Владимир Дмитриев - «Всадники в сверкающей броне»: Военное дело сасанидского Ирана и история римско-персидских войн
Сведения «Аин-Намэ» тесно перекликаются с указанием Маврикия на то, что персы «любят уклоняться от боя не только накануне сражения, в особенности если узнают, что неприятель приготовился и построился к бою…» (Mauric. XI. 2). Помимо теоретических положений, стремление персов к уклонению от полевых сражений (за исключением упомянутых в «Аин-Намэ» ситуаций) подтверждается примерами из реальной военной практики. В частности, в 543 г. в бою под Англоном (персидской крепостью в Закавказье) Навед, командовавший персами, «дал им приказ ни в коем случае не начинать боя, а если враги станут нападать, защищаться как только можно» (Proc. Bell Pers. II. 25. 19). Особенно осторожно персы вели себя в непривычных или неожиданных для них ситуациях. Так, в битве при Даре атаковавшие противника персидские всадники не рискнули преследовать обратившихся в бегство византийцев, а вернулись в свою боевую линию, поскольку построение ромейского войска было не совсем обычным, и персы опасались какого-нибудь подвоха (Proc. Bell Pers. I. 13. 24–27). Примерно такая же картина наблюдалась и под Англоном, где персы отказались от преследования обратившихся в паническое бегство византийцев, полагая, что те хотят завлечь их в засаду (Proc. Bell Pers. II. 25. 29–30).
Но даже когда сражение становилось неизбежным, персы стремились как можно дольше не начинать его и оттянуть начало боя на послеполуденное время. Прокопий Кесарийский объясняет это своеобразным благородством персов, которые «привыкли есть на исходе дня, а римляне — до полудня; поэтому они [персы. — В. Д.] решили, что условия окажутся неравны, если они нападут на голодных» (Proc. Bell. Pers. I. 14. 34; см. также: Proc. Bell. Pers. II. 18. 17). На самом деле все было гораздо проще: верные своему правилу избегать напрасного риска, персы специально выжидали время и начинали битву во второй половине дня с тем, чтобы в случае поражения им было легче скрыться под покровом темноты. В битве при Даре, длившейся несколько дней, персы дважды атаковали римлян и оба раза — ближе к вечеру (Proc. Bell. Pers. I. 13. 25; 14. 34). В 541 г. под Нисибисом отряд византийцев под командованием полководца Петра подвергся нападению со стороны персов также после полудня (Proc. Bell Pers. II. 18. 17–19).
Если все же сражение начиналось, то подавался сигнал к атаке. Им являлись либо звук труб, либо какое-то визуальное оповещение (например, путем подъема красного знамени, как это было под стенами Сингары в 360 г.), либо совершение определенного символического действия (таковым мог быть бросок в сторону вражеской армии окровавленного копья или выстрел из лука виноградной лозой). Начало битвы могло сопровождаться единоборствами воинов-добровольцев; так произошло во время битвы при Даре, когда византийский конный воин Андрей дважды вступал в поединок с персидскими витязями и оба раза одержал победу, после чего персидское войско, пав духом, на некоторое время даже покинуло поле предстоящей битвы (Proc. Bell. Pers. I. 13. 28–38).
Знаменосец шаханшаха Ормизда II. Реконструкция Е. О. Русаковой (выполнено по изданию: Nicolle D. Sassanian Armies. Stockport, 1996)Шаханшах во время охоты. Изображение на серебряном блюде, V — начало VI в. (воспроизведено по изданию: Nicolle D. Sassanian Armies. Stockport, 1996)
Первыми в бой вступали лучники. До начала рукопашной схватки они пускали в противника огромное количество стрел, нанося ему ощутимый урон. Трудно сказать определенно, что это были за воины: пешие или конные. В то же время данные источников — нарративных и изобразительных — заставляют думать, что стрелками из лука у персов являлись, скорее всего, всадники. На изображениях конных воинов — и легко-, и тяжеловооруженных — лук почти всегда присутствует как обязательный атрибут военного снаряжения. Кроме того, характеристика персидской пехоты как почти бесполезного в сражении рода войск, содержащаяся в сочинениях римско-византийских писателей, также не позволяет считать сасанидских лучников, чьими боевыми качествами восхищаются те же позднеантичные авторы, пехотинцами. Косвенно подтверждается этот факт и тем, что инструкция по правильной стрельбе, содержащаяся в «Аин-Намэ», адресована именно конному лучнику, а не пешему. В то же время необходимо отметить, что и пехотинцы персов обладали прекрасными навыками стрельбы из лука, это подтверждается ходом боя под Хломароном (585).
