Виктор Белаш - Дороги Нестора Махно
Как ни интенсивны были мероприятия, потушить тифозную эпидемию (противотифозная прививка и прочие предупредительные меры) все равно не удалось побороть ее имеющимися средствами. Надо сказать, что врачебного персонала, даже при всех стараниях, совершенно было недостаточно, отчего пришлось на эти места продвигать старых фельдшеров и даже сестер милосердия. Были открыты местные, полковые, корпусные и армейские бани, прачечные, изоляционные камеры, приняты другие санитарные меры, но эпидемия брала свое. Более того, приходилось использовать даже тыл противника. Каждая партизанская партия, получившая назначение в рейд, увозила с собой тифозных, разгружая их то у родных больного, то в больницы и лазареты Деникина, предварительно снабдив больных военными документами какой-либо войсковой части противника. Основная масса выздоравливала в этих лазаретах и только небольшая часть из них по подозрению попадала в контрразведку белых, где и расстреливалась.
Такую же безотрадную деятельность имело и управление военных сообщений. Правда, подвижной (гужевой) состав армии ремонтировался местными средствами на основе обоюдного соглашения сторон (гражданских и военных) и был в относительной исправности. Зато железные дороги были в плачевном состоянии. Запасы топлива истощены, ремонт путей и подвижного состава если производился, то весьма недостаточно. Особенно, на участке Никополь – Апостолово, где белые взорвали три моста. Продвинуть эшелоны из Никополя на Апостолово, Кривой Рог, Долгинцево, Верховцево и Екатеринослав — не представлялось никакой возможности. Металлургическая промышленность Екатеринослава настолько была в упадке, что Брянский завод, как мы ни старались навязать ему за любую цену работу по реставрации мостов, наотрез отказался выполнить этот заказ, мотивируя отсутствием материалов и рабочих рук. Так, злосчастные мосты и не были подняты и весь наш материальный резерв продолжал оставаться на линии Хортица – Никополь. Зато возросла деятельность гужевого транспорта армии. Однако для удовлетворения потребностей линейных частей довольно длинного, распустившегося в распутице и бездорожье фронта, обозных войск армии и транспортных средств было недостаточно, отчего к этой деятельности привлекалось местное население, в порядке обозной повинности.
Состояние финансов, в течение описываемого периода, было почти удовлетворительное. Этим вопросом занимался главный казначей штарма и финансовая комиссия Реввоенсовета. Состояние кассы на 15 октября 1919 г. колебалось в пределах 9–10 млрд. рублей бумажных знаков. Золотой и другие фонды (драгоценные металлы и камни) не превышали 15 млн. рублей. Бумажные деньги, выпущенные разными правительствами, имели назначение для внутреннего хождения как меновая ценность, в противоположность золотому фонду, который имел прямую статью расходования на работы подполья, печати и военного осведомления за пределами фронта, а главное, для связи с Варшавой, Москвой, Харьковом, Киевом, Тифлисом, Веной, Парижем, Италией, Испанией преимущественно на дело популяризации анархических и махновских идей. Этими дорогими средствами заграничные товарищи, конечно злоупотребляли, прогуливая и транжиря попусту, не отдавая секретариату «Набата», находившемуся при армии, никакого отчета.
Поступление финансов в кассу происходило путем экспроприации государственных банков, казначейств, дворянских и крестьянских земельных банков, акционерных банков, коммерческого кредита и даже обществ взаимного кредита, городских банков и крестьянских учреждений мелкого кредита, конечно, по выбору и состоятельности общества и вкладчиков. Эти банки были экспроприированы в городах: Мариуполе, Юзово, Бердянске, Мелитополе, Геническе, Александровске, Алешках, Ново-Воронцовке, Кривом Рогу, Новом Буге и Екатеринославе официальным путем. Ростовская контора Госбанка, Таганрогское отделение, Мелитопольское казначейство и другие — не официально, то есть подпольными эксаторами, штабной контрразведкой. Кроме того, широко практиковалась агрессивная система контрибуций, накладываемая на отдельных помещиков, финансистов, промышленников и домовладельцев. Внушительные средства брались также в кассах войсковых частей при их капитуляции, или окончательном разгроме, а также в немецких колониях.
