Плутарх - Тесей и Ромул
Когда неприятель обратился в бегство, Ромул не стал преследовать его, а двинулся против самого города. Жители не могли выдержать осады после нанесенного им страшного поражения. По их просьбе был заключен дружественный договор на сто лет, причем они уступили Ромулу большую часть своих владений, нынешний Септемпагий, т. е. семь селений, соляные копи у берега и дали в заложники пятьдесят граждан лучших фамилий. Вследствие этого царь справил триумф в октябрьские иды. В процессии шел в числе других пленных и вейский полководец, старик, которого считали глупцом и который, несмотря на свои года, оказался человеком неопытным в делах. Вот почему до сих пор еще при праздновании дней побед в Капитолий ведут чрез форум старика в красном платье с детской буллой на шее, причем глашатай кричит: "Купите сардийцев!" Дело в том, что этруски считаются колонистами Сард, Вейи же -- этрусский город.
XXVI. Война эта была последнею, которую вел Ромул. Затем с ним произошло то, что бывает со многими, вернее почти со всеми теми, кого большое, необыкновенное счастье вознесло на вершину могущества и славы. Надеясь на крепость своей власти и все более и более обнаруживая свою гордость, он переменил народную форму правления на монархию, которая сделалась ненавистной и возбуждала неудовольствие уже с первых дней одною одеждой царя. Он стал носить красный хитон и пурпуровую тогу и занимался делами, сидя на кресле со спинкой. Его всегда окружали молодые люди, названные целерами так за ту быстроту, с какою они исполняли данные им приказания. Другие шли впереди него, разгоняя палками народ. Они были подпоясаны ремнями, чтобы связать немедленно всякого, на кого им укажут. "Связывать" по-древнелатински -- "лигаре", в новейшем языке -- "аллигаре", откуда и жезлоносцы называются "ликторами", жезлы -- "бакиа", потому что тогда они служили вместо палок. Вероятно и то, что в нынешнем слове "ликторы" вставлена буква "к", так что прежде они назывались "литоры", соответствует греческим служителям; "народ", по-гречески, до сих пор еще называется "лейтон", "чернь" -- "лаос".
XXVII. По смерти деда, альбанского царя Нумитора, Ромулу следовало получить по наследству его престол; но он из желания угодить народу оставил ему самоуправление и только ежегодно назначал альбанцам нового наместника. Таким образом, он внушал и римской аристократии мысль стремиться к уничтожению монархии, к образованию свободного государства, учиться управлять и быть управляемыми попеременно. Ведь к тому времени даже патриции не принимали участия в правлении. Они отличались перед другими только именем и наружными знаками и собирались в сенате скорей по привычке, нежели затем, чтобы подавать в нем свои мнения. Далее, они должны были выслушивать молча то, что им приказывали, -- единственное их преимущество перед народом состояло в том, что они узнавали раньше его принятые решения, -- и расходились. Это не представляло еще особенного; но, когда царь разделил, по собственному желанию, завоеванную землю между солдатами и вернул вейцам их заложников без согласия и желания сенаторов, он нанес им, в их глазах, тяжкое оскорбление. Вот почему на них пало подозрение и обвинение, когда вскоре он исчез необъяснимым образом. Он исчез в июльские ноны, как называют их теперь, или в квинтильские, как называли их тогда. Единственное, что мы знаем о его смерти и с чем все согласны, -- это ее время, о котором я сказал выше. До сих пор еще в тот день продолжают делать многое, напоминающее об имевших тогда место печальных событиях.
Относительно неясных обстоятельств его смерти не следует удивляться: мы не можем сказать наверное, ручаться за то, как умер даже Сципион Африканский, найденный мертвым у себя дома после обеда. Одни говорят, что он был слабого здоровья, другие, -- что он сам отравился, третьи, -- что на него напали прокравшиеся ночью враги и задушили его. Но труп Сципиона был, по крайней мере, выставлен на виду у всех и возбуждал в каждом, кто его видел, подозрения и догадки насчет его насильственной смерти; Ромул же исчез внезапно. Никто не видел ни части его трупа, ни куска одежды. Одни говорят, что сенаторы напали на него в храме Вулкана, убили и искрошили тело в куски, причем каждый вынес под платьем его частицу. По словам других, он сделался невидим не в храме Вулкана и в присутствии не одних сенаторов. По их рассказам, Ромул собрал народ за городом, возле Козьего болота. Внезапно в воздухе произошли удивительные необыкновенные явления и невероятные перемены: солнце затмилось; настала ночь, но ночь не тихая, спокойная, -началась ужасная гроза и ветер, дувший со всех сторон с яростью урагана. В то время, как народ бросился бежать куда ни попало, сенаторы собрались вместе. Когда гроза кончилась и засияло солнце, народ вернулся на старое место, ища царя и боязливо спрашивая о нем. Сенаторы положили конец его поискам и любопытству, приказав всем почитать и молиться Ромулу, который, по их словам, вознесся на небо и из доброго царя будет для них милостивым божеством. Народ поверил этому и удалился с молитвой, в радости, полный веселых надежд. Некоторые, однако, с грустью и негодованием тщательно разыскивали истину и испугали патрициев, обвиняя их в том, что они морочат народ и что они сами убили царя.
