Неизвестен Автор - Атаман Анненков
В городе Сергиополе расстреляно, изрублено и повешено 800 человек. Сожжено село Троицкое, где анненковцами забито насмерть 100 мужчин, 13 женщин, 7 грудных детей. В селе Никольском выпорото 300 человек, расстреляно 30 и пятеро повешено. В селе Знаменка, что в 45 верстах от Семипалатинска, вырезано почти все население, здесь у женщин отрезали груди. В селе Колпаковка изрублено, расстреляно и повешено 733 человека, в поселке Подгорном - 200. Сожжены села Болгарское, Константиновка, Некрасовка. В селе Покатиловка изрублена половина жителей. В Карабулаке Учаральской волости уничтожены все мужчины. По словам свидетеля Турчинова, трупы не зарывались, и собаки до такой степени откармливались и привыкли к человечьему мясу, что, зверея, бросались на живых людей. Возле китайской границы в урочище Ан-Агач было насчитано 900 трупов, а за озером Ала-Куль - 600. Все они являлись бывшими воинами анненковских полчищ и уничтожены своими за нежелание оставаться под властью атамана.
Наше повествование осталось бы неполным без описания того, как выглядел сам "брат" атаман в глазах каждодневно окружавших его людей, как относился к происходящему во времена пребывания на вершине достигнутой власти. С этой целью обратимся к свидетельствам Николая Ромадоновского, который около двух лет, с июля 1918 года до бегства в Китай, постоянно находился непосредственно при Анненкове. Он неоднократно участвовал в совместных поездках на столь любимых атаманом автомобилях, присутствовал при всевозможных церемониях, выступлениях Анненкова перед своим войском и других мероприятиях. Вот что он рассказал:
"Борис Владимирович Анненков был из казаков сибирских войск, среднего роста, средних лет, лицом походил на калмыка. Физически развит, мог заставить играть каждый свой мускул, был преподавателем фехтования в военной школе. В германскую войну командовал партизанским отрядом, по рассказам казаков, немцы боялись его дерзких набегов по их тылам. Обладал большой силой воли, мог гипнотизировать. При подборе людей в свой личный конвой долго всматривался в глаза, после чего говорил: этого можно взять, а того - нет. Кстати, выбранные таким образом в конвой из числа захваченных в плен красноармейцев, подпавшие под влияние Анненкова, становились похлеще и вернее его партизан. Однажды во время одной неудавшейся стычки с красными атаман избежал плена только благодаря верности именно бывших красноармейцев, взятых им в свой конвой. Не любил курить, но на важных заседаниях дымил сигаретой. Шоферам, от которых пахло самогоном или спиртным, керосином, говорил: "Как вы пьете эту гадость, приходите ко мне, я угощу вас коньяком, чистым спиртом". Не любил офицеров, которые часто пили. Пренебрежительно отзывался о женщинах, но в Семипалатинске, по рассказам казаков, изнасиловал гимназистку, а в деревне Казаткулово ходил к учительнице. Женам офицеров разрешал жить только на известном удалении от нахождения частей.
Атаман не любил священников, тем не менее при встречах его в деревне никогда не говорил отец священник, а приветствовал: здравствуйте, батюшка. Нравилось, когда в церквах произносилось:
"Многие лета боярину Борису" (Анненкову). Один из священников, отец Андрей из Славгорода, поступил в дивизию, расстреливал там мужиков, насиловал их жен, ездил с карательным отрядом для подавления восстания крестьян. Впоследствии, когда красные взяли его в плен и арестовали, он повесился в тюрьме.
Недолюбливал генералов, называл их старым хламом. Требовал опрятного вида от партизан, оборванных посылал к каптенармусу с устным приказом выдать обмундирование, после чего во всем новом надлежало явиться к нему лично. Партизанам-казакам не давал выговоров, внушения делал намеками, всякий раз приводил какую-нибудь историю: "...был у меня знакомый юнкер, который вел себя так..." Далее следовало нечто похожее на совершенный нерадивым подчиненным проступок.
После прибытия в какое-либо село сначала расспрашивал партизан, как их встречали местные жители, как и чем кормили: теми ли кушаньями, что предлагали ему. Останавливался только у богатых казаков. В одном селе крестьяне вышли встречать Анненкова хлебом-солью. Будучи чем-то недоволен, атаман велел немедленно [их] выпороть. Хорунжий Макаров бросился избивать мужиков своим карабином, казаки стегали плетьми. Несмотря на крики и мольбы крестьян, Анненков не прекратил расправы и спокойно смотрел на "работу" своих партизан. После порки все мужики были расстреляны.
Любил посещать солдатские вечеринки, где сам плясал и учил этому казаков, подтягивал песни, но сам голосом не обладал. Страстью была езда на автомобиле, сам накачивал воздух в камеры, надевал бандажи (металлические обода на колесах. - Авт.). Нравилось попугать киргизов, лошадей глушителем газа, у него часто получался эффект выстрела. Веселился, если удавалось задавить собаку, кошку, курицу, барана, очень хотелось задавить какого-нибудь киргизенка.
