Лев Колодный - Хождение в Москву
Тогда же отправили в Саратов в числе многих заключенных академика Николая Ивановича Вавилова, умершего там от жесточайших истязаний.
...Вернемся в Москву, где с 16 октября происходили события, волнующие память многих москвичей. Процитируем строки из писем в редакцию.
Бывший член партбюро КБ В. Л. Таубкин пишет:
"Утром 16 октября мы узнали, что метро не работает. Начальник КБ и секретарь парторганизации были вызваны в райком партии. Мне велели дозвониться в наркомат и выяснить обстановку. Дозвонился только до коммутатора. Телефонистка мне открытым текстом сообщила: наркомат пуст, а нарком Дмитрий Федорович Устинов со своим секретариатом на месте, однако в данный момент уезжает на оборонный завод в Подмосковье, чтобы лично руководить эвакуацией. Это было связано с волнением рабочих, которые требовали информации.
Вернувшись из райкома, начальники и секретарь парторганизации сообщили нам, что, во-первых, в ближайшие часы к нам на Большую Полянку прибудут взрывники, чтобы заминировать наше предприятие, во-вторых, что погрузку в эшелон нужно прервать, всем, кто еще не уехал, выдать справки об увольнении, рассчитать, чтобы каждый мог самостоятельно выбираться из города.
К вечеру взрывники действительно прибыли. Спустя какое-то время нам позвонили и сообщили, что взрыв откладывается.
В тот день на Большой Полянке я видел своими глазами: склады магазинов были открыты, продукты выдавались бесплатно всем, кто хотел из взять. Естественно, многие, я в том числе, восприняли это как знак предстоящей сдачи Москвы.
Однако распоряжение о расчете всех сотрудников, прекращении работы партком не выполнил. Этим мы спасли коллектив. Мы были не единственными, кто поступил так. Но многие предприятия это сделали, и, таким образом, в течение нескольких часов ряд коллективов превратился в фактически неуправляемую толпу.
Часть нашего коллектива продолжала погрузку в эшелон для эвакуации, часть - работала, изготавливала детали для оружия.
На следующий день, утром 17 октября, положение стало нормализовываться, заработал транспорт. Нас, однако, заставили произвести полный расчет сотрудников под предлогом, что, если человек не успеет по какой-либо причине эвакуироваться или отстанет от поезда, у него бы имелись на руках деньги и документы.
В те дни ходили слухи о прорыве на Ленинградском шоссе".
Слухи эти попали на страницы известной книги Александра Верта "Россия в войне 1941-1945".
"По сей день рассказывают, - пишет он, касаясь событий 16 октября, что в то утро два немецких танка ворвались на северо-западную окраину Москвы, в Химки, где были быстро уничтожены. Правда, пока ни один серьезный источник не подтвердил, что эти танки существовали не только в воображении некоторых перепуганных москвичей".
Что касается моей предыдущей публикации - в ней речь шла не о танках, а об отряде мотоциклистов, достигших моста в Химках. Есть довольно серьезный источник информации об этих мотоциклистах, как я уже говорил, бывшие танкисты дивизии НКВД имени Ф. Дзержинского, в частности подполковник в отставке А. Машнин. Вот выдержки из его писем в редакцию.
"Для борьбы с фашистскими авиадесантами наша танковая часть дивизии вошла в состав маневренного резерва на основании приказа войскам Западного боевого участка № 1/оп от 2.8.41г. Согласно приказу наши танковые роты несли ответственность за обеспечение поставленной задачи в направлениях шоссейных дорог - Минского, Волоколамского, Ленинградского.
Для быстрого выхода в свои сектора наша часть расположилась на Покровке. Для каждого танка отрыли окопы на бульварах. Дежурные экипажи располагались в танках, остальной личный состав размещался в Покровских казармах, где дислоцировался тогда третий полк нашей дивизии. Мы затрачивали всего 30-35 минут на движение от Покровки до развилки Волоколамского и Ленинградского шоссе на Соколе.
Я не пойму, почему некоторые историки подходят субъективно к такому случаю. В минувшей войне известны примеры, когда подвижные части вклинивались далеко вперед в глубину обороны, врывались в города, где никто их не ожидал, где ходили трамваи, шли киносеансы и т.д.
Утром 16 октября начальник связи лейтенант Боков С.И. (живет в Реутове-1, д. 14. кв. 9) получил радиограмму, из которой стало известно, что необходимо выехать в район Крюкова и уничтожить противника.