XXVIII. Тогда один переселившийся из Альбы патриций, Юлий Прокул, принадлежавший к числу самых знатных граждан, уважаемый за свою жизнь, друг и доверенное лицо у Ромула, вышел на форум и под страшною клятвой, прикасаясь при этом к священным предметам, сказал громко, что, когда он шел, навстречу ему попался Ромул. Он был так красив и высок, как никогда раньше. Его блестящее вооружение горело огнем. Патриций испугался этого зрелища и спросил: "Царь, что с тобой или что задумал ты, если оставляешь нас в жертву несправедливому, злостному обвинению и заставляешь сиротеть весь город, который глубоко скорбит о тебе?" -
"По воле богов, Прокул, -- отвечал ему царь, -- я после долгого пребывания среди людей основал город, которому суждено подняться на вершину могущества и славы, и снова вознесся в свое небесное жилище. Утешься и передай римлянам, что, если они будут мужественны и благоразумны, они достигнут высшей степени человеческого величия. Я буду вашим богом-покровителем, Квирином". Римляне поверили этому рассказу, принимая во внимание частью личность рассказчика, частью данную им клятву. Казалось, ими овладело настроение, по воле свыше похожее на исступление: ни один голос не поднялся против; всякие подозрения и обвинения исчезли, и они стали молиться обоготворенному Квирину.
Такой рассказ существует и у греков о проконнесце Аристее и астипалейце Клеомеде. Говорят, когда Аристей умер л красильне, друзья хотели похоронить его; но его тело внезапно исчезло. Вскоре, однако, несколько человек, вернувшихся из-за города, сказали, что видели его по дороге в Кротон. О Клеомеде рассказывают, что он отличался необычайною силой и ростом. Как страдавший помешательством, он ударил однажды, придя в школу, кулаком в столб, поддерживавший потолок, и сломал его, причем обрушившимся потолком передавил детей. Спасаясь от погони, он залез в большой сундук, захлопнул его и держал изнутри крышку так крепко, что ее не могли оторвать соединенными усилиями многих. Когда сундук сломали, в нем не нашли виноватого ни живым, ни мертвым. В испуге послали вопросить дельфийский оракул. Пифия отвечала:
Это последний герой, Клеомед из Астипалеи.
Точно так же внезапно сделался невидим и труп Алкмены, когда ее собрались хоронить. Вместо трупа нашли на постели камень.
Вообще рассказывают много сказок подобного рода, равняя смертное по природе с божеством. Преступно и в высшей степени низко совершенно отнимать у добродетели ее божественное происхождение; но смешивать земное с небесным, кроме того, глупо. Поэтому мы осторожно говорим вместе с Пиндаром, что
Всякое тело должно подчиниться смерти всесильной,
Но остается навеки образ живой.
Он лишь один -- от богов.
Вот единственное, что есть в нас общего с богами. Оно приходит оттуда и туда же возвращается, но не вместе с телом, а тогда, когда вполне избавится от тела, покинет его и сделается вполне чистым, бесплотным и святым. "Пламенную" душу Гераклит считает лучшею. Она выходит из тела, как молния, прорезывающая тучи. Но душа, облеченная в тело, душа, имеющая телесную оболочку, наполнена как бы тяжелыми, густыми испарениями, трудно отрешима от уз тела и не легко возвращается назад, откуда пришла. Не посылайте же на небо тела честных людей, вопреки законам природы, но веруйте, что души добродетельных людей, вполне по законам природы и божественной справедливости, из людей делаются героями, из героев -- демонами, наконец из демонов, если они, как в таинствах, вполне чисты и святы, чужды всего смертного и подверженного страданиям, -- становятся богами, но не по постановлению государства, а в действительности, заслуженно достигнув прекраснейшего блаженнейшего конца.
