Булач Гаджиев - Шамиль
Большое участие принял Джемал–Эддин и в судьбе пленных грузинских княгинь. Старик навещал их, справлялся о здоровье, давал советы. В феврале 1855 года, незадолго до обмена их на сына Шамиля, Джемал–Эддин в очередной раз пришел к княгиням.
— Как здоровье у вас обеих? — спросил он княгиню Варвару Ильиничну-
— Сестра больна, — отвечала княгиня.
— Я это давно слышал. Мне жаль вас, но вы сами себя убиваете. Я не понимаю, зачем вы так отчаиваетесь. Ведь с самого начала мы говорили, что ничего худого не будет»[24].
Варвара Ильинична сомневалась, что когда‑нибудь обмен состоится. Джемал–Эддин горячо проговорил: «Клянусь головой моей, что для вас все благополучно кончится. Шамиль хоть и решительный человек, но все же он сын мой!»
9 марта 1855 года, в день отъезда княгинь на родину, провожать их вышел Джемал–Эддин. Он стоял у дверей грустный. Сестры заметили старика. С полупоклоном они сказали ему, что очень хорошо знают и чувствуют, чем обязаны ему. Он ответил, как всегда, добродушно и скромно: «Бог да будет над вами! Будьте счастливы: вы много страдали».
Теперь несколько слов о другой стороне его деятельности. Вторая половина 50–х годов отмечена была рядом неудач в движении горцев. Когда в 1856 году пал Буртунай, Джемал–Эддин, заручившись поддержкой сыновей имама Джамалутдина и Кази–Магомеда, отправился к Шамилю с сообщением, что дальнейшая борьба не принесет успеха. Имам при всем уважении к тестю на этот раз не послушался его.
Как мы уже отмечали, Джемал–Эддин во все время Кавказской войны находился при дворе Шамиля, являясь членом Совета. Во время осады Гуниба он жил в ауле Телетль. Когда пленного Шамиля привезли в Те–мир–Хан–Шуру, туда же для прощания со своими детьми и имамом было дано разрешение прибыть и Джемал–Эддину. Они сердечно расстались с Шамилем. Своих детей Абдурахмана, Абдурахима и Зайдет, которые следовали в Россию, отец напутствовал добрыми словами и велел строго выполнять приказания и просьбы Шамиля.
После отъезда троих детей в Россию, оставшись с семьей, в том числе с сыновьями Сейду–Ахмедом и Бедави, Джемал–Эддин поселился в Нижнем Казанище у шамхала Абу–Муслима. После смерти последнего в 1861 году Джемал–Эддин решил уехать в Турцию. В этом ему особенно помог губернатор Чавчавадзе. В Тифлисе его приняла семья Орбелиани, не забывавшая о роли старика в обмене княгинь Варвары Ильиничны и Анны Ильиничны. 25 дней гостили Джемал–Эддин и его близкие в доме хлебосольных хозяев. Перед тем как расстаться, они одели своих гостей во все новое и дали экипажи и лошадей на дорогу. Из Карса дагестанец прислал теплое письмо, где сообщал, что благодаря любезности и помощи Орбелиани их доставили–в этот город, что он просит «не забывать его и его семью во все времена».
***Мало сохранилось сведений о Кур–Эффенди, или, как его по–другому называют, Мухаммеде–Эффенди, выходце из аула Хойми Казикумухского округа. Он служил муллой в селении–Магарамкент и, может быть, им оставался бы всегда, если бы не один случай.
После, Аслан–хана ханом в Казикумухе стал его сын — Магомед–Мирза. Однажды он вызвал к себе Кур–Эффенди и, будто бы угощая, подал ему вина. Гость вежливо отказался. Магомед–Мирза потребовал, чтобы гость все‑таки выпил. Кур–Эффенди, ссылаясь на свой сан, запрещавший употреблять спиртное, стоял на своем. Тогда хан приказал слугам избить гостя. Кур–Эффенди мужественно перенес побои и пытки. Взбешенный стойкостью муллы Магомед–Мирза, как это в свое время практиковал его отец Аслан–хан Казикумухский, велел слугам выколоть упрямцу глаза. Кур–Эффенди вырвали один глаз, другой же только поранили, причем так, чтобы хан не догадался о жалости слуг, и отпустили. При первой же возможности Кур–Эффенди бежал к Шамилю. Имам высоко оценил мужество и ум лакца и приблизил его к себе. С тех пор до конца Кавказской войны Кур–Эффенди командовал всадниками, занимал другие должности и был так близок к Шамилю, что иногда спал с ним в одной комнате. А это — честь, которой никто, кроме Джемал–Эддина Казикумухского — тестя имама, не удостаивался.
Зять имама Абдурахман называл Кур–Эффенди «вице–президентом». Кур–Эффенди садился ближе всех к имаму; при разборе вопросов первым почти всегда выслушивали его. Умер он в Кази–Кумухе, вскоре после сдачи Шамиля в плен.
***Раджибиль–Магома, выходец из Чиркея, также считался членом Совета. Имам более всего уважал его за прямоту. Погиб Раджибиль–Магома во время артиллерийской дуэли в 1858 году. Другими сведениями о нем мы не располагаем.
