Сергей Соловьев - История России с древнейших времен. Книга VIII. 1703 — начало 20-х годов XVIII века
Особенною любовию и ревностию к своему делу отличался фискал Нестеров. Он доносил в 1713 году: «Князю Якову Федоровичу Долгорукому даны волости в уезде Юрьева Польского с условием, чтобы доходы, прежде шедшие в казну, собирались в нее без умаленья; но в 1713 году Долгорукий, по согласию с казанским губернатором Апраксиным, сложил много сборов, а именно 4755 рублей, и приписал к себе землю, которой в именном указе не было означено. С 1704 года, кроме государева клею, нигде никому держать и продавать не велено; а он, Долгорукий, дал из Сената указ господину Рагузинскому, велено ему купить клею у других, кроме государева, 2000 пудов для продажи в отпуск за море, от чего государю убытка больше 10000 рублей. Долгорукий не принял ружей, которые Стрежнев продавал по рублю 20 алтын, а принял у Строганова, который написал по 2 рубля за ружье, принял, не освидетельствовавши и не призвавши к торгу никого, и этим доставил Строганову прибыли 8420 рублей. Долгорукий подрядил иностранца ставить селитру дороже, чем предлагали русские; ставил наемщиков вместо своих крестьян в рекруты вопреки указу. С многих сильников солдат не брано, а только берут с тех, кто безответен и богобоязлив и страх имеет от вашего величества, да которые солдаты с таких сильников и с других взяты, и те Поместного и Военного приказов дьяками и подьячими распущены будто негодные, а вместо них других не взято, то из взяток, то придабриваясь. Теперь как за прежними, так и за нынешними нашими фискальными доношениями в приказы привели и приводят немалое число солдат, начали и из вышних персон, а именно сенатор князь Григ. Иван. Волконский беглых солдат привел из подмосковной с отпуском и без отпуска 5 человек; князь Григорий Федорович Долгорукий сказал, что у него беглых солдат в Хатунской волости есть, и обещал их поставить, а сам его благородие едва не все лето там был, да без доношения нашего прислать не соизволил. Капитан Алексей Буторин по согласию с дьяками и подьячими Поместного приказа, когда вел солдат в Ригу, отпустил из полку с дороги, будто переменою, годных 12 человек, которые солдаты и отцы их повинились. Тот же капитан с дороги отпустил больше ста подрядных подвод, отчего солдаты разбежались, и в Ригу доведена разве половина».
«В Монастырском приказе немалые тысячи старых денег и несколько пудов серебряной посуды и прочих вещей разных, которые в правление графа Мусина-Пушкина забраны из Ростова с митрополичья двора и из других разных монастырей. Князь Яков Федорович взял у нас об этом доношение себе собственно и в Сенате не объявил; зачем он так делает — укрыть ли хочет или тайно донесть? — подлинно не знаем, только, по-видимому, доношения их друг на друга не ожидаем, ибо и он не чище других. Некоторые из них, сенаторов, не только по данным им пунктам за другими не смотрят, но и сами вступили в сущее похищение казны вашей под чужими именами, отчего явно и отречься не могут: какой же от них может быть суд правый и оборона интересов ваших?»
«Майор Волконский, будучи для розыску в Архангелогородской губернии, взял без указа, самовольно у подьячего Ерофеева из казны денег 1500 рублей и, не отдав, уезжает в Ригу; подьячий опасается, чтоб за Волконским эти деньги не пропали. А о других Волконского худых и указу противных делах, также о взятках, и что он брал из земских изб деньги, и о прочем, подам обличения тогда, как повелено будет мне дела его привезенные „оказать“». Петр написал на этом доношении: «Приготовляй к зиме».
