Карло Чиполла - Артиллерия и парусный флот
Дальнейшие исследования, без сомнения, добавят необходимые детали к этому фрагментарному и далеко не полному повествованию. Необходима информация, касающаяся направления, в котором продвигалась новая технология, ее скорости и факторов, способствовавших ее распространению. Однако некоторые моменты представляются вполне ясными. Нет сомнений в том, что артиллерия была известна в Азии задолго до прихода португальцев. Вполне вероятно, что до начала XV века китайские пушки были по крайней мере так же хороши, как западные, если не лучше.[122] Но уже в течение XV века европейская технология начала прогрессировать быстрее, и в 1498 году вооружение португальских кораблей стало чем-то совершенно неожиданным и новым для Индии (и Китая) и дало неоспоримые преимущества европейцам. Европейская артиллерия была несравненно более мощной, чем когда-либо изготовленные в Азии пушки, и в современных текстах нетрудно обнаружить некую смесь страха и удивления, сопровождавших появление европейских орудий. Следующий отрывок из «Раджавали» повествует о первом появлении португальцев на Цейлоне. «Стало известно, что в Коломбо прибыло судно из Португалии, и королю доложили, что в гавани видели очень белых и красивых людей, которые носят ботинки и шапки из железа и никогда не останавливаются ни в одном месте. Они едят нечто похожее на белый камень и пьют кровь. Если же они видят рыбу, то дают за нее две или три монеты золотом, и, кроме этого, у них есть пушки, которые производят страшный грохот. Ядро только одной из них может пролететь лигу и снести замок из мрамора».
Португальцы прибыли в Китай в 1517 году, но слава об их орудиях шла впереди них еще с 1511 года, когда они взяли Малакку, или даже раньше. Фоланцзи (fo-lang-ki) – так назвали ужасное изобретение те, кто о нем рассказывал. Возможно, это имя означало «франки», и ученому Гоу Инсяну пришлось разъяснить своему народу, что фоланцзи – это название страны, а не орудия.
Когда португальский флот под командованием Фернана Переса в 1517 году бросил якорь в гавани порта Кантон, первым делом был дан салют из пушек. По словам профессора Т.Т. Чана, «китайцам никогда не приходило в голову, что в некоторых частях света демонстрация оружия может считаться выражением уважения или вежливости». Население было напугано. Страшные истории о «варварах с длинным носом» и их грозном оружии подтвердились. Через несколько лет цензор Хэ Ао написал, что «фоланцзи жестоки и коварны. Их оружие превосходит оружие других иностранцев. Несколько лет назад они неожиданно пришли в город Кантон, и грохот их пушек потряс землю». Другие ученые полностью подтверждали это: «Фоланцзи в высшей степени опасны из-за их артиллерии и их кораблей. Ни одно оружие, изготовленное с самой далекой древности, не может превзойти их пушки».
Грохот европейской артиллерии пробудил китайцев, индийцев, японцев, столкнув их с пугающей реальностью, в которой были странные, чужие люди, неожиданно появившиеся у их берегов под защитой грозного оружия и бесцеремонно вторгшихся в жизнь местного населения.[123] Для большинства жителей Азии (о торговцах я не говорю) это стало равносильно ночным кошмарам. Как общаться с этими «иностранными дьяволами»? Сражаться с ними? Или, может быть, не обращать внимания? Перенимать их технику, отказавшись от местных привычек и традиций, или же прервать все контакты и искать убежище в мечтах об одиночестве? Короче говоря, быть или не быть? Гамлетовская проблема быстро завладела сердцами азиатов. Эти сомнения преследовали их на протяжении веков.[124] Дилемма была трагичной, поскольку не имела ответа: все альтернативные решения предполагали подчинение, а единственной альтернативой подчинению была смерть.
* * *Началась неизбежная гонка вооружений. Пушки стали пользоваться высоким спросом: это был желанный товар, предмет выгодной торговли, превосходный подарок для правителя с целью получения максимальных привилегий,[125] драгоценный бриллиант в сокровищницах королей. Их даже давали в приданое выходившим замуж дочерям. Не было ничего, что нельзя бы было обменять на пушку. В старой поэме, родившейся на острове Ява, прекрасная принцесса Таруруго была продана голландцу за три пушки.
Конечно, европейцы далеко не всегда были готовы легко отказаться от оружия, являвшегося фундаментом их превосходства. Но часто они все же передавали пушки местному населению. Иногда таким образом европейцы хотели получить от местных властей особые привилегии для ведения торговых операций, в других случаях вопрос стоял о помощи одному монарху в войне против другого – в полном соответствии с политикой «разделяй и властвуй».[126] Желая получить как можно более высокий доход, европейцы были готовы продавать пушки любому, кто был готов платить. В архивных документах упоминается даже о продаже пушек пиратам в обмен на перец. Тем не менее следует отметить, что в Азию продавалась лишь незначительная часть производимых в Европе пушек.
