Василий Потто - Кавказская война. Том 2. Ермоловское время
До какой степени простирались ненависть к русским и дерзость лезгин, можно видеть из следующего случая, оставившего такое тяжелое впечатление, что он сохранился не только в официальных документах, но и долго жил в рассказах старых нижегородских драгун. В 1818 году, четырнадцатого апреля, часов в девять вечера, один лезгинец, с кинжалом на поясе, смело пробрался через цепь, стоявшую вокруг селения Кара-Агач, достиг штаб-квартиры и вбежал в первый попавшийся ему на глаза дом. Это была швальня одного эскадрона. Там пять человек драгун спали и двое работали при свете поставца. Прежде чем те успели всмотреться в пришедшего, лезгин бросился на спящих и двум из них нанес тяжелые раны кинжалом. Работавшие драгуны бросились на него с голыми руками; он ранил их обоих, и, наконец, уже был заколот остальными проснувшимися драгунами, успевшими схватить свои ружья. Все четверо раненых в тот же день умерли. Что за причина привела лезгина на верную смерть – осталось неизвестным.
Хроника кровавых происшествий в Кахетии была велика. Не далее как в том же 1818 году, третьего июля, шайка в пятьсот конных лезгин спустилась с гор на деревни Алматы и Сабуэ. Местные караулы из жителей стояли, однако, исправно на своих местах, и лезгинам не посчастливилось. Принятые ружейным огнем и оставив до тридцати человек убитыми на месте, они должны были уйти. Кахетинцы потеряли только шесть человек, но, к общему сожалению, в числе их были два храбрые князя Джарджидзевы – один из них был убит наповал, другой тяжко изранен.
Лезгины, конечно, не помирились с такой неудачей, и седьмого июля набег повторился. В этот день на те же деревни нагрянула тысячная партия и тотчас отрезала сабуйских жителей от воды. Нет никакого сомнения, что на этот раз лезгины уничтожили бы деревни, если бы не подоспела русская помощь. С одной стороны подошел грузинский батальон, с князем Алхазовым, с другой – прискакал полковник Климовский с нижегородскими драгунами, и лезгины быстро отступили, спасаясь, в свою очередь, от грозившего им уже неизбежного поражения.
Двукратная неудача могла, конечно, только озлобить лезгин, и жителям Сабуэ нужно было ожидать нового нападения. Действительно, в ночь на третье января 1821 года огромная шайка снова нагрянула на деревню. В деревне на этот раз была расположена команда грузинских гренадер, под начальством поручика Кошелева. Грузины смело встретили неприятеля рукопашной схваткой, сам Кошелев был ранен кинжалом в шею, но, несмотря на геройскую защиту гренадер, успевших отстоять селение от конечной гибели, хищники все-таки сожгли семь домов, двенадцать человек убили, пятерых ранили и двадцать трех грузин увели в плен. В нападении участвовали лезгины из Нагорного дагестана в числе восьмисот человек, по преимуществу дидойцев. Вельяминов, узнав об этом, распорядился заключить аманатов их в крепость и заковать в железо. Дидойцы просили им пощады, обещая прекратить нападения, и, действительно, в течение года оставались спокойными.
Таково было обычное состояние края. Но настал 1822 год – и обстоятельства изменились к худшему. В горах носился слух о разрыве России с Турцией, и общее волнение разлилось по Кавказу. Возмутились вместе с другими и джарцы. Тогда начальник войск в Кахетии генерал-майор князь Эристов увидел необходимость репрессалий. Он собрал отряд в три тысячи человек – все, что только было в Кахетии, и, переправясь через Алазань, двадцать третьего февраля 1822 года прибыл к закатальским хуторам Танач. Закатальцы вышли к нему навстречу с изъявлениями покорности, но коноводы движения и все недовольные бежали в селение Катехи и там решились защищаться, говоря, что они не нуждаются в великодушии и помиловании русских и что в ущелье их никто показаться не осмелится. Пример катехцев мог упасть искрой на порох и вызвать общий взрыв, увлечь всех недовольных и беспокойных людей, как в стране заалазанских лезгин, так и в Дагестане.
Эристову необходимо было наказать их именно в том месте, где они считали себя безопасными. Немедленно три батальона грузинских гренадер, команды от полков Ширванского и сорок первого егерского и дивизион нижегородских драгун двинулись к Катехам. Их встретили ружейным огнем из завалов, устроенных впереди селения. Эристов выдвинул вперед пушки, и под их прикрытием первый батальон грузинских гренадер, с командиром полка полковником Ермоловым во главе, пошел на приступ; рота, рассыпанная в стрелки, охватила завалы с флангов, три роты ударили с фронта. Подполковник граф Симонич тотчас же овладел завалами и, преследуя неприятеля, на плечах его ворвался в Катехи, заплатив за эту победу и собственной кровью: он был ранен в левую ногу.
