Николай Шпанов - Поджигатели (Книга 1)
Под вечер, когда начальник его штаба, молчаливый Людвиг Энкель, закончив дела, уселся писать свой аккуратный немецкий дневник, Матраи взял свечу и ушел в дальний угол. Там он пристроил на столе блокнот, а сам сел на ящик из-под патронов. И тоже стал писать.
Матраи хотел побыть несколько минут просто человеком - мужем и отцом. Всего полчаса за два месяца, ведь наутро снова в поход...
"...и как я вам благодарен за то, что вы улыбались при прощании. Такими я вас вижу и буду видеть до конца, каков бы он ни был. Как прекрасно, что в моем тылу так хорошо! Еще бы, мой тыл - вы. Я горжусь вами обеими - вы настоящие. Такими и должны быть жена и дочь коммуниста.
...Здесь часто приходится "переступать через собственное сердце", но я убежден, что жертвы, которые мы приносим за дело этого народа, дадут чудные плоды. Здесь наша родина очень популярна. Которая? Конечно, великая и прекрасная, которая меня так великодушно усыновила".
Перо Матраи остановилось: вошли два солдата с большим бочонком вина и поставили его на табурет. Матраи досадливо покосился: он не умел писать на людях ни романов, ни писем. Это происходило от смущения и неуверенности в себе, хотя он и казался всем железным человеком.
Солдаты потоптались и вышли. Матраи покусал конец ручки.
"...Сейчас мне напомнили: сегодня день моего рождения. Наверно, я случайно назвал эту дату кому-нибудь из офицеров, - если б ты знала, что это за удивительный народ! - и вот готовится целый праздник. Они хотят пить за мое здоровье. Какие удивительные друзья! Подумай, в какой обстановке они об этом не забыли. Значит, сегодня поднимем бокалы. Первый, конечно, за тебя, моя светлая, второй за нашу девчурку и, может быть, третий за меня, новорожденного, которому, конечно, придется "агукать", - новорожденный есть новорожденный. Смешно и приятно до слез... А знаешь, ведь я все прошлое вижу через наши Белики. Полтавщина для меня все-таки лучшее место... Ах, кстати, ты спрашиваешь, где наша паевая книжка РЖСКТ? Посмотри в верхнем левом ящике письменного стола, непременно там. Смотри, не потеряй ее - она еще станет для меня актуальным вопросом, как только вернусь..."
Ему так ясно представился письменный стол, квартира, Москва... Он зажмурился и отложил письмо. Взял другой листок:
"Дорогая моя доченька!
Прежде всего о выборе профессии, который тебя так беспокоит..."
Перо бежало легко, и на губах играла ласковая усмешка.
Последние две строчки написались не так, как хотелось Матраи, присутствие людей мешало ему: комната стала наполняться командирами, собиравшимися, чтобы отпраздновать день его рождения.
27
Сидя за рулем, Кеш перебирал в уме события последних дней. Не было ничего удивительного в том, что именно теперь Зеегер напомнил ему о себе. Поражение итальянцев под Гвадалахарой заставило заволноваться всех, кто делал ставку на испанский фашизм. Кеш не видел ничего удивительного и в характере полученного им задания: убить генерала Матраи.
Стрелка часов, мягко светившихся на приборной доске автомобиля, подходила к одиннадцати. Не опоздать бы к условленному часу! Кеш нажал акселератор. Вскоре с дороги, вьющейся по склону горы, стали видны силуэты домов и церкви Бриуэги. Кеш сбросил газ на повороте и придержал машину: последний поворот к деревне. Патруль остановил автомобиль.
Кеш предъявил пропуск и спросил, где дом генерала.
Через несколько минут он вошел в комнату с чемоданом в руке. При виде его Матраи удивленно спросил:
- По какому случаю ты сегодня с таким багажом?
- Видишь ли... - Кеш снял очки и старательно протер толстые стекла. Видишь ли: целую неделю я нигде не могу приткнуться, чтобы проявить кучу нащелканной пленки.
- Так что же, у тебя там лаборатория, что ли?
- Все, что нужно!
Кеш принялся распаковывать чемодан и достал красный фонарь и целую груду пленок.
- Сначала ты выпьешь с нами, - решительно сказал Матраи. - Сегодня мы дали волю воспоминаниям. Мечтаем о своих вторых профессиях. Даже я, как старый павлин, распушил свой пестрый писательский хвост: мечтаю о том, какой роман напишу после войны...
Но Кеш стал собирать свои фотографические принадлежности.
- Брось все это, - Матраи почти силой вернул его к столу. - Еще стакан, друзья! За большой успех!
Кеш снова пристально взглянул на него:
- Непременно за большой?
- Непременно.
- А по мне - после стольких месяцев поражений хоть бы какой-нибудь...
