Лив Нансен-Хейер - Книга об отце (Нансен и мир)
Но когда Хелланд-Хансен явился к нему со своим известием, Нансен ни словом не обмолвился о себе. Напротив, он принялся расспрашивать Хелланда обо всех подробностях нового плана. Подумал ли Амундсен об этом, и об этом? Достаточно ли у него собак, ведь их будет становиться все меньше и меньше в пути? Позаботился ли он о том, чтобы побольше запасти сушеной рыбы наряду с другим кормом для собак? Он несказанно сожалел, что Амундсен сам не побывал у него перед отплытием, возможно, он смог бы ему чем-нибудь помочь, а может быть, пригодились бы и его собственные планы экспедиции к Южному полюсу. Сейчас ему остается только от всего сердца пожелать Амундсену удачи.
Хелланд сообщил также, что в этот вечер в Христиании состоится большая пресс-конференция, и спросил, согласен ли отец ответить на вопросы журналистов по телефону. Отец не колеблясь дал свое согласие.
У газетчиков дух захватило от сенсационной новости. Перебивая друг друга, они спрашивали: «Что говорит Нансен?» Хелланд-Хансен, улыбаясь, ответил: «Почему бы вам не спросить у него?»
На другой день это известие, подобно бомбе, взорвалось среди публики. Но лояльные и тактичные ответы Нансена на вопросы прессы оказали влияние на настроение общественности в Норвегии.
«Амундсен принял ответственное решение,— сказал он репортеру из «Афтенпостен».— Поскольку экспедиция уже была так далеко на юге (у Мадейры), естественно было идти к Южному полюсу. И я ничуть не сомневаюсь, что экспедиция свершит великие дела. Зная Амундсена, я уверен, что он в состоянии осуществить намеченное, и, если не произойдет ничего непредвиденного и все пойдет по плану, не сомневаюсь, что экспедиция даст ценные результаты. Но, как я уже сказал, этот гигантский план чрезвычайно усложняет программу».
Амундсен в конце концов сам сообщил отцу о том, почему он изменил свои планы. Он писал с Мадейры:
«Когда прошлой осенью поступили сообщения Кука и позднее Пири об их экспедициях к Северному полюсу, мне сразу стало ясно, что это смертельный удар по моему предприятию. В области полярных исследований осталась лишь одна задача, способная вызвать интерес широких масс, эта задача — добраться до Южного полюса». И добавляет: «С нелегким сердцем я шлю Вам эти строки, но другого пути нет».
И вот в 1912 году, завершив задуманное, Амундсен в первую очередь приехал к отцу. Хелланд, находившийся в это время в Пульхёгде, живо помнит, как они встретились: Амундсен, несколько смущенный и неуверенный, неотрывно глядя на отца, быстро вошел в зал, а отец непринужденно протянул ему руку и сердечно приветствовал: «Со счастливым возвращением, и поздравляю с совершенным подвигом!» Они долго стояли втроем у двери на балконе, отец спрашивал, Амундсен отвечал, Хелланд слушал. «Черты лица Амундсена все больше прояснялись от облегчения, что встреча с человеком, на которого он смотрит снизу вверх, как мальчишка на учителя, проходит так успешно»,— говорил мне Хелланд об этом памятном событии.
Вся Норвегия чествовала героя удачной от начала до конца экспедиции. В Христиании праздник следовал за праздником, и я побывала на многих из них.
Как известно, Ялмар Юхансен был среди участников этой экспедиции. Несмотря на окружавший их всех сейчас блеск и фимиам, для него экспедиция к Северному полюсу 1893—1896 годов и особенно переход с отцом к полюсу были овеяны особой славой. Стоило ему увидеть меня, как он радостно и весело кричал: «А вот и Лив, дочь лучшего из людей! Нансена! Вот это человек! Лив, иди сюда, садись со мной!»
Мне было неловко слушать эти излияния, и, чтобы утихомирить его, я спешила поскорей занять свое место.
Один из участников экспедиции рассказал, что мне преподнесен в подарок большой красивый ледник. Я не совсем верила этому, но мне показали карту, где и впрямь стояло —«ледник Лив». Он спускался с каких-то гор, которые экспедиция назвала «горы Фритьофа Нансена». И все-таки я сомневалась: ведь это могла быть и какая-нибудь другая Лив. Я отважилась спросить Амундсена. Со своей самой очаровательной кривой улыбкой на обветренном лице, слегка наклонив голову, он ответил: «Неужели же ты думала, что я могу всуе употребить твое имя?»
