Феликс Лурье - Полицейские и провокаторы
3. Известия об открытиях по фальшивым ассигнациям, монетам, штемпелям, документам и проч., коих розыскания и дальнейшее производство остаются в зависимости министерств финансов и внутренних дел.
4. Сведения подробные о всех людях, под надзором полиции состоящих, равно и все по сему предмету распоряжения.
5. Высылка и размещение людей поднадзорных и в(редных.
6. Заведывание наблюдательное и хозяйственное всех мест заточения, в кои заключаются государственные преступники.
7. Все постановления и распоряжения об иностранцах, в России проживающих, в пределы государства прибывающих и из оного выезжающих.
8. Ведомости о всех без исключения происшествиях.
9. Статистические сведения, до полиции относящиеся»[95] .
Первым же пунктом царского указа III отделению предлагалось руководство высшей полицией, то ёсть тем органом, который должен осуществлять политический сыск. Николай I поставил III отделение над другими учреждениями империи вне общей их системы. Генерал-губернаторам и губернаторам предписывалось доносить о состоянии дел не министру внутренних дел, а Бенкендорфу и лишь через него — царю. Впервые в России производством политического сыска занималось высшее учреждение империи[96]. Приказы, коллегии, министерства, комитеты, следственные комиссии относились к центральным учреждениям, подчиненным ВЫСШИМ органам власти. Иногда цари делали исключение для некоторых центральных учреждений, выводя их из подчинения высших органов. Третье же отделение было фактически и формально высшим учреждением империи.
Особенную канцелярию монарх изъял из Министерства внутренних дел и перевел в III отделение, а ее главе М. Я. фон Фоку дал должность директора канцелярии III отделения, которую он усердно исполнял до 1831 года. Вся работа, возложенная императором на III отделение, распределялась между пятью экспедициями. Первая (секретная) экспедиция наблюдала за «общественным мнением», осуществляла политический сыск, следствие и контроль исполнения наказания. Вторая экспедиция занималась расколом, сектантством, должностными и уголовными преступлениями, кроме политических, а также прошениями и жалобами. В ее ведении находились Секретный дом Алексеевского равелина Петропавловской крепости, Шлиссельбург-ская кріепость, Суздальский Спасо-Ефимьевский монастырь и другие места заточения политических преступников. Третья экспедиция следила за проживавшими в России иностранцами. Четвертая экспедиция занималась крестьянскими делами, в том числе подавлением крестьянских волнений, а также сбором сведений о происшествиях, случившихся на территории Российской империи. Пятая экспедиция, созданная в 1828 году, ведала наблюдением за периодическими изданиями и цензурой
Во главе каждой экспедиции стоял экспедитор, подчинявшийся фон Фоку и через него Бенкендорфу. Основной костяк III отделения состоял из бывших согрудников Особенной канцелярии Министерства внутренних дел. На первых порах только они и составили штат III отделения — шестнадцать чиновников, кроме Бенкендорфа и Фока. Лишь в 1841 году количество сотрудников III отделения возросло до двадцати семи человек.
Сведений о секретных агентах, осуществлявших политический сыск, сохранилось чрезвычайно мало из-за почти полного отсутствия документов в архивах III отделения. Они, частично уничтожались самими сотрудниками политического сыска [97], частично погибли в Февральскую революцию. Политический сыск желал оставлять возможно меньше сведений о своих секретных агентах и методах их работы. В документах не отразилось даже существование многих тружеников сыска. Так они и канули в небытие.
III отделение стремилось перенять методы политического сыска более опытных коллег из иностранных секретных служб. Так в Австрию официально и секретно командировались подполковник Н. Н. Озерецковский и Г. Струве для ознакомления с работой высшей и тайной полиций.
Вся агентура III отделения gодчинялась Фоку. Б. Л. Модзалевский, крупный пушкинист и один из первых исследователей архива III отделения, писал о М. Я. фон Фоке: «(...) душою, главным деятелем и важнейшею пружиною всего сложного полицейского аппарата был неутомимый фон Фок, сосредоточивший в своих опытных руках все нити жандармского сыска и тайной агентуры. Его деятельность была поразительно обширна, он отдавался ей, по-видимому, с любовью, даже со страстью, в буквальном смысле слова не покладая рук. (...) Человек умный, хорошо образованный и воспитанный (бывший военный), он обладал знанием русского, французского, немецкого (ему родного) и польского языков и владел ими совершенно свободно. Своим большим образованием и кипучею деятельностью он как бы дополнял Бенкендорфа,— человека малообразованного и вялого, ленивого; их отношения друг к другу были самые дружественные, хотя Фок в своих письменных сношениях с «шефом»[98] никогда не терял тона почтительного уважения» .
