Ксения Мяло - Россия и последние войны ХХ века
А французский политолог Пьер Беар в работе "Геополитика для Европы" дал обобщающий прогноз: "Отныне разрушение постсоветского пространства пойдет "концентрическими кругами".
Наступала эпоха передела советского наследства, и локальные войны, очаги которых к тому времени уже загорались на территории бывшего СССР, обретали свой истинный смысл и значение как инструменты реструктуризации Хартленда, все больше увязываясь в единое системное целое с событиями на Ближнем Востоке, в Югославии и Афганистане.
Глава II
Схождение лавины
Смерч
Общеизвестные истины не становятся менее верными от повторения. Но, к сожалению, нередко сама частота повторения, вызывая эффект привыкания, затрудняет понимание их истинности. И тогда требуется определенное психологическое усилие для того, чтобы вновь осознать важность некоторых вещей. Именно так и обстоит дело сегодня в России с проблемой энергоресурсов в новом веке и тысячелетии и напрямую сопряженной с ней концепцией "золотого миллиарда".
Кажется, она не сходит со страниц печати, подробно исследована и описана в том числе и российскими учеными (см., в частности, Сергей Кара-Мурза, "Концепция "золотого миллиарда" и новый мировой порядок"); само понятие "золотой миллиард" стало штампом. И тем не менее, почти полностью отсутствует (причем, именно у нас в стране) понимание системных связей "золотого миллиарда" с серией войн последнего десятилетия XX века и теми тектоническими сдвигами, которым открыло путь крушение СССР. Наше общество все еще - в немалой своей части и вопреки горькому опыту истекшего десятилетия - готово видеть в этом крушении торжество демократии, наивно веруя, что и Запад, добиваясь победы в "холодной войне", руководствовался именно и прежде всего целями глобального утверждения этой самой демократии. А между тем, еще в 1990 году, когда Союз доживал последние месяцы, в США вышла очередная книга знаменитого футуролога А. Тоффлера "Сдвиг власти", в которой он писал: "Подобно сдвигу тектонических плит перед землетрясением, надвигается одно из уникальных событий в мировой истории - революция самой сущности власти" (A. Toffler. A power Shift. New York, 1990, p. 4).
Суть этого сдвига - в отказе Запада от самой идеи равенства, которая лежит в основании принципов представительной демократии. Страны "золотого миллиарда", теснимые океаном требующего своей доли, но оставшегося за пределами благосостояния человечества, неизбежно, для защиты своего уровня жизни, будут искать методы управления иного рода. Локальные (впрочем, с учетом растущей роли международных организаций в их юридическом прикрытии и обеспечении, локальность эта становится весьма условной) войны конца XX века по многим параметрам могут считаться полигоном отработки и испытания таких методов.
Профессор одного из институтов Принстонского университета Питер Кэнен прогнозирует: будущий мир "может быть разделен на богатые, стабильные государства и море государств-неудачников. Возможна даже холодная война". Другие более откровенны. Так, американские военные высокого ранга писали еще в 1970-е годы: "Мы стоим перед мрачной перспективой мира, в котором слишком много людей и слишком мало ресурсов (курсив мой - К.М.). Обостряется противоречие между стремлением высокоразвитых стран поддерживать свой высокий уровень жизни и стремлением других стран просто выжить. Это будет мир, где силой и только силой (курсив мой - К.М.) можно будет обеспечить неравное распределение ресурсов, которых не хватает" (Strand Strategy for the 1980-s. Washington, 1979, pp. 61-62).
"Только силой!" Яснее не скажешь; курс же на одностороннее разоружение, а затем и самоликвидацию СССР, составивший, за вычетом уже безнадежно устаревшей и потому смешной квазидемократической риторики, самую суть, сухой остаток процесса, названного перестройкой и в этой своей части описанного в первой главе, резко увеличил возможности подобного силового обеспечения неравенства и соответствующего перераспределения энергоресурсов как его необходимейшей основы.
Генерал Пьер-Мари Галуа, автор книг "Солнце Аллаха ослепляет Запад", "Кровь: Запад, Ирак", "Кровь нефти. Босния", одним из первых зафиксировал переход от теории к практике и, резко осудив войну в Заливе, обозначил связь новой реальности с поражением России в "холодной войне". В дни, когда Россия, поддавшись либерально-капиталистическому соблазну, семимильными шагами уходила со сцены всемирной истории не только как сверхдержава, но и просто как великая держава, Галуа, ярый русофил, вынужден был констатировать печальную очевидность: "В наши дни либерализм, капитализм не приобрели необходимой мудрости и не стали человечными, гуманными, на что всегда на словах претендовали. Капитализм при своей изощренности, закамуфлированности стал еще более агрессивным, алчным. Усилился авторитаризм, жестокий, без сердца. Большая часть населения осталась за чертой бедности. Либеральные амбиции, экономические и политические, вылились в войны". А ведь этого не случилось бы, добавлял Галуа, если бы Россия не потерпела крах.