Нестеров указал и на печальное состояние торговых людей, о которых уже писал прежде и Курбатов. «Купечество, — доносил Нестеров, — в Москве и городах само себе повредило и повреждает: сильные на маломочных налагают поборы несносные, больше, чем на себя, а иные себя и совершенно обходят, отчего маломочные в большую приходят скудость и бесторжицу; к тому же у них отняты всякие промыслы и прочие торги, которые за ними издревле бывали, и в рядах стало уже вотчин и всяких торговых мест больше за беломестцами, нежели за купечеством, да и торговать уже им за нападками небезопасно; например, один Волынский, будучи в Персии, насильно взял более 20000 рублей с прикащиков Евреинова и прочих, будто бы на государевы нужды, а выходит, на свои прихоти; бить челом на него не смеют, потому что им миновать нельзя Астрахани, где он губернатором, о чем и вышним господам известно, да молчат. Иные купцы, отбывая платежей и постоев, покинув или распродав беломестцам в слободах жилища свои, разошлись в другие чины, в артиллерию, в извощики и воротники, также записались в Покровское и Тайнинское, отдались в защиту разных господ на дворы их московские и загородные, у своей братьи и у других разных чинов в домах нанимая места и избы особые за Земляным городом, мимо настоящих своих слобод, построя дворы, живут; кроме того, живут в защите и в закладе у разных людей, будто бы за долги, не только сами, но и с торгами своими и с винными заводами. Другие подлогом, будто бы за скудостию и болезнями, в богадельни вошли, иные разошлись на заводы и промыслы в прикащики и сидельцы и работники, несмотря на то что свое имение довольное имеют. В противность указам мимо ратуши забирают и таскают купцов в Преображенское и другие приказы. Притом явилось от бурмистров и ларечных с прочими служителями превеликое воровство и кража казны и взятки. Московские бурмистры Антип Михайлов и Василий Горский с московских слобод себе в приход собрали немалые деньги, обличены, а надворный суд приговорил только на них доправить те сборные деньги да штрафу по гривне на рубль, а жестоко при народе не истязаны. Не только купецкие люди, но и многие дворовые крестьяне от всяких тягостей разошлись в разные губернии, в Сибирь и в черкаские города, в Ивановское и в Почеп, живут там домами, имеют торги и промыслы и заводы, немалое число ушло и в Керженцы. Дорогомиловской слободы ямщики, по прозванию обыденки, разбогатели, покинув гоньбу и отбывая с торгу платежей, записались пролазом своим и подлогом чрез Полибина в сенные истопники к комнате царевны Натальи Алексеевны и доныне под тою опекою имеют торги и лавки немалые. Купецкие люди, которые вышли из слобод, покинув свои прежние жилища, и доныне налицо живут явно в Москве на господских дворах слободами, например за Москвою-рекою на Пятницкой и Ордынке, на Офросимова и Ржевского дворах, за Мясницкими воротами, на Шеинском и Долгорукого, за Арбатскими, на Головкине дворе и у прочих таких же, а в слободы, на тяглые свои жилища нейдут; старосты и другие, видя это, для своих польз им позволяют».
После того, что было раскрыто фискалами, понятна будет инструкция, данная Петром майору Ушакову в 1714 году: «Смотреть: 1) подрядов, которые, почитай, все на Москве чинятся, и невозможно статься, чтоб без великой кражи государственной казны были и чтоб хотя про одно такое дело проведать подлинно. 2) В канцелярии военной також сборов много, а денег, сказывают, нет, а наипаче в мундирном деле посмотреть, понеже, чаю, и тут не без тогож, также и о денежных дворах. 3) В Московской губернии в ратушных и в иных делах, сколько возможно, проведывать зело тайно чрез посторонний способ, чтоб никто не знал, что сие тебе приказано. 4) Також о утайке дворов крестьянских, где возможно, проведать же. 5) Проведать также, которые кроются от службы, также которых можно послать для ученья и, проведав о всем, а наипаче о деньгах, которые по зарукавьям идут, приехать сюды».
Мы видели, что кроме фискалов Петр требовал, чтоб каждый объявлял о казнокрадстве. Несмотря, однако, на богатые награды, обещанные за такие объявления, явно никто не указал ни на кого, а явились подметные письма. 29 декабря 1713 года поднято было письмо, подписанное так: «Вашего величества нижайшие богомольцы, убогие сироты, соборне и келейне бога всеблагого моля, падши, умоляем». Донос состоял в следующем: «Господин Мусин известный коварный лукавец и гонитель всякие правды. Долгорукие вора Наумова отписные деревни отдали, по свойству, сыну его; они же, укрывая Ильина в приеме беглых рекрут, Колычева в краже и продаже фузей, забрали дела от Ершова (московского вице-губернатора) в Сенат и по указу не учинили. Господин Волконский тульских купцов разорил вконец: повелено на государя делать по 15 фузей в год на сроки, и между теми сроками, исполняя свои прихоти, заставляет их делать многое свое ружье обронным лучшим мастерством; а который не сделает указного ружья на срок, таких мучит жестоким истязанием, и надсмотрщик стольник Чулков с них за то великие взятки берет и у выдачи денег вычитает и говорит, что половина князю, а другая половина ему. Никита Демидов обещал поставлять железо не выше 13 рублей двух денег, поставил в Тверь 20000 пудов и, по заступлению Волконского, получил по 16 рублей 4 деньги за пуд, а с купцов берет по 13 и меньше за пуд; да и другие артиллерийские припасы другие возьмутся поставлять за половинную против Демидова цену. Демидов неправдивец, но ему доставалось не столько барыша, сколько Волконскому и другим. Ежели изволишь о том розыскивать, прикажи вице-губернатору Ершову, ибо он, никого не боясь, ни для какой корысти неправды не сделает. О иконоборце Самарине и Апухтине уже и писать оставляем, понеже того ли они состояния, что им сидеть в поверенном Сенате? Ни». Донос оканчивается похвалами Ершову: «В 1712 году, как был губернатором Ромодановский, с тем он, будто с чертом, возился, ибо хотя и умен был, да слаб, и завладел им человек его, Фатуев. А нынешнего губернатора, слышно, что вставили сенаторы, а больше Мусин да Долгорукий, старого плута и всесветного труса, вступил с Ершовым в контру, да и у этого есть подобен Фатуеву, прозванием Лаговчин, от которого уже бедный Ершов и лаю слышал. По мирской пословице: хорошо государю верно служить, да было б кому хвалить, а его, Ершова, право никто из них тебе не похвалит».