- У нас не было ни одного поражения! - горячо воскликнул Матраи.
- А все отходы, отступления?
- А кто тебе сказал, что отступление непременно поражение?
- Так говорит азбука военного дела. На войне движение назад поражение, вперед - победа.
- Узко и... не очень грамотно, - безжалостно отрезал Матраи.
- Хочешь скрыться за какой-нибудь софизм?
Только те, кто близко знал Матраи, могли заметить, какой огонек вспыхнул в его глазах, но ничем другим он не выдал своего раздражения.
- Мы не признаем шор, мешающих нам самим своими глазами смотреть на мир и понимать события так, как мы их понимаем.
- Браво, Матраи! - крикнул Зинн.
- Отступление подчас - путь к победе, - сказал Матраи.
- К примеру?
Матраи на минуту задумался.
- ...Кутузов.
- Фью! - насмешливо свистнул Кеш.
- Напрасно так думаешь. Более богатой школы, чем история, мы не имеем.
- Я не такой знаток военной истории, чтобы сразу тебя опровергнуть, но думаю...
- То, что говорит генерал, опровергнуть нельзя, - послышался вдруг сухой, размеренный голос Энкеля. - Это истина. So!
Зинн с удивлением смотрел на Энкеля: от этого штабиста трудно было ожидать такого поворота от традиционной немецкой догмы: "Побеждает тот, кто наступает".
Но оказалось, что Энкель сказал еще не все, что хотел.
- Что касается именно нас, офицеров революционных армий, то, кроме опыта военной истории, который изучают буржуазные военные, нас должен интересовать, - он наставительно поднял палец и строго взглянул на Кеша: должен особенно интересовать опыт гражданской войны.
- В ней меньше всего сказывается искусство военных профессионалов, возразил Кеш.
- Но больше всего гений народа! - сказал Матраи. - Творческий гений, помноженный на непреклонную волю к победе.
- So, - проговорил Энкель и, расшнуровав свою тщательно завязанную папку, перелистал тетрадь. - Я должен напомнить замечательные слова: школа гражданской войны не проходит для народов даром. Это - тяжелая школа, и полный курс ее неизбежно содержит в себе победы контрреволюции, разгул озлобленных реакционеров, дикие расправы старой власти над мятежниками и т.д. Но только отъявленные педанты и выжившие из ума мумии могут плакаться по поводу поступления народов в эту мучительную школу; эта школа учит угнетенные классы ведению гражданской войны, учит победоносной революции... - и он еще строже посмотрел на Кеша.
- Забыть это - значит испугаться первого отступления, - сказал Матраи. - Верно, Людвиг? А мы их не боимся... Отступать сегодня, чтобы завтра обратить противника в бегство, - в этом больше смысла, чем очертя голову нестись вперед сегодня, чтобы завтра бежать. Должен сознаться, что сейчас, когда Людвиг напомнил нам эти ленинские слова, кое-что представляется мне совсем в ином свете. Пребыванию здесь нас, горстки иностранных добровольцев, я придавал больше значение моральное, как знаку международной солидарности трудового человечества, чем значение реальной военной силы. Но ведь если вдуматься: добровольцы-интернационалисты - люди с наиболее богатым боевым прошлым среди сотен тысяч испанцев, впервые взявших в руки оружие, - значит, наши добровольцы для них не просто надежные солдаты, а и более опытные боевые друзья. А для самих интернационалистов те несколько человек, за плечами которых опыт гражданской войны в России, тоже не просто еще несколько революционных солдат - это же учителя. Вот почему мы и должны иногда учить.
- Хватит, - недружелюбно пробормотал Кеш. - Я приехал сюда не для исторических изысканий и теоретических дискуссий. Мне нужны картинки для газеты. Истина пусть подремлет до более благоприятной обстановки.
- Ой-ой, Михаэль! - крикнул Матраи. - Истина нетерпелива!.. Погоди, куда же ты?
- Пора. - Кеш озабоченно посмотрел на часы. - К полуночи я должен знать, что у меня на негативах. У тебя тут найдется чулан?
- Чулан?
- Впрочем, не нужно... Я видел чердак. Это меня устроит.
Кеш вставил за красное стекло фонаря свой карманный фонарик.
Зинн, нахмурившись, следил за лицом Кеша. Спокойствие покидало его всякий раз, как появлялся этот человек. Зинн и сам не знал, в чем тут дело...
В дверях Кеш лицом к лицу столкнулся с бойцом, который ввел высокого человека с широкими, сутуловато сведенными плечами. При ярком свете лампы человек этот растерянно замигал: это был Нокс.
Сопровождавший его боец доложил адъютанту Матраи:
- С той стороны пробился товарищ, вот его документы.
