Алфред Мэхэн - Влияние морской силы на историю 1660-1783
В ведении своей наступательной войны союзные державы страдали от несогласий и от проявлений ревности, которые вредили успехам большей части морских коалиций. Испания вела себя, кажется, себялюбиво почти до вероломства, поведение Франции было более честно и поэтому также и основательнее в военном отношении, так как горячее содействие друг другу и согласие в операциях против общего предмета действий, правильно избранного, скорее привели бы обеих к достижению их целей. Должно допустить также, что имеются указания на плохую администрацию и плохую подготовку со стороны союзников, особенно Испании, и что качества личного состава[235] их были ниже, чем у англичан. Впрочем, вопросы администрации и подготовки, хотя и исполненные сами по себе глубокого интереса и значения, совсем не относятся к вопросам о стратегическом плане или методе союзных держав в выборе ими предметов действий или объектов операций и в ведении последних для достижения целей или объектов войны. Их исследование не только напрасно распространило бы настоящее рассуждение, но также и затемнило бы стратегический вопрос ненужными и посторонними деталями.
Что же касается этого стратегического вопроса, то можно решительно сказать, что слова "конечные цели" (ulterior objects) вполне выражают главную ошибку морской политики союзников. Конечные цели обратили в ничто надежды последних, приковав к себе их взоры и тем помешав им ступить на верный путь. В страстном сосредоточении своего внимания на этих целях или, скорее, на частных, хотя и больших выгодах, поставленных этими целями — союзники, как слепые, не видели истинных средств, которые вели к их достижению; именно поэтому в результате войны они везде потерпели неудачу. Цитируем здесь опять уже приведенный выше вывод, что объектом войны для союзников было — "отмстить за нанесенные им обиды и положить конец тому тираническому владычеству на океане, на удержании которого за собою Англия настаивала". Месть союзников была мало благодетельна для них самих. Они, как думало то поколение, нанесли Англии вред освобождением Америки; но они не восстановили своих прав на Гибралтар и Ямайку; английский флот не потерпел никакого такого поражения, какое уменьшило бы его надменную самоуверенность; вооруженному нейтралитету северных держав дозволено было пройти бесследно… И английское господство на морях скоро сделалось таким же тираническим и еще более абсолютным, чем было раньше.
Минуя вопросы о подготовке и администрации, а также и о боевых качествах союзных флотов по сравнению с английским, и рассматривая только неоспоримый факт значительного численного превосходства их, должно отметить то обстоятельство, как главный фактор в ходе военных операций, что в то время, как союзные державы занимали наступательное положение, а Англия оборонительное, образ действий союзных флотов в присутствии английского флота был обыкновенно оборонительным. Ни в больших стратегических комбинациях, ни на поле битвы со стороны союзников не видно никакого серьезного намерения воспользоваться численным превосходством для того, чтобы уничтожить части неприятельского флота, сделать численное неравенство в свою пользу еще большим, положить конец английскому владычеству над морями уничтожением организованной силы, которая поддерживала его. За единственным блестящим исключением Сюффреня, союзные флоты или избегали боя, или принимали его; сами же они никогда не вызывали на него противника. А между тем, пока английскому флоту таким образом дозволялось безнаказанно бороздить моря, не только не было обеспечения, что он помешает достижению конечных целей кампании, — что он и делал много и много раз, — но была также возможность, что каким-либо счастливым случаем, например, одержанием важной победы, он восстановит равновесие в силе. И факт, что он этого не сделал, должен быть приписан ошибке английского министерства, но если Англия поступила ошибочно, допустив, чтобы европейский флот ее так сильно уступал флоту союзников, то последние заслуживают еще большего порицания за то, что не воспользовались этою ошибкою. Сильнейшая сторона, решившись вести наступательную войну, не может ссылаться на те затруднения, которые объясняют, хотя и не оправдывают, нецелесообразное рассеяние сил обороняющейся стороны, озабоченной защитою многих пунктов.