В условиях такого краха для США, на долю которых приходится 5% населения Земли и 40% производимой в мире энергии и которые давно сформулировали доктрину своего глобального господства (Pax Americana), открылись новые головокружительные возможности - не только стратегически выгодной для них реструктуризации пространства, но также и овладения контролем над источниками энергоресурсов и путями их транспортировки.
Разумеется, проблема не нова; как центральная для Запада она обозначилась еще в начале XX века, и это президенту Франции Жоржу Клемансо, знаменитому "Тигру", принадлежат слова: "Наступает время, когда капля нефти значит для государства и народа столько же, сколько капля крови"* . Но в конце столетия актуальность этих слов возросла многократно, особенно если учесть, что в III тысячелетие человечество, несмотря на все разговоры об альтернативных источниках энергии, вступает с преобладанием традиционных углеводородных энергоносителей: нефти, газа, угля. И кровь последних войн XX столетия - от Ирака до Чечни - оказалась густо перемешена с нефтью.
Первой войной нового типа, войной XXI века стала война в Заливе, и эту констатацию можно считать уже общим местом. Однако до сих пор под этой новизной подразумеваются, в основном, технологические особенности войны; между тем с точки зрения некоторых экспертов как раз такая "новизна" далеко не столь бесспорна, как представлялась в дни войны в Заливе и сразу же после нее, когда общественное сознание было подавлено телевизионными образами будто бы точечных ударов. Реальность же, скрытая за фасадом блестяще сконструированного пропагандистского мифа, оказалась несколько иной, на чем я подробнее остановлюсь ниже.
Но до сих пор за рамками внимания большинства пишущих о войне в Заливе (по крайней мере, в России) остается другой ее аспект, с которым и соотносится, на мой взгляд, ее подлинная новизна. А именно: то, что она стала первой в XX веке войной, развязанной сверхдержавой при отсутствии сколько-нибудь соизмеримого геополитического соперника. СССР, хотя формально и продолжал еще существовать, не только не использовал своих возможностей для того, чтобы осадить США, но и реально способствовал расширению сферы влияния своего бывшего противника и обретению войной совершенно нового качества: войны коалиции стран Запада (при вспомогательной роли некоторых арабских государств и стран Восточной Европы), осуществляемой как карательная операция против энергоресурсной страны Третьего мира. А формальная опора на ООН и СБ показала, что, с концом "Ялты и Потсдама", началась неизбежная эволюция этих международных организаций, отражавших структуру и баланс сил, сложившихся после Второй мировой войны и с изменением этого баланса неотвратимо меняющих свои функции.
Прежде всего по этим своим характеристикам, а не только по числу вовлеченных в конфликт стран, произведенным разрушениям и числу жертв война эта и заслуживает данного ей определения субмировой. Ведь после 29 ноября 1947 года, то есть после принятия резолюции ООН о разделе Палестины, в этом регионе уже состоялось несколько арабо-израильских войн, а также ливанский кризис и иракско-иранская война, именуемая иногда первой войной в Заливе; по числу жертв и длительности последняя превзошла каждую из арабо-израильских войн. И в иных условиях, то есть при сохранении СССР как сверхдержавы, вторая война в Заливе, несомненно, осталась бы просто иракско-кувейтской, то есть локальной войной, и не приобрела бы черты войны миров, которые столь впечатляющим образом зафиксировал в своем дневнике, найденном в окопе на окраине Кувейт-сити, безвестный иракский солдат. "На второй день наземной войны бои и налеты тяжелых бомбардировщиков интенсивно продолжались в небывалых масштабах. Они применили все виды техники: самолеты, танки, артиллерию, бронемашины, ракеты дальнего действия (long range missiles) и все разновидности наступательных и оборонительных вооружений, которые ранее были разработаны в Европе и повсюду в мире для использования их армиями коалиции в Третьей мировой войне с Восточным блоком (курсив мой - К.М.)... Да погибнет Запад! Да погибнут и трусы, которые объединились с ним" ("A Diary of an Jraqui Soldier". Center for Research and Studies on Kuwait, 1994, p. 20).
