Тобайас Смоллет - Приключения Перигрина Пикля
В его лице (очень миловидном), как и во всем его поведении, было что-то наивное и вместе с тем приятное; с первого взгляда мы друг другу понравились, установилась какая-то близость, укрепившаяся во время увеселительных поездок, когда я убедилась в том, что он исполнен нежности и чувствительности, благодаря которым его сердце сделалось восприимчивым к самой деликатной любви. Такой нрав немедленно привлек мое расположение, а в его сердце загорелась сильнейшая страсть, я и не воображала, что наши отношения могут ее вызвать.
Однако я не была недовольна своей победой, так как его наружность и душевные качества, так же как и манера ухаживания, мне очень нравились и в высшей степени располагали меня к нему. Но он завладел моим сердцем сильнее, чем я сама подозревала; в наших душах было что-то родственное, что связало нас, неведомо для нас самих, дружбой, а затем привело к самой страстной любви.
Я слушала его признания, и мы поистине были счастливы. Преданность его выражалась в величайшей нежности и искренности, а великодушие не знало границ. Не довольствуясь уплатой в течение двух недель тысячи двухсот фунтов по моим счетам, он осыпал бы меня подарками, если бы я не отказалась наотрез принимать эти знаки его расточительной щедрости. Меня огорчало даже то, что мое положение все же заставляет меня прибегать к его помощи, так как, незнакомый с моим нравом, он мог заподозрить меня в корыстной любви и судить о моем поведении по злоязычной молве, которая, как он потом признавался, действительно восстановила его против меня, почему он и не верил в продолжительность нашей взаимной привязанности. Но скоро он был выведен из заблуждения.
Его сердце, хотя и расположенное от природы к нежной страсти, до сей поры не смогли задеть женщины Франции и Италии; тем глубже запечатлелось в нем первое чувство. Его неопытность в галантном обращении и светской лжи и поразительное его простодушие не могли не привлечь ту, кто знала вероломство света и презирала легкомыслие и напыщенность любезных заверений, которые всегда оставались для меня показными фальшивыми фразами, а отнюдь не искренним языком любви. Помимо этого, немалую роль играла благодарность, способствуя усилению моей привязанности, проявлявшейся столь тепло, сердечно и простодушно, что уважение его ко мне возрастало, а страсть укреплялась. Ибо ему нетрудно было понять по всему моему поведению, что моему сердцу чужды хитрость и притворство; правда, сперва я опасалась связать себя с ним, так как он был моложе меня и потому более склонен к измене, а злоязычное общество могло заподозрить, будто я пользуюсь его неопытностью; но, уверенная в своем бескорыстии, я пренебрегла злословием, полагаясь на собственное свое поведение, и, зная его природную честность, верила в длительность его любви. Хотя мы не жили в одном доме, но большую часть времени проводили вместе; мы вместе обедали и ужинали, посещали общественные места, ездили за город и расставались вечером только на несколько часов, которые проходили в нетерпеливом ожидании встречи.
Благодаря такому приятному времяпрепровождению дни летели быстро, пока мое блаженство не было нарушено припадком ревности. Я познакомилась с молодой замужней леди, которая, не отличаясь красотой, была приятной, веселой собеседницей, склонной к кокетству. Вследствие каких-то неудач своего мужа она нуждалась в средствах и, как только увидела моего любовника и побеседовала с ним, тотчас же замыслила его завоевать. Я простила бы ей этот план, каких бы ни стоило это мне мучений, если бы верила в ее искреннюю любовь. Но я знала, что ее сердце не способно к страсти, и воспылала негодованием. Преследуя свою цель, она не пренебрегала ничем, что могло привлечь его внимание. Она старалась сесть за стол рядом с ним, нежно на него поглядывала, разговаривала с ним одним, подталкивала его ногой и, кажется, даже пожимала его руку. Кровь моя кипела, хотя гордость побуждала меня некоторое время скрывать тревогу; наконец, ее поведение стало столь вызывающим и дерзким, что я больше не могла подавлять негодование и в один прекрасный день заявила своему любовнику о желании немедленно порвать с ним. Он был крайне встревожен этой неожиданной декларацией; узнав о причине, он стал меня уверять, что больше не обменяется с ней ни единым словом. Удовлетворенная этим знаком его искренности и внимания, я освободила его от обещания, которого он не мог сдержать, пока мы поддерживали с ней знакомство. Мы продолжали встречаться с ней, хотя она все еще упорствовала в своих попытках соперничать со мной; чтобы чаще иметь возможность быть с нами, она сблизилась с его приятелем, который, по-видимому, в нее влюбился, а она готова была поощрять ухаживания обоих.
