Теодор Гладков - Легенда советской разведки - Н Кузнецов
Глава 5
До самого последнего времени оставалось неизвестным, при каких обстоятельствах Николай Кузнецов очутился в Москве, как вообще негласный сотрудник периферийных органов госбезопасности оказался в поле зрения Центра. Об этом незадолго до своей кончины автору рассказал человек, к этому перемещению причастный лично - один из руководителей советской контрразведки в те годы, бывший генерал-лейтенант Леонид Федорович Райхман1:
"После перевода из Ленинграда в Москву я был назначен начальником отделения в отделе контрразведки Главного управления госбезопасности НКВД СССР. Кроме того, я преподавал некоторые специальные дисциплины на курсах в Большом Кисельном переулке, где готовили руководящие кадры для нашего ведомства. С одним из слушателей, Михаилом Ивановичем Журавлевым - умным и обаятельным человеком, мы подружились. Возможно потому, что он тоже из Ленинграда, где работал сначала, кажется, на заводе "Красный путиловец", а потом стал вторым или третьим секретарем райкома партии. Всю войну, к слову, Журавлев уже в генеральском звании был начальником Московского управления НКВД. По окончании курсов Журавлев сразу получил высокое назначение - наркомом НКВД в Коми АССР. Оттуда он мне часто звонил, советовался по некоторым вопросам, поэтому я не удивился его очередному звонку, кажется, в середине 1938 года.
- Леонид Федорович, - сказал Журавлев после обычных приветствий, - тут у меня есть на примете один человек, еще молодой, наш негласный сотрудник. Очень одаренная личность. Я убежден, что его надо использовать в Центре, у нас ему просто нечего делать.
- Кто он? - спросил я.
- Специалист по лесному делу. Честный, умный, волевой, энергичный, инициативный. И с поразительными лингвистическими способностями. Прекрасно владеет немецким, знает эсперанто и польский. За несколько месяцев изучил коми-пермяцкий язык настолько, что его в Кудымкаре за своего принимали...
Предложение меня заинтересовало. Я понимал, что без серьезных оснований Журавлев никого рекомендовать не станет1. А у нас в последние годы погибло множество опытных, не липовых, а настоящих контрразведчиков и разведчиков. Некоторые линии и объекты были попросту оголены или обслуживались случайными людьми.
- Присылай, - сказал я Михаилу Ивановичу. - Пусть позвонит мне домой.
Прошло несколько дней, и в моей квартире на улице Горького раздался телефонный звонок: Кузнецов. Надо же так случиться, что в это самое время у меня в гостях был старый товарищ и коллега, только что вернувшийся из продолжительной командировки в Германию, где работал с нелегальных позиций. Я выразительно посмотрел на него, а в трубку сказал:
- Товарищ Кузнецов, сейчас с вами будут говорить по-немецки.
Мой друг побеседовал с Кузнецовым несколько минут на общие темы, потом вернул мне трубку и, прикрыв микрофон ладонью, сказал удивленно:
- Говорит как исконный берлинец.
Позднее я узнал, что Кузнецов свободно владел пятью или шестью диалектами немецкого языка, кроме того, умел говорить, в случае надобности, по-русски с немецким акцентом.
Я назначил Кузнецову свидание на завтра, и он пришел ко мне домой. Когда он только вступил на порог, я прямо-таки ахнул: ариец! Чистокровный ариец. Росту выше среднего, стройный, худощавый, но крепкий, блондин, нос прямой, глаза серо-голубые. Настоящий немец, но без этаких примет аристократического вырождения. И прекрасная выправка, словно у кадрового военного, и это - уральский лесовик!
Надо сказать, что мы в контрразведке, от рядового опера до начальника нашего отдела старшего майора госбезопасности1 Петра Васильевича Федотова никогда не питали и малейших иллюзий относительно нацистской Германии ни до пакта, ни после него. Что бы там ни писали газеты, мы всегда знали, что Гитлер враг непримиримый, смертельный, что войны с ним не избежать. Ее можно в лучшем случае отсрочить, оттянуть на какое-то время. На работе контрразведки, в частности, заключение пакта сказалось лишь в том отношении, что ее по немецкой линии прибавилось, настолько активизировалась разведка Германии в Советском Союзе1.
