Лев Поляков - История Антисемитизма. Эпоха Веры.
Восходит ли ко времени Омейядов особый статут зимми, покровительствуемых христиан и евреев, который будет окончательно кодифицирован мусульманскими законоведами один или два века спустя? Эти законоведы любили ссылаться на древние авторитетные прецеденты и относили учреждение рассматриваемого статута ко времени халифа Омара, второго преемника Мухаммада. На самом деле он, конечно, гораздо более позднего происхождения. Как бы там ни было, вот двенадцать принципов и условий знаменитого «пакта Омара».
Шесть условий являются основными:
Зимми никогда не будут подвергать Коран насмешкам и критике и не будут искажать его текст;
Они не будут говорить о Пророке лживые или презрительные слова; Они не будут говорить об исламской религии непочтительно и насмешливо;
Они не притронутся к мусульманской женщине и не будут пытаться жениться на ней;
Они никогда не будут пытаться отвратить мусульманина от его веры, а также не станут посягать на его жизнь или имущество; Они никогда не станут оказывать помощь врагу или укрывать шпионов. Нарушение хотя бы одного из этих условий отменяет договор и лишает зимми защиты мусульман.
Шесть других условий являются желательными. Их нарушение карается штрафами и другими наказаниями, но не отменяет договора о защите:
Зимми должны носить гийар, отличительный знак желтого цвета для евреев и голубого цвета для христиан;
Они не будут строить более высокие дома, чем дома мусульман; Они не будут звонить в свои колокола и громко читать свои книги или свои рассказы об Эзре и мессии Иисусе;
Они не будут публично пить вино и показывать свои кресты и своих свиней;
Они будут хоронить своих мертвецов в тишине, так чтобы не было слышно их плача и траурных возгласов;
Они совсем не будут пользоваться лошадьми, как благородных кровей, так и обычными, в то же время они имеют право ездить на мулах и ослах.
К этим двенадцати условиям, столь откровенным по смеси презрения и доброжелательности, которая вообще характерна для от ношения мусульман к неверным, следует добавить крайне важное тринадцатое условие: зимми должны платить налог в двух различных формах: 1) харадж – основной налог, о котором уже шла речь, 2) джизия или джалия – подушная подать, взимаемая с взрослых мужчин, «носящих бороду». Об этом последнем налоге знаменитый правовед Маверди писал, «что этот налог взимается с презрением, поскольку речь идет о плате, которую должны вносить зимми по причине своей неверности, но он также взимается без жестокости, поскольку речь идет о милости, которую мы им оказали».
В результате устанавливается органический симбиоз между победителями и побежденными, который обеспечил в течение всего средневековья, за исключением нескольких преходящих моментов, мир и процветание христианских и еврейских общин во всех частях мусульманского мира.
***
Тем не менее, господство арабов вызывало в завоеванных странах большое недовольство, тем более сильное, что из поколения в поколение ислам все больше распространялся, а новообращенные, особенно если они были чиновниками или экспертами, не хотели, чтобы их рассматривали как мусульман второго сорта. Убийство Али, зятя Пророка, накануне восшествия на престол Омейядов привело к появлению шиизма, что дало возможность недовольным объединиться вокруг собственной идеи и рассматривать дамасских халифов как узурпаторов.