Помню, однажды вечером мы отправились в моей карете в оперу. По дороге эта влюбленная особа столь усердно действовала ногами, что я возмутилась ее поведением и, когда мы приехали, отказалась выйти и, высадив их, заявила о своем желании немедленно вернуться домой. Она была столь довольна этим заявлением, что не могла скрыть свою радость, предвкушая остаться с ним наедине, каковой возможности я никогда еще ей не предоставляла. Эта нескрываемая радость распалила мой гнев и тревогу. Я вернулась домой, но, мучимая мыслями о том, что оставила их вдвоем, привела себя в порядок перед зеркалом, хотя была слишком взволнована, чтобы обращать внимание на свою внешность, и без дальнейшего промедления поехала обратно в оперу.
Осведомившись, в какой ложе они сидят, я заняла ложу напротив и, проследив за ними, но оставаясь незамеченной, с удовлетворением установила, что он сидит далеко от нее, в другом конце ложи, и смотрит в сторону. Успокоившись, я присоединилась к ним без колебаний; мой юный возлюбленный, обрадовавшись при виде меня, сказал, что собирался покинуть представление и ехать за мной, если бы я в этот момент не явилась.
По дороге домой моя соперница снова принялась за свои уловки и широкими фижмами заслонила от меня моего любовника; тогда ревность вспыхнула во мне с такой силой, что я дернула за шнурок, приказывая кучеру остановить лошадей, и намеревалась выйти из кареты и идти домой пешком, что дало бы жителям Парижа возможность полюбоваться небывалым зрелищем. Но в тот же момент я поняла безумие такого поступка и сдержалась, призвав на помощь гордость. Тем не менее я решила, что больше не потерплю подобных сцен, и в ту же ночь потребовала от моего любовника разрыва отношений с этой мучительницей. Он очень охотно пошел навстречу моему желанию и был даже рад поводу порвать знакомство с особой, которая заставляла меня столь ему досаждать.
Таким образом, я избавилась от преследования одного из тех созданий, которые, несмотря на свое ничтожество, являются язвой общества и разрушают согласие между влюбленными благодаря своим распутным наклонностям и полному отсутствию чувствительности и скромности; не ведая, что значит истинное чувство, они не могут сочувствовать другим и приносят зло только в силу своей похотливости.
Мой любовник, ввиду необходимости ехать в Англию, поселил меня в Париже в приличном доме, намереваясь вернуться, когда дела его будут улажены. Но когда приблизился день отъезда, он стал волноваться при мысли о разлуке и для собственного успокоения пожелал, чтобы я сопровождала его до Кале, где мы пробыли дня три-четыре, в течение которых страх перед расставанием все усиливался. Тогда мы решили, что при первой же возможности я приеду в Англию, где буду жить incognito, чтобы избегнуть преследования мужа. Но и после такого решения мы простились, испытывая душевные муки влюбленных, отчаивающихся вновь встретиться. Возвращение пакетбота несказанно порадовало меня вестью о его благополучном прибытии в Англию, и я имела удовольствие с каждой почтой получать его письма.
Находясь в разлуке с моим возлюбленным, я была всецело поглощена мыслью о том, чтобы добраться до него, не привлекая к себе внимания. Опасаясь быть узнанной, я боялась ехать на пакетботе и, обсудив другие возможности, остановилась на решении воспользоваться какой-нибудь голландской рыбачьей лодкой, хотя такой переезд, как я знала, мог быть весьма опасным; но ради столь важного дела я не обращала внимания на риск и неудобства. Прежде чем я приступила к осуществлению своего плана, мне посчастливилось узнать о маленьком английском судне, прибывшем в Кале с военнопленными; на этом судне я решила отправиться вместе со своей компаньонкой и еще одной женщиной, которая затем жила у меня некоторое время. Когда мы явились на борт, обнаружилось, что это судно - легкий угольщик и вся его команда состоит из трех человек. Тем не менее, хотя море было столь неспокойно, а погода столь неблагоприятна, что ни одно судно не рисковало выйти в море, мы отплыли и в промежутке между двумя штормами через три часа благополучно достигли Дувра.
Отсюда моя компаньонка отправилась в почтовой карете к своим друзьям, а я вместе с другой женщиной наняла открытый почтовый экипаж, хотя был сильный снегопад, и без приключений добралась до Лондона, где встретилась со своим возлюбленным, который в невыразимой радости заключил меня в объятия. И в самом деле, я заслужила его любовь теми лишениями, опасностями и неудобствами, которым подвергалась, чтобы быть вместе с ним. Ибо я никогда не отказывалась от своих намерений, если могла этим доказать искренность своих заверений.
