Игорь Данилевский - Древняя Русь глазами современников и потомков (IX-XII вв.); Курс лекций
Другими словами, название русь не могло быть производным от корня рос-. Наконец, в-третьих, последние историко-географические изыскания В. А. Кучкина бесспорно доказали, что бассейн р. Рось вошел в состав Русской земли (в узком смысле этого словосочетания) лишь при Ярославе Мудром, т. е. во второй четверти XI в. До этого южная граница Киевской Руси проходила севернее, что хорошо подтверждается археологическими материалами. В частности, В. В. Седов отмечает, что южной границей территории, населенной летописными племенами полян (а именно с нею идентифицируется летописная Русская земля в узком смысле),
«служил водораздел между правыми притоками Днепра — Ирпе-нью и Росью. На юго-востоке полянам принадлежали окрестности Переяславля. Бассейн Роси имел смешанное население. Здесь наряду со славянскими курганами известны многочисленные могильники тюркоязычного населения»[62].
Другим примером попытки «славянизации» названия русь может служить возведение этого этнонима (естественно, это определение — условно) к топониму Руса (Старая Русса). Однако и здесь данные лингвистики не подтверждают такой возможности: производной от Русы могла быть только форма рушане, что хорошо подтверждается источниками:
«выеха Федор посадник с рушаны и с Литвою»[63]. (курсив мой. — И.Д.)
Не исключено, однако, что топоним Руса и этноним (этнотопоиим) Русь могли иметь общее происхождение.
Неприемлема, с точки зрения лингвистики, и гипотеза, возводящая название Русь к наименованию острова Руяна / Рюген (в развитие уже упоминавшейся гипотезы Ломоносова — Кузьмина), так как наталкивается на серьезные фонетические несоответствия обоих названий.
Предпринимались также попытки (О. Н. Трубачев, Д. Л. Талис, Д. Т. Березовец) связать имя Русь с крымскими топонимами, имеющими готское происхождение: Россотар, Рукуста, а также Rogastadzans Иордана и др. Однако и здесь мы, видимо, имеем просто омонимичные, совпадающие в произношении и написании имена разного происхождения, так же, как, скажем, в именах роксаланов, росомонов и многих других. Впрочем, стоит заметить: даже те исследователи, которые настаивают на том, что «термин русь… тесно связан с южной географической и этнической номенклатурой», вынуждены признать, что попытки объяснить его происхождение из собственно славянского материала «не выглядят убедительными»[64].
Итак, приходится констатировать, что до сих пор происхождение имени «русь» продолжает во многом оставаться столь же загадочным, как и двести лет назад.
Кроме лингвистических «странностей» с его употреблением в источниках связан и ряд логических несообразностей:
• Почему термин русь сплошь и рядом используется для номинации представителей разных народов?
• Если согласиться с тем, что это имя славяне получили от варягов (что, повторю, сейчас представляется наиболее вероятной гипотезой), то почему оно не встречается в скандинавских источниках?
• Почему восточными славянами было заимствовано именно это имя, а не имя варяги (кстати, тоже не известное скандинавским источникам)?
• Если это название действительно скандинавское, то почему на восточнославянской почве оно приняло форму русь, а не русы? Ведь для наименования остальных европейцев восточные славяне использовали исключительно формы множественного числа, а не собирательные существительные…
Многие из перечисленных вопросов снимаются, если признать, что слово «русь» не рассматривалось авторами древнерусских источников как этноним. Видимо, этот весьма сильный аргумент лег в основу гипотезы о том, что русь — термин, относящийся не к этническому, а к социальному тезаурусу восточных славян. Действительно, если он обозначал какую-то социальную группу, то мог относиться к представителям различных этнических групп: датчанам, шведам, норвежцам, финнам, восточным славянам и славянам Восточной Прибалтики, Но какие социальные функции могли объединять этих людей? Приведем мнение Г. Ф. Ковалева по данному вопросу:
«Если вспомнить термин «полюдье» — сбор дани, то можно предположить, что люди — те, кто вынужден был платить дань, а русь — те, кто эту дань собирал, Среди сборщиков дани было много варягов-дружинников, поэтому социальный термин, видимо, был перенесен и на этническое название скандинавов-германцев»[65].