Мы имели дело с настоящими, не выдуманными германскими шпионами и как профессионалы прекрасно понимали, что их деятельность направлена против нас не вообще, а именно как противника в будущей и близкой войне. И дело заключалось не только в антикоммунизме фюрера как главаря нацистской партии. Тот же Черчилль, к примеру, тоже был убежденным антикоммунистом. Но Гитлер ненавидел и презирал, считая "унтерменшами", то есть недочеловеками все народы, населявшие Советский Союз. Он был нашим смертельным врагом не только идеологическим, его изначальной целью, намеченной еще в книге "Моя борьба", был захват наших земель, их оккупация и освоение немецкими колонистами аж до самого Урала. Население же этих огромных земель подлежало частично уничтожению, частично превращению в рабочий скот.
Нам остро нужны были люди, способные активно противостоять немецкой агентуре в нашей стране, прежде всего в Москве. Мы затребовали из Свердловска личное дело "Колониста", внимательно изучили его работу на Урале. Кузнецов оказался разведчиком прирожденным, что говорится, от Бога. Как человек он мне тоже понравился. Я любил с ним разговаривать не только о делах, но и просто так, на отвлеченные темы. Помнится, я сказал ему: обрастайте связями.
И он стал заводить знакомства в среде людей, представляющих заведомый оперативный интерес для немецкой разведки.
По нашим материалам мы видели усиление активности германских спецслужб. Подписание пакта облегчило немцам проникновение в СССР, расширило возможности для подрывной работы. Мы это предвидели и принимали соответствующие меры. К началу 1940 года (я был тогда уже заместителем начальника контрразведки) мы создали 1-й отдел - немецкий. Возглавил его очень опытный контрразведчик Петр Петрович Тимофеев, между прочим, старый коллега и друг Дмитрия Николаевича Медведева. Он, кстати, когда началась война, помог Медведеву вернуться с пенсии в строй.
Но вернемся назад, к моменту приезда Кузнецова в Москву. Идеальным вариантом, конечно, было бы направить его на учебу в нашу школу, по окончании которой он был бы аттестован по меньшей мере сержантом госбезопасности, зачислен в какое-нибудь подразделение в центральном аппарате и начал службу. Но мешали два обстоятельства. Во-первых, учеба в нашей школе, как и в обычном военном училище, занимала продолжительное время, а нам нужен был работник, который приступил бы к работе немедленно, как того требовала сложившаяся оперативная обстановка. Второе обстоятельство - несколько щепетильного свойства. Зачислению в нашу школу или на курсы предшествовала длительная процедура изучения кандидата не только с деловых и моральных позиций, но и с точки зрения его анкетной чистоты. Тут наши отделы кадров были беспощадны, а у Кузнецова в прошлом сомнительное социальное происхождение, по некоторым сведениям отец то ли кулак, то ли белогвардеец, исключение из комсомола, судимость, наконец. Да с такой анкетой его не то что в школу бы не зачислили, глядишь, потребовали бы в третий раз арестовать...
В конце концов мы оформили Кузнецова как особо засекреченного спецагента с окладом содержания по ставке кадрового оперуполномоченного центрального аппарата. Случай почти уникальный в нашей практике, я, во всяком случае, такого второго не припоминаю.
Что же касается профессиональной учебы, то, во-первых, он не с Луны свалился, новичком в оперативных делах не был, своим главным оружием немецким языком владел великолепно, да и мы, кадровые сотрудники, которым довелось с ним работать, постарались передать ему необходимые навыки конспирации, работы с агентурой и т.п. Со своими способностями он все эти премудрости схватывал на лету. (Правда, Кузнецов не отказался от давней мечты - получить высшее образование. Так, он даже написал руководству заявление с просьбой помочь ему в поступлении на английское отделение Института иностранных языков, но из этого, к сожалению, ничего не вышло. Авт.)
Кузнецов был чрезвычайно инициативным человеком и с богатым воображением. Так, он купил себе фотоаппарат, принадлежности к нему, освоил фотодело и впоследствии прекрасно сам переснимал попадавшие в его руки немецкие материалы и документы. Он научился управлять автомобилем, и, когда во время войны ему в числе иных личных документов изготовили шоферские права, выданные якобы в Кенигсберге, ему оставалось только запомнить, чем немецкие правила уличного движения отличаются от наших.
"Колонист" был талантлив от природы, знания впитывал как губка влагу, учился жадно, быстро рос как профессионал. В то же время был чрезвычайно серьезен, сдержан, трезв в оценках и своих донесениях. Благодаря этим качествам мы смогли его впоследствии использовать как контрольного агента для проверки информации, полученной иным путем, подтверждения ее или опровержения.
