Владимир Мединский - О жестокости русской истории и народном долготерпении
Но давайте сравним.
Возьмем по максимуму. Наша Октябрьская революция и последовавшая за ней действительно безумная Гражданская война унесли порядка 10–11 миллионов жизней. Чудовищно, кто же спорит… За считанные годы погибло 7 % из 160 миллионов жителей тогдашней Российской империи.
Но, во-первых, во время Гражданской войны 1918 года в Финляндии погибло 150 тысяч человек, при населении в 3 миллиона. Те же 5 % всего населения.
Однако никто не делает далеко идущие выводы о зверстве финнов и кровавости финской истории.
А во-вторых, Французская революция 1789-94 годов унесла порядка 1,5 миллиона жителей из 20-миллионного населения Франции — это 7,5 %. То есть цифры соотносимые, почти одинаковые. Простите, почему наша история более жестока и кровава? И почему французы, породившие революционную чуму, должны от нас шарахаться, как от прирожденных убийц?
Кстати, интересно было бы проследить физическую неполноценность наиболее ярких и жестоких вождей европейских революций.
Посмотрите на этих фюреров. Гитлер — маленький, тщедушный, по слухам, с определенными проблемами мужского характера. Ленин — тоже не самый здоровый человек. Троцкий мелкий, страшненький.
Посмотрите на вождей французской революции.
Дантон. Чудовищно некрасивый человек, лицо изуродовано оспой. Если судить по портретам и гравюрам — просто урод. Враги называли Дантона «Чудовищем» — он действительно был чудовищем не только внешне, но и по своим нравственным качествам.
Марат. Тоже урод, страшно больной, весь покрытый какими-то язвами. Отмокавший регулярно в ванне, потому что тело его постоянно чесалось.
Робеспьер. Мелкий тщедушный человечек, типажа Троцкого.
Это любопытно. Действительно, нет среди жестоких революционных вождей мужчин-красавцев атлетического телосложения и актерской наружности. Вот нет почему-то. Наоборот — все чем-то похожи друг на друга. Одним миром мазаны. Одной кровью.
Глава 5
Публичные казни — как развлечение
…Нормальный уровень средневекового зверства.
А. и Б. Стругацкие, «Трудно быть богом»Во всех странах и до самого последнего времени применялись публичные казни. Как же население узнавало о казнях преступников? А так: глашатай прокричал, люди собрались и своими глазами смотрели — кого, за что и как наказывало правительство. Жестоко? Да, но ведь и в наше время казни на электрическом стуле в США совершаются в присутствии свидетелей: своего рода контроль общества за действиями властей.
Все так, но роль публичной казни в истории Европы и России коренным образом различна. Начнем с того, что различен масштаб явления.
Казни — норма или исключение из правила?
Прекрасное изобретение, только бы им не злоупотребляли.
Сансон, потомственный парижский палач после первого испытания гильотиныРассуждая о том, что в каждом русском сидит палач, и что наша история — сплошная эскалация жестокости, иностранцы как-то забывают сравнить свои законодательства с русским. А зря. Очень полезно.
Для начала стоит напомнить, что у нас не было инквизиции. Не было — и все. Одно это спасло нашей стране бесчисленное множество жизней. Судьба самой знаменитой женщины Франции — прекрасный пример (ужасный, конечно) инквизиторских практик.
Здесь есть такой нюанс, что милосердие Святой Римской Католической церкви принимало в те годы не менее извращенные формы, чем ее жестокость. Я имею в виду продажу папских индульгенций, предлагавших за деньги отпустить любые грехи, что так возмущало деятелей Реформации и, конечно, было совершенно немыслимо в православной русской культуре…
Индульгенции были двух типов. Были те, по которым отпускались УЖЕ совершенные грехи. И те, что отпускали будущие, еще не совершенные грехи — вплоть до того, что в текст индульгенции вписывался тот грех, который вы планировали совершить. Хотите кого-то убить? Вписываете, покупаете, чисты перед Богом. Ограбить, изнасиловать — пожалуйста. Можно сказать, что уже тогда финансовая система потребительского кредитования — в духовном смысле этого слова — на Западе работала очень эффективно.