С другой стороны, азиатским монархам не нравилась зависимость от европейцев в таком важном деле, как вооружение. Они пользовались любой возможностью, чтобы организовать собственное производство. В принципе европейцы были вовсе не в восторге от идеи распространять таким образом свои технологии. Португальцы сурово карали тех, кто занимался обучением артиллерийскому делу туземцев. Японским чиновникам, обратившимся к нему с просьбой обучить их артиллерийскому делу, Питер Найтс, голландский губернатор Тайваня, ответил: «Япония правит с помощью лука, стрел и меча, а у моей страны есть только огнестрельное оружие, поэтому я не стану учить вас этому искусству». Из Батавии, учитывая, что литейное производство расположено «слишком близко к туземцам и яванцам, от которых следует хранить его секреты», голландцы перенесли его в другое место, под защиту стен замка. В 1645 году Питер Антонисзун Оверватер, директор голландского завода в Нагасаки, писал, что «эти пушки – большая ценность, и стоит задуматься, быть может, не следовало давать о них знания этому гордому и заносчивому народу. Что же касается запроса японских властей о выделении им оружейника-литейщика, правильнее всего проявить максимум уклончивости и ответить очень вежливое ничего». Рано или поздно азиатские монархи все равно находили европейцев, готовых поделиться с ними своими знаниями по поводу изготовления пушек. Людовико Вартема пишет: «Прибыв в Калькутту, я обнаружил двух христиан – жителей Милана. Одного звали Иоанн Мария, другого – Пьеро Антонио. Они прибыли из Португалии на португальском корабле для покупки драгоценных камней. Прибыв в Кочин, они перебрались в Калькутту. По правде говоря, я никогда не испытывал больше радости, чем при встрече с этими христианами. И я, и они ходили обнаженными, по обычаю этой страны. Я поинтересовался, являются ли они христианами. Иоанн Мария ответил, что конечно же они христиане. Потом Пьеро Антонио спросил, христианин ли я. Я ответил положительно. Тогда он взял меня за руку и ввел в свой дом. Войдя в дом, мы стали обниматься, целовать друг друга и плакать. Я не мог говорить как христианин. Мой язык словно внезапно стал большим и отказался мне повиноваться. Ведь четыре долгих года я был лишен общения со своими братьями по вере. Следующую ночь я провел с ними, и никто из нас не мог ни есть, ни спать от величайшей радости, переполнявшей нас. Нам хотелось, чтобы ночь продолжалась год и мы могли говорить о самых разных вещах. Я спросил, знакомы ли они с королем Калькутты. Они ответили, что являются его главными помощниками и общаются с ним каждый день. Затем я поинтересовался их планами на будущее. Они ответили, что с радостью вернулись бы домой, но не знают как. Тогда я сказал: «Возвращайтесь тем же путем, каким прибыли сюда». Они сказали, что это невозможно: они сбежали от португальцев, а король Калькутты обязал, против их воли, изготовить большое количество артиллерийских орудий, поэтому они не свободны. Они сказали, что ожидают очень скоро прибытия в Индию флота португальского короля. Я их заверил, что, если всемилостивейший Господь позволит мне добраться до Кананора, когда прибудет флот, я сделаю так, что христианский капитан простит их. Я сказал, что они не смогут уехать другим путем, потому что информация об их умении изготавливать пушки известна многим и многие короли желают заполучить их к себе, чтобы воспользоваться их опытом. Вы должны знать, что они уже изготовили четыре или пять сотен единиц больших и малых артиллерийских орудий и потому очень опасаются португальцев. Честно говоря, у них были все основания бояться. Ведь они не только сами делали пушки, они к тому же научили язычников делать их, более того, они обучили пятнадцать язычников стрелять из spingarde (маленькая мортира). Пока я был там, они дали язычникам проект и форму мортиры, которая весила сто и пять кантар и была сделана из металла. Там был еще еврей, построивший очень красивую галеру и четыре мортиры из железа. Упомянутый иудей отправился купаться в пруд и утонул. Но вернемся к христианам. Один Бог знает, что я им говорил, убеждая не совершать такого деяния против христиан. Пьеро Антонио все время плакал, а Иоанн Мария заявил, что ему все равно, где умирать, в Калькутте или в Риме, и что на все воля Божья».[127]
