Мария Евгеньева - Любовники Екатерины
Мамонов приобрел огромное влияние на внутреннюю и внешнюю политику. Екатерина рабски подчинилась его воле. Временами ей казалось, что она девочка. Мамонова называла кандидатом в вице-канцлеры вместо графа Безбородко, который также был ее фаворитом. Екатерина все-таки очень колебалась. Она ценила ум Безбородко. По ее мнению, это был русский Вольтер. Он открыто восхищался Пугачевым.
— Не казнить его, матушка-государыня, надо было, а изумления сей простой яицкий казак весьма достоин, если бы не был злодеем и бунтовщиком. Все то, до чего французские философы дошли путем долгих научных размышлений, этот мужик понял непостижимым образом, поставив равенство и свободу своим идеалом.
Екатерина, улыбаясь, слушала эти речи о маркизе де-Пугачеве, как она называла казненного Емельяна, которому Безбородко не мог простить манифеста об уничтожении крепостного права. Он мечтал о разделе Польши и о новых польских душах.
Гетман Кирилл Разумовский был давно отставлен благодаря своему бывшему помощнику. Свободная Малороссия узнала цепи рабства, и Безбородко получил сорок тысяч малоросских душ, о свободе которых приехал хлопотать. У него были огромные соляные варницы в Крыму и он имел неограниченное влияние на иностранную политику.
Безбородко решил, что не уступит Мамонову своего положения без борьбы. А Мамонов с каждым днем становился сильнее и наглее. Понятовский узнал об его влиянии на Екатерину и прислал ему два высших польских ордена. У него уже был орден Александра Невского, осыпанный стотысячными бриллиантами.
V
ПОСЛЕДНИЕ УВЛЕЧЕНИЯ ЦАРИЦЫ
Императрица выразила желание посмотреть «на свое хозяйство», то есть покататься по России.
Петербург и Москва ей наскучили. Захотелось путешествовать.
Помещики взволновались, власти также. Фавориты решили, что-императрица не должна видеть ничего такого, что бы опечалило ее любвеобильное сердце.
Под страхом смертной казни и смерти под розгами крестьянам было запрещено подавать ей жалобы на помещиков и рассказывать о притеснениях дворян и властей и жестоком обращении с крепостными рабами.
Императрица была словоохотлива. Она с удовольствием разговаривала при встречах и на прогулках с людьми всякого звания, и любопытно расспрашивала обо всем, что творилось в народе.
Фавориты чего-то боялись, хотя бояться было нечего. Екатерина, давая дворянам право распоряжаться крестьянами как скотом, могла предвидеть, к чему это приведет. К тому же она читала Плутарха и знала, до каких жестокостей могут дойти люди, если дать им власть над себе подобными.
Поездку ее по царству превратили в увеселительную прогулку. Повсюду ее встречали толпы нарядных крестьян с хлебом-солью, благодарили за милости, восхваляли свое житье и превозносили помещиков.
— Видите, им не нужна свобода, они прекрасно себя чувствуют и в рабском, скотском состоянии, — с легким презрением к этому забитому русскому народу говорила бывшая Ангальт-Цербстская принцесса сопровождавшим ее фаворитам Потемкину и Мамонову.
Парни и девки водили хороводы, пели народные песни, а помещики тратили огромные состояния, чтобы достойно принять свою государыню и ее любимых фаворитов.
Ехали через Москву, и особенно торжественную встречу устроил Екатерине в Кускове граф Петр Борисович Шереметев.
Вся улица, которая вела из деревни во дворец, была превращена в сплошную триумфальную арку из цветов и тропических растений. Повсюду висели нарисованные крепостными живописцами аллегорические картины, прославлявшие императрицу…
Глубокой иронией полны эти прославления северной Семирамиды крепостным искусством.
Главный пруд был усеян флотилией нарядных лодок и судов. С берега гремели пушечные выстрелы.
Вдоль улиц были выстроены рядами крепостные графа, а девушки-невольницы в белых платьях осыпали цветами путь императрицы, которая весело раскланивалась направо и налево русскими поклонами и обворожительно улыбалась. Екатерина и при дворе признавала только русские поясные поклоны, — они ей нравились больше немецких реверансов.
Роскошный обед в доме графа стоил более пятидесяти тысяч рублей.
Вечером в театре состоялось представление оперы «Салеснитские браки», теперь уже забытой, но во времена Екатерины очень модной.
Затем следовал балет, приведший Екатерину в восхищение.
