Сергей Беляков - Гумилёв сын Гумилёва
Вот так противники «мужественных» и «наивных» кочевников как бы оказались в одном ряду с кровожадными бледнолицыми, которые устроили индейцам в Новом Свете настоящую бойню. Убедительно? Нет. Аргументы Льва Николаевича никуда не годятся. Вот если бы апачи, семинолы, кечуа или ирокезы построили большой флот, переправились в Европу и начали ее завоевывать, тогда в сравнении появился бы очевидный смысл. Если бы ирокезы, как некогда монголы, опустошили Русь, Венгрию и южную Польшу, да, тогда я согласился бы с Гумилевым.
ЧЕРНАЯ ЛЕГЕНДА И СВЕТЛЫЙ МИФ, ИЛИ НЕНАУЧНАЯ ФАНТАСТИКА
Правоту своего критика Гумилев никогда не признавал, но иногда фактически критику принимал и потихоньку менял свою позицию, перегруппировывал силы для новой борьбы. В статье 1977 года Гумилев выдвинул такое объяснение повсеместному распространению антиордынских, антитатарских настроений в древнерусских источниках – летописях, повестях, исторических песнях. Оказывается, во всем виноват ислам. В 1313 году хан Узбек «обусурменился» – заставил перейти в мусульманскую веру всю, как мы бы сказали, военно-политическую элиту Золотой Орды. И все переменилось. На место симбиоза с ордой пришло иго, на место дружбы – религиозная вражда.
Получается, с «погаными» (язычниками) русские прекрасно ладили, но бусурмане сразу же стали злейшими врагами.
Чивилихин и здесь легко разгромил Гумилева. Он обратил внимание, что в отношениях мусульманских ханов Узбека и Джанибека к русским княжествам особенных перемен по сравнению со временами хановязычников не найти. При Узбеке и Джанибеке татарские «рати» ходили на Русь не чаще, чем в «благословенные» времена Батыя, Сартака, Менгу-Тимура, Телебуги и Тохты.
Вскоре Гумилев перестал придавать такое значение исламу и выдвинул другую, на мой взгляд, совершенно неправдоподобную версию.
Еще в 1982 году «Новый мир» заказал Гумилеву статью о «черной легенде», с которой будто бы пошла ненависть европейцев к монголам. Гумилев статью подготовил, но редакция в 1984 году вернула ее автору. Статья под названием «Черная легенда: историко-психологический этюд» вышла через пять лет в азербайджанском журнале «Хазар». Судя по выходным данным, написал эту статью Гумилев не один, а в соавторстве, что вообще-то делал довольно редко. Соавтором стал искусствовед Айдер Куркчи.
По абсурдности выводов и тенденциозности трактовок «Черная легенда» превосходит даже тринадцатую главу «Поисков вымышленного царства». «Этюд» рассказывает о том, как смелые и честные монголы-христиане во главе с Кит-Бугой-нойоном попытались освободить Ближний Восток от власти мусульманских правителей, вернуть христианам Гроб Господень, ворваться в мусульманский Египет, в то время уже захваченный воинами-рабами – мамлюками. Но жадные, корыстные, бессовестные европейцы, в первую очередь тамплиеры, монголам не только не помогли, но сделали все, чтобы помешать. Чтобы обелить свое имя, избежать обвинений в предательстве, тамплиеры цинично оболгали бедных татаро-монголов: «Они выкинули неожиданный трюк: дали распространение "черной легенде" о татарах. Самую большую силу имеет обыкновенная сплетня, анонимка, «Где-то рассказывали…», «Кто-то видел…», «Как же, все знают, что…» – и так можно нести любую околесицу в придорожной таверне, на пиру у графа, когда все пьяны, или вечером в монастыре, где даже домино (монашеская игра) надоело. И вот по всей Европе шли россказни, что монголы – это татары, а татары на самом деле тартары, т. е. исчадия ада: "Они мучают пленных, истребляют всё живое, дома и поля с садами. Они нарочно испортили каналы в Средней Азии у мусульман, которые, конечно, враги христианства, но не цивилизации. <…> Все знают, что греки гораздо хуже мусульман. А русские… да что и говорить! Они держатся только благодаря помощи великого хана, а то бы их давно скрутили братья тевтонского ордена. Это верно! Сам патер Рубрук написал, а мне читал каноник церкви святого Дениса. Поверьте мне, друг мой, и тогда мы выпьем вместе анжуйского". И вот шла подобная брехня через всю католическую Европу, через весь христианский мир, отравляя умы и ожесточая сердца. Это и была "черная легенда", принесшая не меньше зла, чем "черная смерть" – чума».
Все это была не ложь, ведь писатели, как известно, не лгут, они – сочиняют. Перед нами вовсе не средневековая «анонимка», а сочинение Льва Николаевича Гумилева. Этот монолог пьяного тамплиера – чистой воды фантазия, которая не опирается ни на один исторический документ.
