Ложь и правда о советской экономике - Спицын Евгений Юрьевич

Между тем в конце сентября 1965 года был созван очередной Пленум ЦК, с которым в историографии традиционно связывают начало косыгинской реформы, о которой мы поговорим чуть ниже. Здесь же упомянем только то, что в центре внимания его членов был доклад А. Н. Косыгина «Об улучшении управления промышленностью, совершенствовании планирования и улучшении экономического стимулирования промышленного производства» [988], после обсуждения которого единогласно было принято известное одноименное Постановление ЦК. На основании этого документа уже 2 октября 1965 года Верховный Совет СССР принял Закон «Об изменении системы органов управления промышленностью и преобразовании некоторых других органов государственного управления» [989], в соответствии с которым были упразднены все региональные и республиканские совнархозы, а также СНХ и ВСНХ СССР и в полном объеме восстановлена прежняя промышленноотраслевая система управления народным хозяйством страны.

Отныне в рамках Совета Министров СССР воссоздавались полноценные Госплан, Госснаб и Госстрой СССР, которые соответственно возглавили три заместителя председателя Совета Министров СССР Николай Константинович Байбаков, Вениамин Эммануилович Дымшиц и Игнатий Трофимович Новиков, и 35 промышленных и отраслевых общесоюзных и союзно-республиканских министерств, в том числе: черной металлургии (И. П. Казанец), цветной металлургии (П. Ф. Ломако), угольной промышленности (Б. Ф. Братченко), нефтедобывающей промышленности (В. Д. Шашин), газовой промышленности (А. К. Кортунов), оборонной промышленности (С. А. Зверев), среднего машиностроения (Е. П. Славский), общего машиностроения (С. А. Афанасьев), авиационной промышленности (П. В. Дементьев), судостроительной промышленности (Б. Е. Бутома), радиопромышленности (В. Д. Калмыков), электронной промышленности (А. И. Шокин), энергетики и электрификации (П. С. Непорожний), электротехнической промышленности (А. К. Антонов), приборостроения средств автоматизации и систем управления (К. Н. Руднев), автомобильной промышленности (А. М. Тарасов), станкостроительной и инструментальной промышленности (А. И. Костоусов), транспортного строительства (Е. Ф. Кожевников), промышленности строительных материалов (И. А. Гришманов), монтажных и специальных строительных работ (Ф. Б. Якубовский), тракторного и сельскохозяйственного машиностроения (И. Ф. Синицын), строительного, дорожного и коммунального машиностроения (Е. С. Новоселов), химического и нефтяного машиностроения (К. И. Брехов), тяжелого, энергетического и транспортного машиностроения (В. Ф. Жигалин), машиностроения для легкой и пищевой промышленности и бытовых приборов (В. Н. Доенин), нефтеперерабатывающей и нефтехимической промышленности (В. С. Федоров), химической промышленности (Л. А. Костандов), геологии (А. В. Сидоренко), лесной, целлюлозно-бумажной и деревообрабатывающей промышленности (Н. В. Тимофеев), мясной и молочной промышленности (С. Ф. Антонов), пищевой промышленности (В. П. Зотов), мелиорации и водного хозяйства (Е. Е. Алексеевский), рыбного хозяйства (А. А. Ишков), легкой промышленности (Н. Н. Тарасов) и торговли (А. И. Струев). Одновременно во всех союзных республиках была восстановлена и система республиканских министерств и ведомств.

