Пётр Толочко - Власть в Древней Руси. X–XIII века
Несмотря на то, что информация эта содержится в летописной статье 1097 г., событие, по-видимому, произошло уже после следующего княжеского съезда, о котором рассказано под 1100 г. На этот раз он состоялся в Уветичах, в которых, не исключено, следует видеть древний днепровский городок Витечев. Его участниками были те же князья, которые собирались и в Любече, за исключением Василька Теребовльского. Кроме заключения мира между Святополком, Владимиром, Давыдом и Олегом Святославичами, на съезде был рассмотрен и вопрос о вине Давыда Игоревича. О принятом решении его уведомили мужи Святополка (Путята), Владимира (Орогост) Давыда и Олега (Торчин). «Послании же придоша к Давыдови и рекоша ему: „Се ти молвять братья: не хочемъ ти дати стола Володимерьскаго, зане вверглъ еси ножь в ны. Да се мы тебе не имемъ, ни иного ти зла створим, но се ти даем: шед сяди в Бужьскѣмь въ Острозѣ, а Дувенъ и Черторыескъ то ти даеть Святополка“».[165]
Как видим, князья поступили в полном соответствии с клятвой, принесенной ими в Любече. Они проявили солидарность в лишении Давыда Волынского стола, хотя и не подвергли его изгойству. Поэтому, вряд ли корректны рассуждения А. С. Щавелёва о применении к нему процедуры изгнания из рода.[166] Они не только виделись с ним на съезде, но и объяснили ему для чего позвали в Уветичи. На начальном этапе съезда Давыд Игоревич, как пишет летописец, сидел с остальными князьями на одном ковре. «И отвѣща ему (Давыду — П. Т.) Володимеръ: „Ты еси прислалъ к нам: хочю братья прити к вам и пожаловатися своея обиды. Да се еси пришелъ и сѣдишь с братьею своею на одином коврѣ“».[167] Выслушав объяснения Давыда Игоревича, князья затем без его присутствия пришли к соглашению о необходимости лишить его владимирского стола.
Важный княжеский съезд состоялся в Киеве в 1145 г. Собрал его киевский князь Всеволод Ольгович, чтобы огласить свою волю о дальнейшей судьбе великокняжеского стола. «В лѣто 6653. Посла Всеволодъ по братью свою, по Игоря и Святослава, и по Давыдовича по Володимира, и Изяслава и придоша Киеву»[168] После пропуска в тексте какой-то части речи Всеволода следует ссылка на исторические прецеденты, когда Владимир Мономах посадил в Киеве после себя сына Мстислава, а тот брата Ярополка. Они, по мнению Всеволода, являлись основанием для него передать киевский стол брату Игорю, «Оже мя Богъ поиметь, то азъ по собѣ даю брату своему Игорю Киевъ».[169] После этого состоялось клятвенное целование креста. В том числе и Изяславом Мстиславичем, который сам вынашивал планы на занятие киевского стола. Как замечает летописец, «много замышлявшу».
По мнению С. М. Соловьева, едва ли не единственного, кто обратил внимание на содержательную сторону съезда князей 1145 г, «приемство Мстислава после Мономаха и приемство Ярополка после Мстислава нарушало в глазах Ольговичей старый порядок, по которому старшинство и Киев принадлежали всегда старшему в роде. Так как Мономаховичи первыми нарушили этот обычай в пользу своего племени, то теперь он, Всеволод, считает себя вправе поступить точно так же — отдать Киев после себя брату»[170].
Из данного рассказа летописи, как и из предыдущих, не ясно, оглашали ли свои решения Мономах и Мстислав на аналогичных съездах. Возможно и нет, поскольку передача ими великокняжеской власти осуществлялась, в чем они были убеждены, на законных основаниях. Киев должен был принадлежать «Володимеровому племени», как Чернигов Ольговичам. Всеволод своим захватом великокняжеского стола, а затем и завещанием его брату Игорю уравнивал престолонаследные права Ольговичей и Мономаховичей. По существу, поступил так же, как Владимир Всеволодович, который не имея вотчинного права на Киев, тем не менее, и сам утвердился в нем, и передал его своему сыну. Вот почему Всеволоду было важно, чтобы новый порядок киевского престолонаследия признали не только его братья — князья Ольговичи, но и Мономаховичи в лице наиболее амбициозного из них Изяслава Мстиславича. Определенно его претензии на Киев были известны не только летописцу.
Не исключено, что на этом съезде было принято решение о коллективном походе князей на Володимирка Галицкого, который состоялся в 1146 г. Участие в нем приняли семь русских князей, причем не только Ольговичи и Давыдовичи, но и Мономаховичи, что было бы невозможным без предварительного обсуждения этого вопроса.