Имел личного повара. Помощником повара был взятый под Черкасским арап негр, который знал французский, немецкий, английский и мусульманский языки (так в документе. - Авт.). Анненков всегда подсмеивался над негром: почему он всегда такой "грязный". При всякой поездке на автомобиле повар обязан был снабжать Анненкова провизией, яблоками, сладостями. Держал капельдинера Юзефа, который приносил кофе, чай, обед, одежду.
У атамана был большой гардероб, заведовал коим казак Степан. В гардеробе находились: костюм, три пары сапог с высокими каблуками и медными подковами, белье, шоколад, сигареты, ром, коньяк, меховая шуба, серебряный кинжал, японский карабин, серебряная пуговица с гербами, сделанная в оружейной мастерской. Все это по первому требованию немедленно доставлялось на место посыльным. При себе атаман держал ручную волчиху Динку-Анку, лисицу, медведя, который однажды залез на крышу дома, зацепился за что-то, повис на кольце и задушился. Бедный Степан, боясь наказания разгневанного атамана, чуть не застрелился из-за того медведя.
Личный парикмахер по прозвищу Бомба брил и стриг под челку, завивал чуб атамана. В личном окружении Анненкова было несколько немцев и австрийцев из числа военнопленных. При нем состоял личный конюх по уходу за выездными лошадьми.
Во время работы атаман в своей комнате заставлял оркестр играть военную музыку, по вечерам давать симфонические концерты, на которые приглашались офицеры. Существовал специальный хор Атаманского полка. Казаки этого полка носили брюки с генеральскими лампасами, обязаны были иметь чубы и стрижку под челку. Погоны у них были с вензелями "А. А.", на кокардах был череп смерти. На всех знаменах имелись надписи "С нами Бог и атаман".
Производство в офицеры осуществлял сам лично. Особенно этот процесс усилился после поражения белых под Семипалатинском.
Цели своей борьбы выражал так: организовать на занятой территории казачье войско, соединиться с восставшим против большевиков в Ташкенте Осиповым, стать диктатором и не подчиняться никому. Стремился избавиться от возможных противников: прибывшего генерала Дутова отправил в Китай, не предоставив ему у себя никакой должности.
4. ЭПИЛОГ
Сразу же после бегства остатков анненковских войск за границу особые отделы ВЧК стали выявлять и арестовывать оставшихся на нашей территории наиболее активных организаторов и исполнителей карательных акций, расстрелов, грабежей и погромов. Прокатилась волна процессов над бывшими белогвардейцами, доносчиками, всякого рода пособниками кровавых расправ. Наступила пора возмездия. Решения коллегии Алтайской губернской ВЧК были строги; большинство преступников приговаривались к высшей мере наказания. Одним из первых, кого постигла суровая кара, оказался руководитель комендатуры Усть-Чарышской пристани белогвардейский офицер Афанасий Кузнецов, лично причастный к расстрелам, массовым поркам. Затем пришел черед Иустина Скрипки, составившего и передавшего анненковским карателям списки зачинщиков восстания крестьян села Архангельского. Осуждены и расстреляны участники карательных экспедиций белых Иван Ябров, Анатолий Чанцев, Леонтий Широков, Феодосий Сушенцев, Мартын Паста... На счету каждого из них десятки и сотни безвинно загубленных людей. Примечательно, что большинство вчерашних палачей оправдывались тем, что выполняли приказы своего командования.
Наконец, в июле 1927 года в руках правосудия оказались бывший командующий Семиреченской армией генерал Анненков и начальник штаба генерал Денисов. Судили их в Семипалатинске, в тех самых краях, где до зубов вооруженное белогвардейское войско воевало с бунтующими мужиками, доведенными до отчаяния беззакониями и произволом. Опровергать творимые бесчинства и зверства было просто невозможно. Но если непосредственные исполнители карательных акций ссылались на приказы свыше, то Анненков стремился убедить суд в том, что массовые расстрелы, порки и грабежи чинились по собственной инициативе вышедшей из-под контроля и не подчинявшейся командующему полуанархической сворой. Иначе говоря, снимал с себя всякую ответственность за грабежи, поруганных женщин, тысячи замученных и уничтоженных людей. А ведь это был человек, который не просто боролся с Советской властью. Он сам яростно рвался к власти, во имя ее хладнокровно переступал через бесчисленные жертвы, исковерканные людские судьбы, равнодушно взирал на сиротские и вдовьи слезы. Неприятие или даже малейшее недовольство простого землепашца насаждаемыми Анненковым порядками пресекались жесточайшим насилием. Военный диктатор по натуре, Анненков не видел иного способа устройства общественной жизни, кроме как по законам солдатской казармы и муштры. Насаждалось же такое устройство методами откровенного террора.