***Более 20 лет был личным секретарем у Шамиля Амирхан из Чиркея, сын ученого Нурмагомеда. Амирхан хорошо знал арабский, аварский, кумыкский и другие языки, изучал разные науки. Впоследствии чиркеевец был назначен начальником канцелярии имама.
Обычно во время разбирательства дел в Совете глава дагестанцев садился в углу, под окном. Перед ним устраивался секретарь Амирхан с бумагой и чернилами. Имам диктовал письма или указания наибам, отвечал на жалобы, письма, а Амирхан записывал все это своим красивым почерком. Стола или каких‑либо других приспособлений не было. Писать приходилось, положив стопку бумаг на войлок и наклонившись всем туловищем к полу.
Человек этот исполнял не только мирские обязанности. Когда обстановка требовала, Амирхан садился на коня, менял перо на саблю и сражался не хуже любого храбреца, которыми так славились войска имама. Шамиль высоко ценил его и как военачальника. И было за что. Например, в 1844 году во время осложнения обстановки в районе аулов Эрпели и Караная, близ царской крепости Темир–Хан–Шуры, Амирхан Чиркеевский командовал войсками четырех мюридов и задачу, поставленную перед ним, выполнил успешно.
Доверие к нему было так велико, что секретарю поручались и тайные дела. Однажды, как сообщает Мухаммед–Тахир ал–Карахи, имам получил письмо от черкеса Юсуфа–Хаджи. В письме была такая фраза: «Если желаешь переписываться с Хункаром[25], то можешь это сделать через меня». Шамиль переговорил об этом предложении с Амирханом. Тот не только одобрил возможность переговоров, но и вызвался доставить письмо имама в Стамбул. Шамиль дал ему в помощь троих надежных людей — Мусу из Балаханы, Ису–Хаджи и еще одного человека. Вчетвером они должны были доставить письмо турецкому султану, но в переговоры с ним не вступать. Получив благословение имама, люди отправились в путь. Известия о четырех послах Шамиля по каким‑то каналам были получены царским командованием. Оно усилило посты по пути их следования. Вскоре пришло донесение, что депутация уничтожена. Но сведения оказались ошибочными: убили черкесов, случайно наехавших на один из караулов.
Тем временем депутация во главе с Амирханом продолжала свой путь, передвигаясь лишь по ночам. Наконец, они прибыли в Абхазию и передали письмо Шамиля Юсуфу–Хаджи, он обещал связать имама с турецким султаном. Амирхан обратил внимание на то, что Юсуф–Хаджи ведет себя более чем странно: сообщает всем и каждому о миссии своих тайных гостей, т. е. о них. Амирхан потребовал от него объяснений по поводу его невоздержанности. Юсуф–Хаджи успокоил дагестанцев, сказав, что на его сородичей можно надеяться, они не предадут. После 10 дней пребывания у Юсуфа–Хаджи депутация Шамиля была доставлена к берегу Черного моря между Анапой и Сухумом. Здесь было небезопасно. В ожидании корабля, следующего в Турцию, послы разместились у своих кунаков. На первое отправляющееся туда судно не сумели устроиться: берег зорко охранялся. Второе судно было замечено береговой охраной и изрешечено русскими ядрами. Затем послы узнали, что прибыл еще один корабль. Но вскоре он подорвался на мине. Еще некоторое время послы ждали оказии, но, поняв, что власти знают о них и месте их пребывания, решили вернуться домой.
Считая, что всему виной Юсуф–Хаджи, Амирхан и его товарищи решили убить его, но, как сообщает ал–Карахи, «по не зависящим от них обстоятельствам они не смогли осуществить задуманное».
Амирхан вернулся в Ведено. На обратном пути его спутники предложили заготовить подложные письма от турецкого султана со множеством обещаний поддержки и помощи горцам. Секретарь Шамиля не только согласился, но и выслал вперед гонцов с сообщением, будто экспедиция возвращается с удачей. Шамиль, которому открыли тайну, никого не наказал, хорошо понимая выгоду от морального эффекта этого сообщения у его подданных.
Амирхан похоронен в Чиркее.
Уроженец аула Карата Хаджио был преданным другом имама и его казначеем. Хаджио участвовал во многих боях, отличался храбростью. В последний день Кавказской войны 25 августа 1859 года был в числе последних товарищей Шамиля (на Гунибе). Из его обязанностей отметим следующие. Хотя казначей не входил в состав Совета Шамиля, но на его заседаниях всегда присутствовал, притом садился близко к имаму, чтобы при необходимости дать ответ на тот или иной вопрос. Во время каких‑либо переговоров или встреч становился радом с Шамилем. По вечерам он с фонарем обходил двор в Ведено и пересчитывал пленных. Это также входило в круг его обязанностей. Надо сказать, что хотя Хаджио был казначеем, о финансах он имел самое отдаленное представление. В 1854 году Шамиль потребовал за грузинских княгинь, кроме своего сына, около 5 миллионов рублей серебром. Того же хотел и «министр финансов»