По существу, с аналогичной повесткой дня прошел княжеский съезд, собранный Юрием Долгоруким в 1149 г., вскоре после своего первого утверждения в Киеве. На нем присутствовали черниговские князья Владимир Давыдович и Святослав Ольгович, а также сыновья Долгорукого Ростислав, Андрей, Борис, Глеб и, возможно, Василько. Съезд понадобился Юрию Долгорукому для того, чтобы придать юридическую легитимность перераспределению столов между своими сыновьями, а также восстановить территориально-владельческие права Святослава Ольговича, нарушенные Изяславом Мстиславичем. «И тако ся уладивше, — подытожил свой рассказ летописец, — разъѣхашася».[171]
Еще один княжеский съезд состоялся в 1155 г., когда Юрий в очередной раз занял киевский стол. «Тогда же Дюрги иде на снемъ съ Изяславомъ съ Давыдовичемъ и съ Святославомъ съ Ольговичемъ, и ту сняшася у Лутавы». И вновь главным вопросом на нем было установление мира с оппозиционными князьями. «Тогда же Гюрги въда Изяславу Корческъ, а Святославу Олговичу Мозырь, и ту уладивъся с нима иде въ свой Киевъ».[172]
С княжеского съезда начал свое правление в Киеве и Ростислав Мстиславич. В летописной статье 1160 г. Ипатьевской летописи говорится: «Том же лѣтѣ снимася Ростиславъ съ Святославомъ Олговичемъ Моровийски, месяца мая въ первый день. Бысть же съѣздъ ею на великую любовь».[173] Летописец не говорит о присутствии на этой встрече других князей, тем не менее называет ее съездом. Судя по формуле «на великую любовь», старшие князья в стане Мономаховичей и Ольговичей достигли согласия прежде всего по вопросу принадлежности киевского стола. Это было тем более важно, что перед Ростиславом в Киеве короткое время сидел Изяслав Давыдович и черниговские князья могли представлять новому князю серьезную оппозицию.
Аналогичные встречи с князьями — Ольговичами происходили и тогда, когда на великом киевском столе утверждался их сородич. Так было при Изяславе Давыдовиче, собравшем в Лутаве в 1159 г. Святослава Ольговича, его сына Олега, Игоря Всеволодовича и Владимира Святославича, а также при Святославе Всеволодовиче, призвавшем в Любечь в 1180 г. свою братию. О том, что это были не просто дружеские встречи свидетельствуют скупые летописные ремарки. В первом случае сказано, что князья достигли полного взаимопонимания («бысть любовь велика межи ими»). Во втором — содержится конкретная ссылка на заключение каких-то договоров. «Иде Святославъ к Любчю и призва к собѣ братью свою, Ярослава, Игоря, Всеволода; ряды ему деющю».[174] Еще об одной княжеской встрече в таком же составе летопись сообщает под 1194 г. На этот раз великий киевский князь собрал свою братию в Рогове «и поча с ними думати, хотя на рязаньскии князи, бяхуть бо имъ рѣчи про волости».[175] Замысел Святослава не получил воплощения, поскольку не был поддержан Всеволодом Юрьевичем, но определенно обусловливался какими-то территориальными спорами.
Обстоятельное известие о съезде князей находится в статье 1195 г. Оставшись после смерти Святослава Всеволодовича единоличным великим князем, Рюрик Ростиславич пригласил в Киев на совет своего брата Давыда, княжившего в Смоленске. В приглашении ему сказано, что поскольку они остались старейшинами в Русской земле, им необходимо обсудить взаимоотношения в Володимерем племени. «Брате, се вѣ осталася старѣши в Руской землѣ, а поѣди ко мнѣ Кыеву; что будеть на Руской землѣ думы и о братьи своей, о Володимерѣ племени, и то все укончаевѣ».[176] Затем, после обмена взаимными обедами и подарками, князья, как утверждает летописец, «ряды вся уконча о Руской землѣ и о братьи своей, о Володимерѣ племени».[177]
С похожей повесткой дня состоялся княжеский съезд 1205 г. в днепровском городе Треполе. Сообщение о нем в Лаврентьевской летописи содержится после рассказа об успешном походе южнорусских князей на половцев. Судя по летописному свидетельству, в Треполе собрались не все участники антиполовецкого похода. С уверенностью можно говорить о четырех князьях: Рюрике Ростиславиче, двух его сыновьях Ростиславе и Владимире, а также о Романе Мстиславиче. Главной их заботой, как подчеркнул летописец, было «мироположение въ волостехъ», которое основывалось на личных заслугах каждого из участников съезда перед Русской землей: «Кто како терпелъ за Рускую землю».[178] Имелись ли ввиду заслуги князей в последнем победном походе на половцев или же совокупные за все время их княжений, сказать сложно.