В сасанидской военной теории считалось целесообразным располагать на левом фланге лучников-левшей, которые могли посылать стрелы как влево и прямо перед собой, подобно правшам, так и вправо, усиливая, таким образом, интенсивность обстрела вражеских порядков не только на своем участке, но и по всему фронту. Кроме того, это было важно и потому, что левое крыло, как было отмечено выше, дольше других частей персидского войска оставалось на месте, не вступая в бой, а потому плотность и сектор обстрела отсюда должны были по определению быть более значительными, чем в центре и на правом фланге, которые вскоре после перестрелки переходили в атаку{43}.
Для повышения эффективности использования луков и стрел в бою у персов существовало правило, согласно которому перед битвой нужно было располагать войско так, чтобы «солнечный луч и ветер приходились в тыл войска»{44}. Насколько губительными могли быть последствия несоблюдения этого правила, говорят факты: во время битвы при Даре, завершившейся поражением персов, «ветер, поднявшийся с их [ромеев. — В. Д.] стороны, дул на варваров, сильно ослабляя действие их стрел» (Proc. Bell. Pers. I. 14. 36). Однако подобная опрометчивость была редким явлением, и персы, как правило, грамотно выбирали место и время сражения. Прекрасно подготовленные лучники всегда были одной из основных ударных сил персидской армии. Практически все римско-византийские источники отмечают опасность персидских лучников и высочайший уровень их подготовки, важнейшими показателями которого были высокая скорострельность и меткость стрельбы. Не случайно поэтому первое правило, которым руководствовались византийцы, вступая в сражение с персами, — как можно более стремительно атаковать персидские боевые порядки, ибо в противном случае ущерб, причиненный персидскими стрелками, мог быть чрезвычайно велик:
Движение в атаку и удар должны производиться своевременно в сомкнутом строю, быстро, как полет стрелы, иначе в людей и коней может попасть много стрел, так как неприятель очень искусен в быстрой стрельбе (Mauric. XI. 2).
Это правило ромеи старались соблюдать. Феофилакт Симокатта, рассказывая об одном из сражений, пишет:
Вавилоняне стали посылать стрелы в сомкнутые ряды ромеев в таком количестве, что затемнили лучи солнца. Вследствие стремительного полета стрел перья, украшавшие верх шлемов на головах воинов, казалось, полетели по воздуху, сбитые летучим оружием. Ромеи стремились к рукопашному бою, тесня варваров копьями и мечами и отражая обильно сыпавшиеся стрелы (Theophyl. III. 14. 6).
Схожую картину описывает и Прокопий Кесарийский:
Их стрелы летели гораздо чаще, поскольку персы почти все являются стрелками и научены быстрее пускать стрелы, чем остальные народы (Proc. Bell. Pers. 1. 18.31).
Искусство сасанидских стрелков обусловило тот факт, что именно персидский способ стрельбы из лука считался в Византии достойным изучения и даже заимствования (Mauric. I. 1).
В связи с этим заслуживает внимания техника пускания стрел, использовавшаяся персами, тем более что в данном отношении мы располагаем подробными данными персидского (что особенно важно) происхождения. В неоднократно уже упоминавшейся «Аин-Намэ» содержится подробное описание персидской манеры стрельбы из лука:
Хорошее дело при обучении стрельбе стрелами, чтобы обучающийся держал лук в левой руке своей, а стрелу в правой руке своей, и чтобы кисти своих рук он прижимал бы к груди и смотрел бы на то место, где находится обучающий стрельбе. И хорошее дело водрузить лук, согнув несколько рог его, и крепко ухватить его тремя пальцами, и согнуть указательный палец на тетиву, и держать в двадцати трех, как бы в шестидесяти трех, и крепко сжать три, и повернуть подбородок к левому плечу, и поднять голову, и опустить шею, и склониться с луком, и выпрямить спину, и опустить верхнюю часть руки, и натянуть лук, приподнявшись на седле, и оттянуть тетиву до уха, и поднять кверху глаза, внимательно рассмотреть место приложения острия стрелы, не двигать зубами, не вращать глазами, не качать тела{45}.
Как убедительно показал К. А. Иностранцев{46}, смысл фразы «держать в двадцати трех, как бы в шестидесяти трех» кроется в особенностях персидской дактилономии — системе обозначения чисел с помощью комбинаций пальцев рук. «Три» — это прижатые к ладони мизинец, безымянный и средний пальцы правой руки; «двадцать» — большой палец правой руки, прижатый к первому суставу указательного; «шестьдесят» — большой палец правой руки, прижатый ко второму суставу указательного. Выражение «держать в двадцати трех, как бы в шестидесяти трех» означает, что мизинец, безымянный и средний пальцы прижимаются к ладони, а большой палец помещается под сочленение первого и второго суставов указательного пальца. Такое (или похожее на него) положение пальцев при стрельбе из лука зафиксировано на многих изображениях персидских лучников сасанидской эпохи и известно как «персидский способ» натягивания тетивы. Однако персы использовали и другие приемы обращения с луком при стрельбе (в частности, наиболее популярный у кочевников Евразии так называемый «монгольский способ»).
