Оксана Захарова - Генерал-фельдмаршал светлейший князь М. С. Воронцов. Рыцарь Российской империи
Таким образом, поступив на службу поручиком в лейб-гвардии Преображенский полк в 1801 г., М.С. Воронцов был произведен в 1810 г. в генерал-майоры. При этом каждое воинское звание присваивалось М.С. Воронцову за заслуги, проявленные в конкретных боевых операциях: за сражение при Эчмиадзинском монастыре — капитан, за генеральное сражение под Пултуском — полковник, за штурм Базарджика — генерал-майор. С 1803-го по 1812 г. М.С. Воронцов принимал участие практически во всех крупных битвах трех военных кампаний начала столетия — против Персии, Франции и Турции. Кроме того, М.С. Воронцов сделал первые шаги на дипломатическом поприще, сначала под командованием князя П.Д. Цицианова на Кавказе, затем графа П.А. Толстого — в Пруссии. По мнению Д.В. Душенкевича[107], одного из современников М.С. Воронцова, в молодом офицере, для которого военная служба — истинное призвание, должны быть развиты следующие качества; предусмотрительность, осторожность, твердость, распорядительность, находчивость, знание русского солдата, причем все эти качества должны быть направлены на сохранение чести русского оружия. Полагаю, что данные качества были присущи М.С. Воронцову, при этом нельзя не согласиться с Душенкевичем, что «кто не был отличен в звании офицерском, тот едва ли займет с пользою место генерала, — это аксиома опыта, постоянно и неизменно сбывающаяся»[108].
И здесь следует еще раз отметить, что М.С. Воронцов принадлежал к фамилии, представители которой привлекали внимание выдающихся личностей своего времени. Во время описываемых событий во Франции 16 июня 1810 г. состоялась беседа князя А.Б. Куракина с Наполеоном. Император говорил о графах Воронцове и Маркове, когда Куракин сказал о смерти А.Р. Воронцова. Наполеон спросил его; «А брат его все еще в Англии? Он, стало быть, не русский». В ответ на это Куракин стал объяснять пребывание С.Р. Воронцова в Англии состоянием его здоровья, отметив при этом, что его сын живет в России с того момента, как возраст позволил ему поступить на службу. «При этом он отказался от камергерского звания, — продолжал Куракин, — определился на военную службу и отправился воевать на Кавказ, где отличился во многих боях». — «Этот, стало быть, русский», — сказал император[109].
М.С. Воронцов был русским не только по рождению, но прежде всего по духу. За время участия в военных операциях на Кавказе, в Пруссии, за Дунаем он получил не только серьезный боевой опыт. Благодаря влиянию своих первых военных учителей, воспитанников школы А.В. Суворова, в М.С. Воронцове укрепились нравственные принципы, заложенные у него с детства С.Р. Воронцовым: служба на благо России составляет основной смысл жизни, потеря честного имени не может быть оправдана никакими обстоятельствами. Подобное мировоззрение и заслуженная военная слава явились причиною того, что М.С. Воронцов к началу Отечественной войны 1812 г. принадлежал к числу наиболее уважаемых офицеров русской армии[110].
М.С. Воронцов в отечественной войне 1812 г. и заграничных походах 1813–1815 гг.
1812-й год. Несмотря на яркие события военных кампаний предшествующих лет, именно этот год стал своеобразным памятником русской военной истории. К его подножию принесены многочисленные научные труды, произведения изобразительного искусства, музыкальные и литературные сочинения. Возможно, лучшее в художественной области уже создано, но историческая наука еще долго не оставит эту тему, возвращая из небытия имена и поступки тех, кто в силу разных причин был практически забыт потомками.
Тем временем дивизия, к которой принадлежал М.С. Воронцов[111], отправилась в начале весны от берегов Днестра на Волынь, чтобы вступить в армию князя П.И. Багратиона. М.С. Воронцов выехал из Бухареста 19 (31) марта, прибыл в Луцк через десять дней, а 1 (13) апреля 1812 г. он был назначен начальником Сводно-гренадерской дивизии[112].
Еще в феврале 1812 г. 2-я армия, главнокомандующим которой был с 1811 г. князь Багратион, двинулась ближе к границе. «Поход этот, — писал Паскевич, — предпринятый в самую распутицу и страшную грязь от ранней весны, произвел в войсках цинготную болезнь. Из 1200 человек в полку было больных до 400[113]. В это время 2-я армия состояла из 7-го пехотного корпуса, то есть 26-й и 12-й дивизий, из сводно-гренадерской дивизии графа М.С. Воронцова, 2-й гренадерской, 15-й и 18-й дивизий генерала князя А.Г. Щербатова и двух кавалерийских дивизий — всего до 45 000 человек. (В конце мая 15-я и 18-я пехотные дивизии и некоторые резервные батальоны были отделены и вошли в состав 3-й Западной армии генерала А.П. Тормасова. Вместо дивизии Щербатова при 2-й армии был оставлен корпус генерала Д.С. Дохтурова.) В конце мая армия, перейдя Пинские болота, остановилась.