Из всех славословий в свой адрес Амундсен больше всего дорожил оценкой Нансена:
«Осенью 1910 года Амундсен должен был отправиться в свое большое плавание к Северному полюсу на «Фраме», но скуден был интерес к его предприятию и еще скуднее были денежные средства. Как и тогда, когда он уходил в плавание на «Йоа», ему предстояло отправиться в путь с большим долгом, и, как и в тот раз, он вышел в море втихомолку, ночью. Поздней осенью пришло его сообщение, что он изменил план и отправляется к Южному полюсу, чтобы добыть необходимые средства для северной экспедиции. Какое-то время все были в растерянности, не зная, что сказать. Это неслыханно! Отправляться на Северный полюс через Южный! Некоторые считали это предприятие грандиозным, другие (их было больше) — сомнительным, и многие подняли крик, находя выходку Амундсена недопустимой, недостойной и непорядочной. Некоторые даже хотели вернуть его. Но он был уже слишком далеко. Он уплыл своим курсом, который определил сам, не оглядываясь назад, и постепенно все забылось, все занялись своими делами. День за днем, неделя за неделей проходили в тумане. В тумане мелких дел, за которым исчезает все великое и выдающееся. И вдруг сквозь туман прорвалось яркое солнце. Пришла новая весть. Люди останавливаются, поднимают взгляд, и там, в вышине, на недосягаемой для них вершине — великий человек! Устоять не может никто — все ликуют. Взвиваются и полощутся в синем небе флаги. Люди всматриваются в открывшиеся вдруг перед ними неведомые просторы и на мгновенье забывают обо всем. Да, нам открылась новая страна».
Нансен разъяснил огромные результаты экспедиции. Эти люди провели гигантскую исследовательскую работу. С начала и до конца Амундсен шел своим путем, немногие путешествия и открытия за всю историю положили к ногам человека столь обширную область новой земли... «Ни в одной точке, за исключением самого полюса, маршрут Амундсена не совпадает с маршрутом англичан. Это очень важно для науки».
К сожалению, еще не поступило сообщений об экспедиции капитана Скотта, но, по всей вероятности, он достиг полюса одновременно с Амундсеном. Это большая удача, и тем самым значительно возрастает ценность научных наблюдений обеих экспедиций.
В заключение Нансен обратился с призывом к норвежскому стортингу и ко всем норвежцам облегчить Амундсену финансовые затруднения, связанные с подготовкой экспедиции к Северному полюсу.
«Если он отдает свою жизнь и свои выдающиеся способности этим великим делам, то мы должны радоваться и гордиться возможностью предоставить ему средства для осуществления их наилучшим способом».
Не все разделяли восхищение Нансена. В Англии считали, что, не предупредив заранее о своей экспедиции к Южному полюсу, Амундсен поступил непорядочно по отношению к Скотту, ведь он прекрасно знал о давно запланированном Скоттом путешествии в Антарктиду. Когда же стало известно о трагической гибели Скотта и его спутников во льдах, обвинения эти приняли очень резкую форму, особенно в Королевском Географическом обществе.
Нансен выступил с убедительной речью, в которой полностью оправдывал Амундсена. По мнению Нансена, экспедиция Скотта продвигалась медленно из-за непродуманности снаряжения, а тут еще прибавились пурга, обморожения, возможно, и цинга. Очень естественно и понятно, что Скотт в первое мгновение испытал горечь разочарования, обнаружив на полюсе норвежский флаг. Но он никогда не поверит, говорил Нансен, чтобы подобное разочарование могло иметь решающее значение для такого человека, как Скотт. Экспедиция Амундсена к Южному полюсу не была некорректной по отношению к Скотту, как не были некорректны по отношению к нему, Нансену, ранее высланные английская и шотландская экспедиции к Южному полюсу. Ведь все знали, что и он готовил такую же экспедицию, но это других не остановило. Ни один человек, ни одна нация не обладают монополией на неоткрытые районы земного шара. Чем больше экспедиции, тем больше результатов, а вместе с ними и знаний о нашей планете. И не в том задача, чтобы опередить соперника, а в том чтобы произвести как можно больше наблюдений. Скотт первым бы с этим согласился.
Однако судьба английской экспедиции потрясла Нансена. В некрологе, помещенном в «Тиденс Тейн»[152], он писал о Скотте:
«Эта великая трагедия заставляет нас невольно преклонить колена. Она затрагивает самые сокровенные душевные струны, и горе невольно выражается в человеческом сочувствии — ни в одной стране за пределами Великобритании это не ощущается так сильно, как в Норвегии. Сквозь нашу скорбь пробиваются восхищение и гордость, что и наш век еще дарит таких людей».