Действительно, финно-угорские народы еще долгое время названия, восходящие к корню русь-, использовали для обозначения разных народов, бравших с них дань, а также местной финнской знати, тогда как слово «люди» стало даже самоназванием одной из финноугорских народностей (Ljudi).
Здесь к месту вспомнить чрезвычайно интересное наблюдение выдающегося слависта П. Шафарика:
«…У эстонцев сакс, т. е. саксонец, значит господин, а у чухонцев — купец, у итальянцев и французов — «francusingenuus», а у древних французов прилагательное «norois», образовавшееся от слова «норман», значило «superbe» [гордо, надменно]. У древан полабских прежде их истребления слово nemtjenka (т. е. немка) означало госпожу высокого рода, a nemes (т. е. немец) молодого господина»[66].
Предлагаемая трактовка «термина» русь как социального обозначения, действительно, довольно привлекательна. Она позволяет согласовать почти все разночтения в ранних источниках, в которых оно встречается. Тогда русь может в одних текстах связываться с варягами (если они входят в состав социальной верхушки, собирающей дань), а в других отличаться от них (если речь идет о наемных отрядах скандинавов, приглашенных на время). Так, В. Я. Петрухин пишет:
«Историческая ономастика безусловно свидетельствует о том, что русь — более древнее слово, чем варяги: первое отражено в источниках IX в., второе встречается впервые в византийской хронике под 1034 г… Первоначальное значение слова варяг — "наемник, принесший клятву верности": это название отличало наемников от руси — княжеской дружины — и распространилось в русской традиции с XI в. на всех заморских скандинавов»[67].
В него могут включаться представители разных славянских племен (также входивших в государственные структуры), но они могут и противопоставляться ему (поскольку речь шла о «рядовых» подданных). В какой-то степени такое предположение, считает В. Я. Петрухин, подтверждается и предлагаемыми скандинавскими этимологиями этого слова;
«Народа "русь" не существовало среди скандинавских народов — так назывались скандинавские дружины "гребцов" (*rops-), участников походов на гребных судах, проникавших в Восточную Европу, получившие в славянской среде название русь, которое распространилось на земли и народ нового Русского государства»[68].
Есть, однако, и вопросы, на которые даже такая «удобная» гипотеза не в состоянии ответить. Например, почему русь часто помещается в перечни этносов? Конечно, быть может прав Г. Ф. Ковалев, который полагает, что социальный термин был впоследствии перенесен на скандинавов, составлявших большинство княжеских дружин? И, быть может, позднее он действительно был распространен на все население, платившее дань этой — «новой» — руси…
Некоторые итоги изучения интересующей нас проблемы были подведены в коллективном труде ученых ГДР, СССР, Польши, Дании, Швеции и Финляндии, опубликованном сначала на немецком языке в Восточной Германии (1982 г.), а через несколько лет — на русском в СССР. В нем, в частности, отмечалось:
«Советские лингвисты за последние двадцать лет детально исследовали происхождение этого северного названия… Выводы их едины: название "русь" возникло в Новгородской земле. Оно зафиксировано здесь богатой топонимией, отсутствующей на юге: Руса, Порусье, Околорусье в южном Приильменье, Руса на Волхове, Русыня на Луге, Русська на Воложбе в Приладожье. Эти названия очерчивают первичную территорию "племенного княжения" словен, дословно подтверждая летописное: "прозвася Руская земля, новогородьци". По содержанию и форме в языковом отношении "русь" — название, возникшее в зоне интенсивных контактов славян с носителями "иних языцей" как результат славяно-финско-скандинавских языковых взаимодействий, в ходе которых возникла группа первоначально родственных и близких по значению терминов, позднее самостоятельно развивавшихся в разных языках, наиболее полно и многообразно — в древнерусском.