После получения боевой задачи вторая танковая рота старшего лейтенанта Стребко И.И. шла совместно с мотоциклетным взводом лейтенанта Козлова Ф. В головном охранении находился первый взвод этой роты. Когда этот взвод приближался к мосту в Химках, ему навстречу двигались мотоциклисты с колясками. Мы считали, что это наши мотоциклисты. Только когда они открыли огонь, мы поняли, что это враг.
В головном танке механиком-водителем был тов. Линников В. К. (живет в г. Балашихе, Московский бульвар, д. 7, кв. 42), а командиром танка - Панин. Этот танк первым открыл пулеметный огонь по фашистам. Было уничтожено два экипажа мотоциклистов. Три мотоциклиста по пешеходной дорожке моста, защитившись от огня фермами, прорвались на водную станцию "Динамо", где были уничтожено нашим мотоциклетным взводом.
Наша танковая группа проследовала в заданный район.
Откуда появились фашистские мотоциклисты, я до сих пор не знаю, да и задумываться над таким случаем не считаю необходимым.
В операции участвовало 17 танков, взвод мотоциклистов. Я был тогда представителем штаба, старшим лейтенантом. Для связи с нашей танковой частью и штабом Западного боевого участка мне выделили радиостанцию, оборудованную на штабном автобусе".
Вот такой источник утверждает про бой у Химок утром 16 октября.
Что еще пишут?
Москвичка З. Борисова:
"Утром того дня вдруг заговорило радио (черная тарелка). Без всякого представления кто-то сообщил, что Москва находится в угрожающем положении, и поэтому предлагается уезжать или уходить из города кто как может. Единственная дорога свободная - шоссе Энтузиастов, железная дорога Ярославская. Предлагалось получить двухнедельное пособие на службе. И все. Кто говорил, от чьего имени, так и осталось неизвестным.
Получила я тогда деньги, трудовую книжку. Домой шла в отчаянии.
В Столешниковом переулке было много людей. Все продавали замечательные книги, антикварные вещи и драгоценности. Никто ничего не покупал даже за бесценок. А в "китайском" магазине на Кировской улице давали конфеты, шоколад, печенье без карточек. Зашла я на почтамт, чтобы узнать, нельзя ли отправить посылку, но там никого не было. Уехала из Москвы на попутном грузовике по шоссе Энтузиастов, забитому народом".
"В ту же ночь, - пишет ветеран войны Ф. Курлат, - нас, второй батальон полка ОМСБОН, срочно вызвали в Москву. Хорошо помню тот день, в моем архиве сохранилось стихотворение, которое посылаю вам, так как оно созвучно той правде, о которой впервые пишете, спасибо за это "Московской правде".
16 ОКТЯБРЯ 1941 ГОДА
Черный пепел солнце заслонил,
в небе кружит, на асфальт ложится,
Кто-то, видно, для себя решил,
что ясна уже судьба столицы!..
Кто-то спешно бросил кабинет
и умчался по восточной трассе.
Кто-то, ловко улучив момент,
"брал товар" без продавцов и кассы...
Но - усилен боевой патруль,
спешно ремонтируются танки,
и пунктир трассирующих пуль
встретил "юнкерсов" над Якиманкой.
Но - опять, как в первый день войны,
шла осада райвоенкоматов.
И в ответ на: "Рано!", "Не годны!"
вновь настойчиво звучало: "Надо!"
Взяли в руки женщины Москвы,
как винтовки, - тяжкие лопаты,
чтоб противотанковые рвы
встали на пути врага преградой!
...Кто пережил этот горький день,
знает, что и он был не напрасным:
каждого, как зоркий луч-рентген,
просветил он - до предела ясно!"
Западный фронт больше врагу прорвать не удалось. Хотя эвакуация продолжалась, вечером 19 октября, как мы знаем, в опустевшем Кремле состоялось историческое заседание Государственного Комитета Обороны.
Тогда было принято новое постановление ГКО - о введении в Москве и прилегающих к городу районах осадного положения, вывешенное по всему городу: на тумбах, стенах домов. Его ни от кого не скрывали. Оно исходило из иной оценки реальности и, по сути, перечеркивало прежнее постановление, основанное на мысли о безнадежном, катастрофическом положении Москвы, то постановление, что предписывало, в частности, покинуть столицу товарищу Сталину на следующий день...
То был день 16 октября.
Далее перед нами - письмо майора А. Рыбина:
"В связи со статьей Льва Колодного считаю своим долгом уточнить некоторые факты и сообщить дополнительные сведения, касающиеся 16 октября 1941 года в Москве. С первых дней Великой Отечественной войны я был военным комендантом Большого театра СССР и являлся свидетелем и участником трех тревожных дней.
