Гельмут Хёфлинг - Римляне, рабы, гладиаторы: Спартак у ворот Рима
Прекрасный пример тому — рассказ Светония о Домициане, римском императоре с 81 по 96 г., который, как уже упоминалось, питал противоестественную страсть к разного рода нездоровым развлечениям, лично устраивал ночные гладиаторские бои при свете факелов, заставлял выступать на арене женщин наряду с мужчинами. «На квесторских играх, когда-то вышедших из обычая» — а именно после того, как Клавдий распорядился устраивать их, а Нерон вновь отменил, — «и теперь возобновленных, он всегда присутствовал сам и позволял народу требовать еще две пары гладиаторов из его собственного училища: они всегда выходили последними и в придворном наряде. На всех гладиаторских зрелищах у ног его стоял мальчик в красном и с удивительно маленькой головкой; с ним он болтал охотно и не только в шутку: слышали, как император его спрашивал, знает ли он, почему при последнем распределении должностей наместником Египта был назначен Меттий Руф?»
В своей императорской ложе принцепсы были подвержены давлению общественности более, чем где бы то ни было. Большинство из них умели распознавать проявляющуюся в амфитеатрах волю народа и пользоваться этим знанием для политического руководства массами. Лишь немногие правители открыто демонстрировали свое нежелание подвергаться своего рода проверке общественным мнением во время гладиаторской резни.
К числу таких относился и Марк Аврелий (121–180 гг. н. э.), определенно не любивший ни гладиаторских игр, ни театральных представлений, ни каких-либо иных развлечений, носивших публичный характер. Не имея возможности совершенно устраниться от них, он, по крайней мере во время боев, устраивавшихся при дворе, приказывал выдавать гладиаторам тупое оружие. Кроме того, он считал возможным более разумное использование мужества и умения гладиаторов, резавших друг друга на арене на потеху праздной публике. Поэтому во время войны с маркоманнами он создал из них особое воинское подразделение, названное им «Послушные» и находившееся в личном распоряжении императора. Предыдущая попытка использовать гладиаторов в качестве солдат, предпринятая Цезарем во время гражданской войны против Помпея, как известно, провалилась.
Другой пример нежелания потакать вкусам толпы задолго до Марка Аврелия был показан императором Тиберием (14–37 гг. н. э.), ум которого сформировался под воздействием греческой философии. Тацит в своих «Анналах» сообщает: «Распоряжаясь на гладиаторских играх, даваемых им от имени его брата Германика и своего собственного, Друз[42] слишком открыто наслаждался при виде крови, хотя и низменной; это ужаснуло, как говорили, простой народ и вынудило отца выразить ему свое порицание. Почему Тиберий воздерживался от этого зрелища, объясняли по-разному; одни — тем, что сборища внушали ему отвращение, некоторые — его прирожденной угрюмостью и боязнью сравнения с Августом, который на таких представлениях неизменно выказывал снисходительность и благожелательность. Не думаю, чтобы он умышленно предоставил сыну возможность обнаружить перед всеми свою жестокость и навлечь на себя неприязнь народа, хотя было высказано и это мнение».
Кроме того, урезав гонорары артистов и установив максимальное число выступающих на арене бойцов, Тиберий ограничил расходы на театральные представления и гладиаторские игры.
Политическое значение игрРазросшиеся до гигантских размеров гладиаторские игры императоры использовали не только для укрепления своей популярности в народе, но и в качестве средства политического маневра, отвлекающего массы от мятежных настроений и укрепляющего тем самым автократию. Ведь все-таки в одном только городе Риме было около 150 000 безработных, содержавшихся на общественный счет, и столь же много людей, кончавших работу уже ко времени обеда. Все они были исключены из политической жизни, и потому правители стремились не допустить недовольства или разжигания страстей, отвлекая народ хлебом и зрелищами.
«Этот народ уж давно, с той поры, как свои голоса мы не продаем, все заботы забыл, и Рим, что когда-то Все раздавал: легионы, и власть, и ликторов связки. Сдержан теперь и о двух лишь вещах беспокойно мечтает: Хлеба и зрелищ!» — такими словами, исполненными ярости и презрения, бичевал римский сатирик Ювенал (ок. 60-140 гг. н. э.) своих современников. Еще через 40 лет Фронтон[43] писал о том же: «Римский народ волнуют прежде всего две вещи: его пропитание и его игры».
