Гаскойн Бэмбер - Великие Моголы. Потомки Чингисхана и Тамерлана
После вынужденного отъезда Хумаюна в 1543 году все связи с Индией практически оборвались, если не считать последней поездки Камрана в поисках помощи и квазисимволического жеста Шер-шаха, который обеспечил безопасный перевоз тела Бабура из Агры в Кабул, тем самым как бы окончательно изгоняя его династию из страны. Но в 1554 году Исмаил-шах умер, и его империя немедленно распалась. Три претендента на трон в Дели выступили друг против друга, мелкие правители начали борьбу за независимость, и точно так же,
как в свое время беспорядки в империи Туглакидов{22} побудили Тимура преодолеть Хайберский проход, эти самоубийственные междоусобицы династии Сур неожиданно открыли ворота Хумаюну для возвращения в Индию — и открыли их так широко, что его армия под непосредственным командованием Байрам-хана прошла через Пенджаб, не встретив сколько-нибудь серьезного сопротивления и достигнув Сирхинда прежде, чем к нему подступил Сикандар-шах, наиболее сильный из всех претендентов. Даже Рохтак, великолепная крепость на берегу реки Джелам, воздвигнутая Шер-шахом всего несколько лет назад именно с целью предотвратить нашествие с этой стороны, сдалась без боя. Под Сир-хиндом армия Сикандар-шаха численно превосходила армию Хумаюна, но блестящая тактика, которой моголы были целиком обязаны военному таланту Байрам-хана, принесла им ошеломительную победу 22 июня 1555 года. Главная хитрость Байрам-хана, поскольку после уроков Панипата в 1526 году было уже невозможно преследовать врага с целью атаковать прочные оборонительные позиции, состояла в том, чтобы отвести армию с открытого поля боя в заранее подготовленные укрепления, что и привело к тому же результату. Сам Сикандар бежал, но победа оказалась достаточно полной, чтобы открыть Хумаюну ворота Дели. 23 июля он вновь воссел на отцовский трон.
Этот его период пребывания на троне был необыкновенно спокойным. Хумаюна по-прежнему окружали его враги афганцы, поддерживающие династию Сур, но теперь он был в состоянии посылать против них армии под командованием надежных военачальников в разные стороны одновременно. Одно из его главных затруднений в первые десять лет правления в Индии заключалось в том, что, когда он сам вел войско в одном направлении, перед ним отступал только этот враг. Тогда у Хумаюна не было военачальников, которым он мог бы в достаточной степени доверять. Теперь, когда его братья были мертвы или изгнаны, у его сподвижников не осталось возможности перейти на службу к одному из них.
Настало время вознаградить тех немногих, кто делил с ним столь многие опасности. Байрам-хан стал «ханом над ханами», властителем над властителями, а скромный слуга Джаухар, быстро поднявшись по ступенькам нескольких не слишком значительных административных должностей, сделался казначеем Лахора и человеком достаточно состоятельным, чтобы принимать в собственном доме какого-нибудь посла. Он кончил свою жизнь таким же преданным, как всегда, и завершил свою книгу молитвой о том, чтобы «весь обитаемый мир перешел во власть потомков великого императора Тимура и стал зависимым от царства в Дели навсегда».
В это время Дели посетил первый из многих иностранных путешественников, оставивший полученные им самим из первых рук сведения о Великих Моголах. Это был турецкий адмирал Сиди Али Рейс, и он застал Хумаюна за его излюбленным занятием. Император выбрал места для расположения нескольких обсерваторий и теперь собирал необходимые инструменты. Поэзия была почти что lingva franka{23} придворной жизни и, разумеется, дипломатии. Даже императорский лучник — «прекрасный юноша», как утверждает Сиди Али, и особый наперсник Хумаюна — был постоянным участником литературных обсуждений. Когда Сиди Али впервые был представлен Хумаюну, на него гораздо большее впечатление произвели преподнесенные ему два стихотворения и хронограмма{24} на новое завоевание Индии, нежели сопровождающие их подарки. И он вскоре утвердил свою репутацию, написав два стихотворения в похвалу прекрасному лучнику. «Боже, это поистине великолепно!» — будто бы воскликнул, услышав стихи, монарх… если слова эти не присочинил не отличающийся скромностью турок.