К ноябрю благоприятное финансовое состояние армии сменяется почти кризисом. Обильные поставки населением в армию разного рода снабжения, помощь семьям убитых, больных и безработных, настолько опустошили кассу, что даже поставили вопрос о производстве «керенок». К 1-му декабря 1919 г. балансовое состояние кассы было, примерно в 5 млрд., обесцененных кредитных билетов и на 2 рубля золотого фонда.
Для поддержания дисциплины была установлена дисциплинарная ответственность и положение, дающее право наказания без суда властью командира (за незначительные проступки), или наказание по суду, в компетенцию которого входило наказание виновных за более важные проступки: мародерство, насилие женщин, присвоение военного имущества, утайка трофейных ценностей, самосудные расстрелы пленных и арестованных, небрежное отношение к военному имуществу и прочее.
В первом случае, за нарушение дисциплины — командир имел право объявить в приказе выговор, принародно пристыдить, а в крайнем случае — выгнать из своей части. Физическое наказание в виде ставки виновных под ранец, назначение вне очереди на дежурство, работу, в разведку и пр. совершенно было отменено.
В другом случае, официально была учреждена система, так называемых «судов чести»: своя часть на открытом собрании выносила то или иное наказание (выговор, перевод на более тяжелую службу, главным образом, в тыл противника, изгнание из армии и, наконец, расстрел), смотря по составу преступления и по мотивам, ради которых оно совершено. Умышленное дезертирство, физическое насилие над женщиной, или над иными гражданскими лицами, сопровождавшееся либо побоями, либо смертью, явная измена, подлог, использование своего служебного положения в личных корыстных целях — все такие преступления карались смертью.
Иное место в этой деятельности занимала контрразведка. Кроме разведывательных функций, ей были вменены и карательные. Она проводила работу среди войск и гражданского населения, распадаясь на два отдела. Разведывательный ее аппарат среди войск был невысоким по уровню подготовки, но довольно многочисленным по составу сотрудников: последних было примерно 1 к 10. Это значит, что кроме командира отделения и его помощника-практиканта, контрразведка имела своего человека (секретного агента) на каждые 10 человек повстанцев. Гражданский отдел контрразведки стремился к большей насыщенности своих агентов среди гражданского, взрослого населения. Такие лица состояли на службе не по расчету, а скорее по призванию: жалования они не получали, но, видимо, доносили о всем замеченном противо-махновском вполне аккуратно. Так, политические заговоры на восстание разоблачались в своем большинстве прежде, чем они созревали. Не обходилось и без провокаций агентов контрразведки, как дальше увидим.
Что касается деятельности военной контрразведки на занятой армией территории, то она сводилась к работе среди своих частей и в среде гражданского населения, дополняя этим работу гражданского отдела по выявлению оставшихся белогвардейцев. Расстреливался всякий, кто служил у Деникина в качестве: офицера, жандарма, тюремного надзирателя, контрразведчика, провокатора и других, имеющих то или иное непосредственное отношение к карательным или следственным учреждениям. Этих «других»немало было среди торговой, помещичьей, промышленной буржуазии, служащих капиталистических и государственных предприятий. Деятельностью (в смысле карательных функций) контрразведки непосредственно руководил сам батько Махно.
Будучи жестковатым по характеру, он дал такое направление контрразведке, что почти каждый смертный акт рассматривался секретариатом «Набата», Союзом Гуляйпольской группы анархистов или ВРПС, как классовый черный террор, иногда, правда, получавший свое развитие в безмотивный террор: «бей потому, что он офицер, судья, жандарм или просто буржуй-эксплуататор, от которого любой ценой следует избавиться».
На этой почве бывали серьезные скандалы. Всей деятельностью военной контрразведки в тылу противника руководил оперативный отдел штарма. Там шла большая разведывательная, террористическая и экспроприаторская работа. В городах, поселках и крупных селах — всюду были подпольные, осведомительные узлы. Их резиденции находились в разных местах: в артели, гостиницах, приезжих домах, столовых, ресторанах, у сапожников, портных и вообще там, где чаще всего встречались военные. Разведка имела некоторый штат в армии, на заводе, фабрике, руднике и прочих местах, откуда получала сведения, пересылая их в штарм. О состоянии Добрармии и ее тыле мы были хорошо осведомлены. Вместе с тем, случались провалы нашего разведывательного аппарата, после которых приходилось все восстанавливать.