Надо сказать, что нам пока не удалось найти сколь-нибудь подробного научного исследования, посвященного как обстоятельствам создания, так и анализу персонального состава нового советского правительства. Есть лишь отрывочная информация, содержащаяся в некоторых мемуарах, дневниках Л. И. Брежнева и П. Е. Шелеста и в работах ряда авторов [990]. Например, Н. А. Митрохин утверждает, что: 1) из мемуаров Н. К. Байбакова «становится ясно, почему именно этот профессиональный нефтяник и крупный организатор нефтяной промышленности был назначен главой основного планирующего ведомства» и почему Л. И. Брежнев и А. Н. Косыгин «столько внимания уделяли вопросам добычи и транспортировки нефти и газа», а также почему именно «Н. К. Байбаков проработал в Госплане 20 лет и всегда оставался лоббистом нефтяной отрасли»; 2) из дневника Л. И. Брежнева явствует, почему он был против предложения А. Н. Косыгина переподчинить Госплан непосредственно Совету Министров СССР, сохранив его «органом и правительства, и ЦК», чтобы «председатель Госплана входил в число членов Президиума ЦК КПСС», и, 3) наконец, из того же дневника генсека видно, что «в начале сентября 1965 года Брежнев лично разрабатывает список состава нового… правительства и проводит встречи с некоторыми планируемыми министрами». А далее Н. А. Митрохин, «анализируя список принятых министров», выдает такой пассаж: «первым Брежнев принял своего выдвиженца — члена «днепропетровской группы» Ивана Казанца, ставшего министром черной металлургии. Потом был хорошо ему лично знакомый новый министр цветной металлургии Петр Ломако. Потом были приняты выдвиженцы председателя Госплана Николая Байбакова из сферы химии и нефтехимии. А потом по очереди вызывались выдвиженцы Алексея Косыгина — из сфер, которые он курировал, и из числа людей, которые работали в Ленинграде в 1930-е годы. Очевидно, что Брежнев лично знакомился с кадрами сподвижника и политического конкурента» [991].

Однако дело в том, что первые два утверждения Н. М. Митрохина носят исключительно предположительный характер, как раз не подтвержденный этими источниками. А третье утверждение отчасти соответствует реальности, так как действительно в брежневском дневнике содержится очень подробный расклад будущих отраслевых министров и зампредов Совета Министров, но сама эта запись датируется не «началом сентября», а 31 августа 1965 года. А что касается «личного знакомства с кадрами сподвижника и политического конкурента», то всех тех министров, которых Л. И. Брежнев принял для личной беседы и перечислил в своем дневнике, то есть И. П. Казанца, П. Ф. Ломако, Л. А. Костандова, В. С. Федорова, А. М. Тарасова, Н. Н. Тарасова, С. А. Зотова, В. Н. Доенина, И. А. Гришманова и В. Ф. Жигалина, он прекрасно знал уже не первый год.

Надо сказать, что, по мнению ряда авторов (Р. А. Медведев, Р. Г. Пихоя [992]), эта очередная контрреформа «коллективного руководства» привела к восстановлению и даже усилению роли столичной бюрократии в системе государственного управления страны. Однако их оппоненты (В. И. Андриянов, Ю. В. Фирсов, С. Г. Кара-Мурза, Д. О. Чураков [993]) более обоснованно говорят о том, что эта реформа наконец-то покончила с региональным хозяйственным сепаратизмом, положила начало восстановлению оправдавшей себя системы вертикальных и горизонтальных экономических и производственных связей на территории всей страны, восстановила более управляемую отраслевую систему руководства огромным промышленным и строительным комплексом страны, восстановила прежнюю координирующую роль Госплана СССР как главного экономического штаба страны и т.д.

Между тем вряд ли можно согласиться с мнением тех авторов (Ю. А. Давыдова, В. В. Громенко, Э. Ф. Гизатуллина [994]), которые утверждают, что «промышленная реформа 1965 года стала одной из самых радикальных реформ за все годы советской власти» и даже «поворотным пунктом в методах реализации государством своих функций управления экономикой». Как справедливо указал профессор Г. И. Ханин [995], «ползучая» рецентрализация советской экономики началась еще во времена Н. С. Хрущева в ноябре 1962 года с момента создания трех (на самом деле четырех — Е. С.) республиканских СНХ в РСФСР, на Украине и в Казахстане, а затем была продолжена в 1963 году, когда были созданы ВСНХ СССР и Государственные (в том числе производственные) комитеты, на базе которых и воссоздавались целый ряд союзных министерств, в частности среднего машиностроения и оборонной, авиационной и судостроительной промышленности.