Французская армия в июне перешла Неман. Началась Отечественная война 1812 г. Князь Багратион получил приказ следовать маршем на север, к Брест-Литовску, а затем начать отступление к Смоленску, где соединились армии Барклая-де-Толли и Багратиона. Во время этого перехода М.С. Воронцову было приказано поддерживать кавалерию арьергарда, состоявшего из казаков атамана М.И. Платова и генерала И.В. Васильчикова. „Мы имели несколько стычек с неприятелем, в которых наш арьергард брал верх, а французская, польская и вестфальская кавалерия несла огромные потери в людях, утрачивая былую славу и уверенность“[114], — писал М.С. Воронцов о сражении при Мире и Романове. В рапорте П.И. Багратиону (полученному 3 июля 1812 г. в Уречье) о сражении при Романове М.И. Платов отметил М.С. Воронцова, который был безотлучно при нем „среди сражения и под выстрелами неприятельской артиллерии“[115]. М.С. Воронцов принимал также участие в деле под Салтановкой 15 июля 1812 г., где, как он пишет в автобиографии[116], произошла первая в этой калшании схватка с французами, во время которой особо отличился, по словам М.С. Воронцова, Паскевич. Дивизия Воронцова была остановлена, чтобы прикрывать отступление, но преследования неприятеля не последовало.
В 1812 г. Россия была едина против неприятеля, посягнувшего на ее Веру и землю. Приближался день, о котором в русской истории говорится особо, — День Бородина!
„Когда мы встали позицией у Бородино, мне было приказано прикрывать наш левый фланг, где 24 августа у нас произошло серьезное столкновение с неприятелем (имеется в виду сражение за Шевардинский редут. — 0.3.). Войска первой линии несли очень чувствительные потери, моя дивизия заменила, а на следующий день, предшествующий великой битве, я получил приказ занять и защищать три флеши, которые были сооружены для прикрытия нашего и левого фланга, наиболее слабого участка линии наших войск“[117], — писал М.С. Воронцов.
Известно, что основные события 26 августа развивались на левом фланге русской армии, в районе Семеновских флешей (чаще их называют Багратионовскими). Именно в этом месте Наполеон решил прорвать оборону русской армии. Французам противостояли 2-я сводно-гренадерская дивизия М.С. Воронцова и 27-я дивизия Д.П. Неверовского; всего около 8000 солдат при 50 орудиях. Против них были брошены 15 отборных дивизий, 7 пехотных и 8 кавалерийских (в общей сложности 43 000 человек и более 200 орудий) во главе с лучшими маршалами Франции — Мюратом, Даву и Неем[118]. В официальном сообщении из русской армии говорилось: „Атака флешей была наисильнейшей, и оборона их самой ожесточенной. Борьба за них продолжалась с 7 часов утра до 10 с беспримерным ожесточением и упорством. В этом кровавом бою во время штыковой атаки на врага был ранен генерал-майор граф Воронцов“[119].
Но вернемся к воспоминаниям М.С. Воронцова о битве при Бородине, которую он называл бойней. „Я был ранен мушкетной пулей в бедро в ходе нашей первой контратаки на флеши, моя бравая дивизия была полностью расстроена; от почти 5000 осталось не более 300 с одним полевым офицером по имени… (фамилия не указана. — 0.3.), который не был ранен или получил лишь легкое ранение; 4 или 5 наших дивизий, оборонявших флеши, постигла почти такая же участь“[120].
Кутузов в донесении Императору Александру Павловичу о Бородинской битве пишет, что французы „стремились к своей цели и не прежде обратились в бегство, как уже граф Воронцов с сводными гренадерскими батальонами ударил на них в штыки; сильный натиск сих батальонов смешал неприятеля, и он отступил в величайшем беспорядке, был повсюду истребляем храбрыми нашими войсками. При сем нападении граф М.С. Воронцов, получа жестокую рану, принужден был оставить свою дивизию“[121].
Как явствует из „Ведомости 8-го корпуса“, в 11 батальонах сводно-гренадерской дивизии состояло в строю накануне Бородинской битвы 4059 человек; после битвы убитых, раненых и без вести пропавших насчитывалось 2500 человек»[122]. Серьезность ранения М.С. Воронцова подчеркивает в своих записках Ф.В. Ростопчин, полагая, что, «если бы не сила и здоровье его организма, он умер бы вследствие своей раны»[123].