Секретными агентами политического сыска, информаторами Фока, служили лица самого разного социального положения — от лакеев и извозчиков до генералов и лиц, близко стоявших к трону. По утверждению Дубельта, среди них числилось одиннадцать женщин, и некоторые из них были вхожи в великосветские столичные дома [99]. Организация сыска была предельно примитивна, да другой и* не требовалось. На царствование Николая I приходились годы чрезвычайно спокойного внутреннего положения в империи. «На всех языках мовчит, бо благоденствует»,— писал Т. Г. Шевченко. Серьезным событием следует считать лишь польское восстание 1830 года.
Фок получал от секретных агентов записки, обрабатывал их и в виде докладов передавал Бенкендорфу, а тот наиболее важные сообщения доводил до сведения императора. Правдивость своих обзоров о «состоянии умов в отечестве» Фок оставлял на совести агентов, а быть может, анализируя, что-то отметал, но не подправлял, не создавал политических преступлений. Такого за ним не водилось, на этом поприще прославятся его последователи.
Создавая III отделение, Николай I полагал, что оно будет «государевым оком», то есть тем учреждением, благодаря которому в Зимнем дворце получат возможность обозревать правдивое состояние дел в империи и умов верноподданных. Анализируя эту мысль императора, князь-эмигрант П. В. Долгоруков, лично знавший в 1840-х годах руководителей III отделения и его структуру, не без сарказма писал:
«Одно из самых забавных заблуждений русского правительства заключается в том, что оно воображает себе узнать что-нибудь дельное через тайную полицию! Страшная ошибка! Шпионы получают деньги, кладут их к себе в карман, правительству же рассказывают, что им вздумается, и чаще всего клевещут на своих личных врагов! Одним словом, правительство расходует огромные деньги для того лишь, чтобы ничего не узнать, очищать свободный путь всевозможными злоупотреблениями, и служить слепым орудием личной мести своих агентов. Иначе и быть не может. Подлец, соглашающийся быть шпионом и доносителем, способен и лгать. Можно ли верить его рассказам?» [100]
Человек умный и талантливый, Долгоруков упустил одну немаловажную особенность взаимоотношений «шпиона» (секретного агента) с его хозяином: начальство считает полезными и необходимыми секретными агентами лишь тех, кто докладывает ему то, что оно, начальство, желает услышать. Именно такие секретные агенты пользуются доверием и щедро поощряются. «Шпионы» очень быстро и легко усваивают условия предлагаемой им игры, поэтому от них узнают не правду, а то, за что платят большее вознаграждение.
Руководитель сыска спрашивает секретного агента, не имеет ли столичный кружок либералов связей с провинцией. Конечно же, агент находит требуемые связи... Не зреет ли заговор против трона? Зреет. Не тянутся ли нити к европейским республиканцам? Тянутся. А члены кружка либералов шумно и открыто спорят об особенностях идей утопического социализма Фурье и вовсе не помышляют о насильственном свержении существующего строя. Но если агент скажет правду, то ему не заплатят и уволят за ненадобностью. А деньги нужны, и выгодное место так хочется сохранить...
Чтобы разобраться в том, чем заняты лица, обсуждающие идеи Фурье, секретный агент должен располагать хотя бы равными с ними знаниями. Но где же такого агента найти? Тогда у начальства рождается мысль — выдать желаемое за действительное,— подправить, где надо, и получится политическое преступление. Как сложатся жизни ни в чем не повинных, этот вопрос ни агента, ни его руководителя не интересует.
С первых шагов III отделения правительство придало ему в качестве исполнительного органа жандармерию, затем Корпус жандармов. В задачи жандармских офицеров и нижних чинов входили аресты, обыски, следствие, содержание под стражей, сыск же осуществляло III отделение. В 1839 году Дубельт получил одновременно с занимаемой им должностью начальника штаба Корпуса жандармов еще и должность управляющего III отделением. Вспомним, что в это же время Бенкендорф был командиром Корпуса жандармов и начальником (главноуправляющим, главным начальником) III отделения. Такое совмещение должностей бесспорно содействовало согласованности в работе двух этих органов, составлявших один механизм. Но механизму приходилось не столько работать, сколько искать для себя работу[101].