Поэтому глубокое значение приобретает перенесение столицы из Дамаска, города, пропитанного византийскими влияниями, в Багдад, на древнюю персидскую землю, в центр самой богатой провинции Империи, где более сильными были персидские и даже индийские влияния, и где отныне двор халифа вдохновлялся азиатскими обрядами и азиатским великолепием. С другой стороны, этот перенос совпадает с эпохой, когда ислам становится численно преобладающей религией, так что больше нет воинствующего меньшинства, которое правит большинством: Багдад – это центр единой экуменической империи, объединяемой арабским языком и Кораном. Неважно, что большая часть обращений в ислам происходит из практической заинтересованности и является лишь формальной. Неважно, что халиф Ал-Мамун мог восклицать, имея в виду новообращенных:
«Я знаю, что их тайные мысли противоречат тому, что они исповедуют открыто. Ибо они обратились в ислам не потому, что у них возникло серьезное стремление к нашей религии, но потому, что они хотели стать ближе к нам и увеличить свое могущество. У них нет внутренних убеждений, они не ищут истину в религии, которую они приняли. По правде говоря, я знаю, что такой-то и такой-то были христианами и обратились в ислам, хотя и остались противниками ислама, так что в результате они теперь не являются ни мусульманами, ни христианами…»
Но даже если отцы исповедовали ислам только формально, сыновья часто становились ведущими мусульманскими богословами и знатоками традиций ислама. В течение двух веков аббасидского халифата со столицей в Багдаде мусульманская цивилизация окончательно обрела свое лицо благодаря замечательному сплаву античного технического и интеллектуального наследия и монотеистического вдохновения Корана. От границ Индии до Пиренеев возникали десятки городов, оживленных и многонаселенных, каждый из которых имел свой рынок менял, готовых обменять дирхемы – серебряные монеты, имевшие хождение на востоке халифата, на динары – золотые монеты Запада. А еще торговля тканями и драгоценными товарами, за которыми отважные купцы и мореплаватели отправлялись даже в далекий Китай и в Африку. В каждом городе был и невольничий рынок, а также мастерские ремесленников, чаще всего основанные государством и находящиеся у него на содержании, и, наконец, неисчислимая иерархия чиновников и военных.
В лоне этих человеческих муравейников, которые своим колоритом напоминают некоторые рассказы «Тысячи и одной ночи», разворачивалась активная интеллектуальная деятельность. Аналогично гигантскому труду, осуществленному ранее отцами церкви, чтобы примирить догмы христианского откровения с требованиями аристотелевского разума, на этот раз было необходимо совместить этот разум с новым откровением, окрашенным гностическими, маздаистскими и даже индусскими влияниями. Некоторые аспекты этого труда несут на себе отпечаток греческой изысканности, которая нам представляется иногда совершенно бесплодной: яростные споры о природе Корана (т. е. о том, был ли он сотворен или предвечен) чем-то неуловимо напоминают дискуссии о половой принадлежности ангелов… Важнейшим фундаментальным результатом этих дискуссий явилась разработка экзегетических комментариев к Корану -хадисов, которые позволили прояснить темные места и противоречия в священном тексте. Эти комментарии имеют вид предписаний и изречений, передаваемых, как утверждается, из уст в уста от сподвижников Мухаммада к их последователям по непрерывной устной «цепи», восходящей непосредственно к самому Пророку.
Эта процедура не лишена аналогий с Мишной и Талмудом, как об этом уже говорилось выше. Что касается содержания хадисов, то часто они представляют собой переложение мидрашей или евангельских текстов.
Там можно также найти различные указания, к тому же по разному толкуемые, которые развивают установленные Мухаммадом принципы отношения к зимми. В целом, широкая терпимость по отношению к ним характеризует как теорию, так и практику. Дело дошло до того, что Мухаммаду были приписаны слова: «К тому, кто причинит зло зимми, следует относиться так, как если бы он причинил зло мне самому». Это мирное сосуществование соперничающих религий способствовало уважению к инакомыслию и приводило иногда к откровенному скептицизму. В частности, первые попытки библейской критики гораздо старше «Века просвещения», поскольку они вышли из под пера некоторых мусульманских полемистов. Так, в XI веке поэт-эрудит Ибн Хазм подвергал сомнению возраст патриархов. Он замечал, что если бы Мафусаил прожил так долго, как это утверждается в книге Бытия, то он должен был умереть на борту Ноева ковчега. Он выискивал и другие противоречия в тексте Библии, много позже тем же самым занялся Вольтер.
Столь открытое нападение на текст Корана было бы равносильно провозглашению хулы на Пророка. То ли арабские авторы не отважились на это, то ли от подобных текстов не осталось и следа, но зато были авторы, и при этом весьма крупные, реализовавшие свои критические наклонности путем сочинения подражаний Корану, иконоборческий характер которых доставлял огромное удовольствие посвященным. Например, это делал Мутанабби, которого часто рассматривают как самого великого арабского стилиста, а также слепой поэт Абу-ль-Аля, признанный глава скептиков Востока. «Пусть его будут читать в мечетях в течение четырехсот лет, – говорил он, -а потом вы мне скажете, что из этого получилось».