Джарцы и катехцы смирились. Но не прочны были всегда их обещания мира, и против набегов их в будущем на линии поддерживались еще с большей тщательностью и старые меры предосторожности, и применялись новые. По-прежнему батальон Грузинского полка, выходивший из Мухровани, располагался на квартирах по деревням, занимая все важнейшие пункты на Алазани и служа постоянным резервом для обывательских караулов, самые же караулы были усилены и передвинуты ближе к Катехам. Нужно сказать, что около этого селения и поныне видны еще развалины старинной каменной стены, простиравшейся когда-то, по преданиям, от Сабуэ до самой Нухи и целые века служившей оплотом Кахетии против хищнических вторжений. Теперь вспомнили снова об этом грандиозном, но отжившем свой век сооружении, и, как в старинные годы, под его защитой расположились грузинские караулы.
На некоторое время на Алазанской линии водворилось относительное спокойствие. И в то время как на Северном Кавказе раздавались беспрерывные громы войны, войска, расположенные в Кахетии, пользовались отдыхом после многолетней беспрерывной брани, изредка принимая участие лишь в небольших стычках с мелкими разбойничьими шайками.
Разбои, конечно, и не могли совершенно прекратиться в этой беспокойной стране. Так, например, в том же 1822 году, двадцать пятого мая, партия лезгин человек в пятьдесят напала на десять артиллерийских солдат, ночевавших на Алазани, у брода Урдо, и успела изрубить троих, в то время как остальные спаслись бегством, пользуясь темнотой ночи. Несколько раз небольшие шайки лезгин прокрадывались к пограничным грузинским селениям, но все это были обычные случаи, в которых жители сами умели справиться с врагом и войскам не приходилось принимать серьезного участия.
Так дело шло до 1825 года, когда стали возникать, поведшие в конце концов к войне, недоразумения с Персией, и со стороны этой последней стали употребляться возможные средства к тому, чтобы возмутить против России магометанское население Кавказа. При этих условиях одно незначительное обстоятельство повело уже к серьезным последствиям. Дело было так.
Десятого июня, ночью, лезгины напали на селение Гремы, лежавшее недалеко от Сабуэ, и ворвались в два крайние дома; девять грузин были тотчас убиты, трое детей захвачены в плен. На поднявшуюся тревогу из Сабуэ быстро прибыла команда Грузинского гренадерского полка в числе шестидесяти человек, под командой поручика Серафимовича. Выбитые из деревни штыками, лезгины, которых оказалась значительная партия, пробовали удержаться последовательно в трех завалах, заранее ими приготовленных, но, каждый раз вытесняемые, бросились наконец на высокую гору и засели там в четвертый, высокий и грозный завал, куда к тому времени успели собраться еще несколько ходивших порознь шаек, так что общее число лезгин возросло до четырехсот человек. Серафимович двинулся было на приступ, но лезгины с отчаянной решимостью предупредили его и сами бросились на его отряд в кинжалы и шашки. Сорок человек грузинской милиции при первом же натиске бежали, гренадеры дрались отчаянно, но в конце концов были смяты подавляющими силами и отступили с уроном.
Это обстоятельство послужило прологом к упорной борьбе. Через две недели получены были известия, что шесть тысяч человек лезгин, преимущественно дидойцев, предпринимают вторжение в Кахетию, чтобы напасть на Сабуэ и рассчитаться с гренадерами за Гремы. Командир Грузинского полка подполковник граф Симонич сам прибыл в Сабуэ и двадцать третьего июня, с батальоном Грузинского полка, силою в четыреста штыков, занял высокую гору Кадор – обычное место, где собирались хищники. Громадное скопище лезгин, действительно, стояло на соседних горах, выжидая время и не решаясь пока на нападение. Граф Симонич со своей стороны видел, что сбить их с занятой ими крепкой позиции без большой потери также нельзя, а потому в ожидании более благоприятных обстоятельств решил спуститься на равнину, чтобы защищать Кахетию со стороны Алазани.
“Но едва батальон повернул назад,– пишет граф Симонич в своем донесении,– лезгины вообразили по своей глупости, что мы отступаем от страха, и, стремительно бросившись занимать Кадор, очутились на ровной и безлесной местности”. Этим благоприятным случаем Симонич не замедлил воспользоваться и приказал батальону ударить в штыки. Шесть тысяч лезгин дрогнули перед стремительным натиском четырехсот отважных гренадер, и через десять минут разбитое скопище уже бежало и скрылось за горным перевалом. Короткая рукопашная свалка стоила грузинам десяти человек, раненых исключительно кинжалами и шашками.