Играли крепостные артисты, и Екатерина допустила этих увеселявших ее рабов к своей руке, наградив их по окончании представления дорогими подарками. После театра граф поднес императрице и фаворитам живых голубей, обмотанных паклей, и пригласил их выйти в парк и выпустить птиц на волю. Испуганные голуби взвились вверх… В темноте ночи вдруг загорелись потешные огни с вензелями Екатерины. Это варварское бесчеловечное развлечение очень понравилось императрице… Страшное было время, когда мучили и людей, и животных для своего удовольствия…
Потемкин, в качестве крымского генерал-губернатора, отправил бригадиру Синельникову подробные указания, где строить наскоро дворцы для ночлегов, станции, обеденные столы.
Была приготовлена феерия, чтобы поразить царицу.
В Каневе царицу встретил Понятовский. Он израсходовал на прием три миллиона рублей.
Понятовский при встрече слегка волновался. Когда-то он и Екатерина любили друг друга… Теперь оба состарились, оба носили корону…
Екатерина держала себя спокойно. О прошлом не было сказано ни слова. Она этого не любила. Мамонов, Потемкин, Безбородко и девица Протасова были тут же. Побеседовав с Понятовским о турецкой политике и уверив его, что она не собирается воевать с Турцией во второй раз, Екатерина поехала дальше, не приняв даже приглашения польского короля отобедать. С Екатериной, кроме фаворитов, путешествовали еще принц де-Лин и граф де-Сегюр, с которыми она также была в нежных отношениях.
Потемкин обставил путешествие императрицы необыкновенными удобствами. Кибитку ее везли тридцать лошадей. Экипаж состоял из кабинета, гостиной на восемь человек, маленькой библиотеки, уборной и других удобств. Было похоже на салон-вагон. В этой кибитке ехала Екатерина, Мамонов, Лез Нарышкин, также сделавшийся ее неразлучным фаворитом, фрейлина Протасова и австрийский посланник граф Кобенцль, приглашенный ехать в виду предстоявшего свидания с австрийским императором Иосифом, которого называли Иосифом Прекрасным, за его красоту и холодность с женщинами, Потемкин и Мамонов, устраивая путешествие царицы, украли огромные суммы денег, как и Безбородко в Малороссии. Все фавориты поражают своей жадностью и ненасытностью.
Путешествие Екатерины стоило русскому народу четыре миллиона рублей.
В Малороссии Безбородко устроил хутора и селения, утопавшие в деревьях и цветах.
Иногда это были просто искусно нарисованные крепостными художниками декорации, на которые царица любовалась, сидя в экипаже и принимая все за живую природу.
И здесь народ встречал ее восторженно, и она искренно решила, что Малороссия не только довольна своим закрепощением, но и благодарна за него.
— В Польше хуже, — рассказывал Потемкин. — Там в каждой деревне стоит виселица и паны вздергивают на нее непокорных холопов.
Это была правда. Поляки ужасно жестоко обращались с крепостными, и Безбородко, получив имение в Польше после раздела ее, первым делом приказал повсюду снести эти виселицы, воздвигнутые для домашнего помещичьего суда.
В Херсоне состоялось свидание с австрийским императором. Екатерина им увлеклась. Но Иосиф говорил о политике и философии, с трудом вынося дерзости Мамонова.
А Турция была испугана и путешествием, и свиданием, следствием которого явилась кровопролитная война.
Мамонов не утратил милостей царицы, и его положение было теперь не менее прочно, чем некогда Ланского. Он был умен, образован, знатного происхождения и говорил на нескольких иностранных языках. При этом весел до шаловливости и верен Екатерине. Как честный офицер, он держал данное ей слово и не выходил из дворца.
Екатерина возвратилась в Петербург очень довольная, что видела свое царство, так хорошо устроенное ею и ее любимцами. Мамонова она любила не менее нежно, чем своих внуков, и называла его «дитею».
— Дитя очень тебя любит, Григорий Александрович, и ценит твой ум. И чего ты на него всегда как зверь огрызаешься? — говорила она Потемкину.
Она уже мечтала теперь, что опорой ее старости до конца будет Мамонов.
Екатерина восторженно описывала Гримму своего любовника.
«…Рост выше среднего… Чудные черные глаза… Крепок душою, силен и блестящ по внешности… У него ум за четырех, неисчерпаемый источник веселья и много оригинальности в понимании вещей и в суждениях. Кроме того, безграничная искренность».
Но за эту искренность Мамонов поплатился впоследствии.