Желая сохранить свою абсолютную власть, императоры должны были не допускать того, чтобы толпа голодала или скучала от безделья, и для достижения этой цели они полными пригоршнями бросали деньги в народ. Набивая его желудок и притупляя чувства, они затыкали ему рот.
Для проведения этих исключительно дорогостоящих и требовавших тщательной подготовки массовых мероприятий принцепсы назначали высших чиновников, отвечавших за всю организацию игр. Однако для человека, посаженного Калигулой (37–41 гг. н. э.) на эту должность, такое назначение оказалось роковым, ибо, как сообщает Светоний, «надсмотрщика над гладиаторскими битвами и травлями он велел несколько дней подряд бить цепями у себя на глазах и умертвил не раньше, чем почувствовал вонь гниющего мозга».
Клавдий, правивший после Калигулы, ввел соответствующую постоянную должность и присудил ее обладателю звание procurator a muneribus или procurator munerum.
После того как игры, устроенные Августом, «блеском и разнообразием превзошли все, чем восхищались до того», как замечает греческий историк Дион Кассий,[44] все его преемники (за исключением Тиберия) соревновались друг с другом в роскоши, размахе и щедрости при организации гладиаторских игр. Но превзошел всех остальных, по-видимому, Траян (98 — 117 гг. н. э.), сравнивавшийся современниками с самим Юпитером. Дион Кассий усматривает в этом и политическую дальновидность императора, никогда не оставлявшего без внимания «звезд» сцены, цирка и арены. Он хорошо понимал, что успехи правительства зависят от устройства развлечений не менее, чем от занятий серьезными делами. Денежные и хлебные дары улучшают положение отдельных лиц, в то время как игры необходимы для удовлетворения массы.
«Дал гладиаторов дешевых…»Если император мог позволить себе самое широкое финансирование гладиаторских игр, то должностные лица, в том числе консулы и преторы, принужденные делать огромные траты, к чему обязывало их место в государственной иерархии, оказывались иной раз на грани полного разорения. Прекрасной иллюстрацией тому может служить эпиграмма римского сатирика Марциала: не успел супруг некой Прокулеи вступить в должность претора, как его молодая жена тут же подала на развод и просила его вернуть все ее состояние, что и возмутило автора сатиры:
В нынешнем ты январе, Прокулейя, старого мужа
Хочешь покинуть, себе взяв состоянье свое.
Что же случилось, скажи? В чем причина внезапного горя?
Не отвечаешь ты мне? Знаю: он претором стал,
И обошелся б его мегалезский пурпур[45] в сто тысяч,
Как ни скупилась бы ты на устроение игр;
Тысяч бы двадцать еще пришлось и на праздник народный.
Тут не развод, я скажу, тут, Прокулейя, корысть.
Особенно ударила по преторам, высшим должностным лицам после консулов, ликвидация государственных доплат организаторам игр, проведенная Августом. Он же, первый римский император, запретил всем чиновникам, кроме преторов, устраивать гладиаторские бои, предоставив им исключительное право, а точнее говоря — обязанность, которую Клавдий возложил позднее на многочисленных более молодых и менее влиятельных квесторов. И в последующем лишь некоторым избранным богачам, пользовавшимся полным доверием императоров, удавалось организовывать гладиаторские игры в Риме.
Однако этот запрет на устройство бойцовских состязаний частными лицами не распространялся на другие города Италии и провинции. Во время проведения игр их организаторы имели право носить знаки высшей власти, резервировать места в амфитеатре либо продавать их за огромные деньги. Если же устроитель оказывался недостаточно щедр, то все его усилия не достигали желанной цели, и вместо этого он навлекал на себя недовольство народа, считавшего себя обманутым.
«Дал гладиаторов дешевых, полудохлых, дунешь на них — и повалятся» — над таким скрягой смеется Эхион-лоскутник в знаменитом Петрониевом «Пире Трималхиона». Так что тому, кто хотел сохранить политическое лицо и полюбиться народу, приходилось ради «хорошей прессы» глубоко залезать в собственный карман.
В эпоху Империи ежегодно избиравшиеся на местах магистраты — дуумвиры и эдилы — часто устраивали гладиаторские игры для возвеличения своей должности. Организаторами игр становились наряду с ними и верховные жрецы городов и провинций. «Голосуйте за М. Казеллия Марцелла! — призывает жителей города надпись, выведенная на стене дома в Помпеях активистами избирательной кампании. — Он будет хорошим эдилом, устроит великолепные игры».
