиг брига «Меркурий» происходил именно так, как описан. Уже через двадцать лет после подвига брига «Меркурий» оставшиеся в живых соратники Казарского вынуждены были защищать его честь от несправедливых нападок. Вице-адмирал В.И. Мелихов в статье в «Морском сборнике» за 1850 год «Описание действий Черноморского флота в продолжение войны с Турцией в 1828 и 1829 годах» пишет: «Действия брига “Меркурий” представляют пример отваги, которому подобный едва ли сыщется в летописях морских держав. Мы считаем излишним распространяться о подвиге Казарского, вполне и совершенно оцененном Государем Императором, как то можно видеть из Высочайшего повеления и указов, изложенных в главе 23 и 26 нашего повествования; мы считаем нужным заметить только одно обстоятельство, что нашлись люди, которые сомневались, чтобы действия брига происходили точно так, как они описаны в рапорте Казарского. Но мы и весь флот, видавший бриг через несколько часов после сражения, можем засвидетельствовать; что в донесении командира брига не было никакого преувеличения; знавшие хорошо покойного Казарского поручаются, что по своей скромности он скорее был способен умолчать о своих действиях, нежели преувеличивать их. Он вполне достоин памятника, воздвигнутого ему в Севастополе его сослуживцами, с соизволения Государя Императора».
В описании хулителей Казарского события выглядели приблизительно так. С самого начала турки начали погоню за русскими дозорными судами при тихом ветре (около 2-х баллов по Бофорту) и сумели сблизиться с отставшим от остальных бригом «Меркурием». Первыми на дистанцию досягаемости артиллерийского огня носовых пушек вышли те два линейных корабля, о которых и шла речь выше. Ветер постепенно стихал, и скорость сближения была столь мала, что в течение полутора часов обстрел «Меркурия» производился с расстояния от полутора километров до полукилометра из немногочисленных погонных пушек. После чего ветер окончательно «скис», и на воду опустилась обычная для Черного моря при безветрии туманная дымка. Штиль позволил «Меркурию» медленно, но верно удаляться на веслах от турецкой эскадры до той поры, пока та окончательно не скрылась с глаз в туманной мгле (благоприятствовало и то, что на юге темнеет раньше, чем, например, на широте Москвы). После чего бриг изменил курс, дабы ввести противника в заблуждение относительно направления своего движения на случай возобновления ветра. С момента обнаружения турками русских кораблей до потери визуального контакта с «Меркурием» прошло 3,5—4 часа. За это время турки не понесли никакого материального урона — две русские малокалиберные ретирадные пушки не доставали до них, а предназначенные для ведения ближнего боя каронады — и тем более. «Меркурий» получил 22 пробоины в корпусе, тем не менее не получил ни одного разрушительного попадания крупнокалиберным чугунным или каменным ядром.