На самом деле европейская военно-политическая и церковная элита была информирована о монголах достаточно хорошо, не зря же ездили в Каракорум папский легат Джованни дель Плано Карпини, посланники французского короля Андре Лонжюмо и все тот же Гильом (Вильгельм) де Рубрук. А простой народ судил о монголах не по рассказам тамплиеров, которых, кстати, вскоре перебил французский король Филипп Красивый, а уж скорее по свидетельствам польских, немецких, богемских, венгерских, хорватских беженцев, которые чудом спаслись от монгольских сабель.
Но если даже допустить, будто монголы не уничтожали Багдад и Дамаск, Самарканд и Балх, Чернигов и Владимир, а все преступления степняков придумали клеветники-тамплиеры, то неизбежно возникает вопрос: откуда же взялся русский вариант «черной легенды»? Неужели православные монахи-летописцы поверили россказням нечестивых латинян? Откуда они вообще о них узнали? Неужели же русские гусляры, распевавшие песнь о Щелкане Дюдентьевиче, были агентами Жака де Моле, сожженного на костре за двадцать лет до смерти Чол-хана?
Впрочем, в те же самые годы Гумилев в частных беседах высказал и другую мысль: «черную легенду» придумали не тамплиеры, а европейские ученые, «чтобы доказать превосходство европейцев над азиатами». В ноябре 1989 года Гумилев рассказал Дауду Аминову, что «черную легенду» «завезли в Россию во второй половине XVIII века дворянские сынки из Западной Европы, куда они ездили учиться в тамошних университетах. До этого времени в России и не подозревали, что было "татарское иго"».
Но как же тогда летописи, песни, повести, былины, созданные задолго до восемнадцатого века? Или всё это – грандиозная подделка? Если иго придумано в восемнадцатом веке, то и вся древняя история – результат грандиозной фальсификации. Только чьей? И зачем? Впрочем, в такие дебри Гумилева, к счастью, не заносило.
АРСЛАН-БЕЙ
Лев Николаевич не лицемерил, он и в самом деле уверил себя, что монголы опасности для Руси не представляли. Разве могли друзья из Великой степи угрожать своим оседлым русским братьям? Спорить с Гумилевым о татаро-монголах было совершенно бессмысленно, он просто не хотел слышать собеседника.
Аполлон Кузьмин вспоминал об одной беседе с Гумилевым. Оба, вероятно, не хотели враждовать, их беседе должна была помочь бутылка монгольской водки. Но не помогла и водка. Кузьмин так передавал содержание беседы:
Лев Гумилев. Да не было никакого нашествия!
Аполлон Кузьмин. А разрушенные города?
Лев Гумилев. Князья их сами разрушали!
Аполлон Кузьмин. А как же летописи?
Лев Гумилев. Летописи подделаны!
Любовь к тюркам и монголам, как мы помним, началась еще с юности. Молодой Лев Гумилев принимал монголов такими, какими они были на самом деле, не приукрашивая действительность. Еще до ареста 1938 года Гумилев сочинил маленькую поэму под названием «Диспут о счастье», которую позднее включит в свою стихотворную трагедию «Смерть князя Джамуги».
«Диспут о счастье» – вольный поэтический пересказ легенды, которую приводит Рашид-ад-Дин, составитель «Сборника летописей» (нечто вроде официальной истории монголов, написанной по заказу ильхана – монгольского правителя Персии). Содержание легенды таково. Однажды Чингисхан спросил своих соратников, в чем на свете счастье? Ни один ответ ему не понравился, а потому великий хан в конце беседы изложил собственную точку зрения на этот вечный вопрос:
«Вы нехорошо сказали! [Величайшее] наслаждение и удовольствие для мужа состоит в том, чтобы подавить возмутившегося и победить врага, вырвать его с корнем и захватить все, что тот имеет; заставить его замужних женщин рыдать и обливаться слезами, [в том, чтобы] сесть на его хорошего хода с гладкими крупами меринов,[в том, чтобы] превратить животы его прекрасноликих супруг в ночное платье для сна и подстилку, смотреть на их розоцветные ланиты и целовать их, а их сладкие губы цвета грудной ягоды – сосать!»
Перед нами идеал грабителя, насильника и убийцы, но молодого Льва Гумилева он не испугал. Лев, тогда еще открытый и чуждый лукавства юноша, перевел слова восточной летописи на язык русской поэзии:
Нет! Счастье, нойоны, неведомо вам.
Но тайну я эту открою:
Врага босиком провести по камням,
Добыв его с легкого боя;
Смотреть, как огонь пробежал по стенам,
Как плачут и мечутся вдовы,
Как жены бросаются к милым мужьям,
Напрасно срывая оковы;
И видеть мужей затуманенный взор
(Их цепь обвивает стальная),
Играя на их дочерей и сестер
И с жен их одежды срывая,
А после, врагу наступивши на грудь,
В последние вслушаться стоны
И, в сердце вонзивши, кинжал повернуть…
Не в этом ли счастье, нойоны?
Но в своих научных и «перфектологических» книгах Гумилев к этой легенде больше не возвращался. Слишком уж она не соответствовала тому образу Чингисхана и его монголов, старательно, даже любовно создававшемуся на страницах «Поисков вымышленного царства» или «Древней Руси».