Национальный предрассудок французов — который нашел выражение в образе их действий в рассматриваемой войне и который здесь опять и в последний раз критикуется нами, — разделялся, кажется, и правительством и морскими офицерами того времени. Он служит разгадкою к поведению французского флота и, по мнению автора, к объяснению факта, что этот флот не приобрел более существенных результатов для своего отечества в этой войне. Факт этот поучителен, как указание на то, что традиция владеет умами людей настолько, что корпорация высоко образованных и доблестных моряков приняла, и видимо без ропота, такую подчиненную роль в своей благородной профессии. Он носит также в себе, если рассуждения наши верны, предостережение о том, что ходячие мнения и общепринятые положения должны быть тщательно проверяемы, потому что, если они ошибочны, то ведут к верной неудаче и даже, может быть, к бедствию.
Существовало мнение, которого широко держались французские офицеры той эпохи и которое еще более широко распространено в Соединенных Штатах теперь, а именно, что крейсерские операции с целью уничтожения торговли неприятеля составляют главную опору в войне, особенно когда они направлены против такой коммерческой страны, как Англия. "По моему мнению, — писал знаменитый французский офицер Ламотт-Пике (Lamotte Piquet), — вернейшее средство победить англичан, это — нападение на их торговлю". Что серьезное расстройство торговли изнуряет и обедняет страну, это допускается всеми. Крейсерские операции — без сомнения, самые важные из второстепенных операций морской войны, и от них, вероятно, не откажутся до тех пор, пока сами войны не прекратятся, но упование на них, как на главную и фундаментальную меру, которая достаточна сама по себе для уничтожения неприятеля, надо считать, конечно, заблуждением — и заблуждением в высшей степени опасным, когда оно выставляется представителям народа в заманчивой одежде дешевизны. Оно особенно ошибочно, когда враждебная держава владеет как это имело и имеет место по отношению к Великобритании, — двумя необходимыми элементами прочной морской силы: широко распространенной морской торговлей и сильным военным флотом. Когда доходы и продукты промышленной деятельности страны могут быть сосредоточены на нескольких "драгоценных" кораблях, как например на флотилии испанских галионов, то нерв войны, быть может, и можно рассечь одним ударом; но когда богатство страны рассеяно на тысячах приходящих и отходящих судов; когда корни торговой системы распространяются широко и далеко и вросли глубоко, то торговля ее может выдержать много жестоких ударов и потерять много прекрасных ветвей без серьезного вреда для своего существования. Только при военном обладании морем, при продолжительном господстве над стратегическими центрами неприятельской торговли действия против последней могут быть пагубными для нее, отнятие же такого господства у сильного военного флота может быть достигнуто только победами над ним в боях[236]. В течение двухсот лет Англия была величайшей коммерческой страной мира. Более, чем какая-либо другая держава, вверяла она свое богатство морю в мирное и в военное время, тем не менее из всех держав она всегда была наименее склонна признавать неприкосновенность морской торговли и права нейтральных сторон. Не с точки зрения права, а с точки зрения политики история оправдывала такой ее взгляд; и если она будет сохранять свой флот в полной силе, то будущее, без сомнения, повторит урок прошлого.
Предварительные условия мира между Великобританией и союзными державами, закончившего эту большую войну, были подписаны в Версале 20-го января 1783 года, а соглашение между Великобританией и американскими комиссионерами, по которому была признана независимость Соединенных Штатов, состоялось двумя месяцами раньше. Это признание было большим результатом войны. Что же касается европейских держав, участвовавших в последней, то Великобритания получила назад от Франции все Вест-Индские острова, которые потеряла в течение войны, за исключением Тобаго, и возвратила Франции остров Санта-Лючия. Французские станции в Ост-Индии были восстановлены, и так как французы овладели портом Тринкомали, то Англия не могла оспаривать возвращение его Голландии, но отказалась уступить Негапатам. Испании Англия отдала обе Флориды и остров Менорку, потеря которого имела бы для Англии серьезное значение, если бы Испания обладала достаточной морской силой для удержания его за собою; в действительности же он опять попал в руки Великобритании в следующую войну. Были сделаны также некоторые незначительные изменения в распределении торговых постов на западном берегу Африки.