Дискуссии о поэзии, вероятно, проходили в возведенном при Шер-шахе изысканно красивом здании, называемом Шер Мандал, которое Хумаюн приспособил под свою библиотеку. Здесь его драгоценные манускрипты наконец обрели безопасное прибежище. Многие из них еще Бабур привез из-за Хайбера, и они сопровождали Хумаюна во всех его опасных странствиях. После победы над Камраном одну из величайших радостей Хумаюну доставило открытие, что два из захваченных верблюдов были нагружены теми самыми книгами, которые Камран захватил во время одной из давних стычек, — значит, эти свои сокровища царевич повсюду возил с собой и как истинный Тимурид особенно высоко ставил рукописи в ряду принадлежащих ему ценностей. Кстати сказать, именно в здании библиотеки Акбар теперь учился рисованию у Мирсаида Али.
У Хумаюна были проекты перестройки управления империей, намного более разумные, чем его прежние астрологические фантазии. Разница заключалась в том, что на сей раз он имел отличный пример для подражания. Шер-шах, которого Хумаюн знал до сих пор лишь как блестящего, но неразборчивого в средствах противника на поле боя, в течение пяти лет своего пребывания на троне императора проявил себя как талантливый администратор. Он создал усовершенствованную систему управления провинциями и сбора налогов, и хотя все это рухнуло во время недавних беспорядков, сама концепция сохранилась. Хумаюн намеревался восстановить систему и сделать ее своей, однако несчастный случай внезапно оборвал его жизнь. На долю его сына выпала задача осуществить намерения отца и установить прочную и долговременную систему государственного правления по образцу Шер-шаха.
Смерть Хумаюна была такой же несчастливой, как и большинство событий его горестной жизни, но сами обстоятельства ее в точности соответствовали натуре этого человека. В пятницу 24 января 1556 года он сидел на крыше своей библиотеки в красивой открытой беседке и выслушивал рассказы паломников, недавно вернувшихся из Мекки, а также обсуждал со своими астрологами вопрос об ожидаемом часе восхождения Венеры, ибо намеревался именно в этот благоприятный момент провести государственный совет и объявить о назначениях на должности. Затем он встал и начал спускаться по ступенькам почти отвесной лестницы, идущей вниз от прямоугольного отверстия на плоской крыше. Хумаюн поставил ногу на вторую ступеньку, когда услышал донесшийся из расположенной неподалеку мечети Шер-шаха призыв муэдзина к молитве. Хумаюн повернулся, чтобы в знак благоговения преклонить колени, однако наступил ногой на подол одежды. Он упал, покатился вниз по ступенькам и ударился правым виском об острый угол камня. Через три дня Хумаюн скончался. Немедленно отправили чрезвычайного гонца к Акбару, теперь уже тринадцатилетнему, который участвовал в боевых действиях в Каланауре, в трехстах милях от Дели; были приняты соответствующие меры, чтобы успокоить население вплоть до времени прибытия царевича и провозглашения его императором. Мулла по имени Бекаси, внешне похожий на покойного императора, предстал на установленном в достаточном отдалении помосте перед собравшимися у берега реки возбужденными толпами.
Среди первых шести Великих Моголов личность Хумаюна неизбежно кажется незначительной, он выглядит неудачником. Разумеется, он являл собой характер менее сильный, чем его отец и его непосредственные потомки. Он мог быть в той же степени стремительным, как и нерешительным, но и для того и для другого неизменно выбирал неподходящие моменты. В семье со склонностями к пагубным привычкам его пристрастие к опиуму среди императоров сравнимо лишь с пристрастием его внука Джахангира к алкоголю. Кроме того, Хумаюн обладал чрезмерной склонностью к самоуничижению. Выслушав хвастливые рассказы Сиди Али Рейса о том, что турецкая империя занимает все земли, покоренные в свое время Александром Македонским, и даже более того, Хумаюн, если верить писаниям Сиди Али, сказал: «Единственный человек, достойный носить титул падишаха, — это правитель Турции, он один, и никто более во всем мире». Никто из других членов династии Хумаюна не позволил бы обсуждать столь провокационный вопрос в своем присутствии. При всей своей апатичности, непомерной суеверности, сентиментальности, недостатке уверенности в себе Хумаюн производит общее впечатление человека ребячливого, но обаятельного — качества, быть может, не самые лучшие для императора. Однако стоит добавить, что его жизнь, которая выглядит цепью неудач, имеет примечательные параллели с течением жизни его отца, бесспорно являющей собою путь к успеху. Каждый из них унаследовал царство; каждый утратил его — в основном в результате появления на сцене более могущественного завоевателя; каждый в последние годы жизни овладел Хиндустаном. Общеизвестно, что Хумаюн начинал с большего, общеизвестно и то, что ему противостоял значительно ослабленный Хиндустан, однако сама параллель как бы определяет некую перспективу его неудач. И он оставил Индии благое наследство — Акбара.