Мы до сих пор не очень представляем себе, собственно, за что именно была казнена Жанна д’Арк. А ведь ее казнили не за участие в вооруженном сопротивлении английским войскам и не за какие-то военные преступления. Судил ее суд инквизиции, и обвинили ее в том же, в чем обвиняли и по накатанной казнили тогда тысячи красивых женщин в Европе — ее обвинили в колдовстве и связи с дьяволом.
Это были для той эпохи совершенно обычные, стандартные злодеяния. Что-то типа как сейчас неуплата налогов.
Ее пытали. Жанна держалась под пытками мужественно и ни в чем не призналась. Тогда, не добившись признания, обвинение смягчили. В нем оставили два пункта, и звучало оно так. Первое: самовольное сношение с небесными силами — что это такое, понять трудно даже профессиональному богослову. Видимо, так был истолкован факт, что Жанне являлись видения, и кто-то от имени господа давал ей понять, что она должна спасти Францию.
И второе обвинение: ношение мужского костюма.
Первая часть, даже по тем временам, — вещь сложно наказуемая, а вот переодевание было строго запрещено постановлениями всех всевозможных святых соборов, и церковь относилась к этому очень сурово. Приговор был вынесен в полном соответствии с церковной судебной традицией того времени. Как мы все знаем, Жанна д’Арк была сожжена на костре.
А за что, еще раз повторю. Самовольное сношение с небесными силами — это маленькое обвинение, а вот второе, серьезное, — это ношение мужского костюма. Т. е. за то, что, сидя на лошади во время сражений, она надевала под рыцарские латы — мужские штаны.
Не можем мы обойти молчанием и инквизитора Томаса Торквемаду. Он жил в 1420-98 годах — чуть старше Ивана Грозного. Конечно, Торквемада, человек, исполненный истинно христианского человеколюбия, является, наверное, исключением из правил. Но тем не менее инквизиторов было много, а он был просто лучшим из лучших.
Считается, что по приговорам Торквемады на кострах было сожжено 10220 человек — значительно больше, чем погублено Иваном Грозным, у которого ресурса административного, надо сказать, было побольше. Равно как и поводов для жестокости. Все-таки, две жены, как он был убежден, отравлены заговорщиками.
Помимо костров инквизиции Торквемада демонстрировал и более рациональный подход к использованию человеческого материала. Сжигание — сие есть вещь бессмысленная с точки зрения экономики, поэтому еще около ста тысяч человек были приговорены испанской инквизицией под руководством Торквемады к ссылке на галеры. По сути своей это тот же самый смертный приговор. В течение первого года пребывания на галерах обычно погибала половина каторжников, а больше трех лет не выживал никто. Так что это не ссылка в Шушенское. Это просто растянутый и мучительный смертный приговор.
И тут самое время вернуться к гражданскому праву Западной Европы.
Так вот, смертная казнь предусматривалась 14 статьями Саксонской правды VI–IX веков. По городскому Магдебургскому праву в Германии XIV–XVI веков смертью каралось от 20 до 40 преступлений.
В Англии XV века казнили за 80 преступлений. Во Франции XVII–XVIII веков — по 134 статьям.
Каралось смертью оскорбление коронованных особ, богохульство, кража коровы, совращение монашки и тайное проникновение ночью в королевский дворец.
В Британии того же времени наказывалось смертью уже свыше 200 видов преступлений. Казнить могли за то, что человека застигли вооруженным или переодетым (?) в чужом лесу, за злонамеренную порубку или уничтожение деревьев, злонамеренное уничтожение скота, за двоебрачие, за карманную кражу на сумму свыше 1 (!) шиллинга (если кража совершена в публичном месте). Список преступлений постоянно, от года к году, расширялся и дополнялся.
В 1819 году смертью каралось уже 225 преступлений. Инфляция заставила поднять сумму украденного, за которую полагалась смерть, с 1 шиллинга до 5 (кража из лавки) и 40 шиллингов (кража из дома). Впрочем, смертную казнь теперь суд мог гуманно заменить ссылкой в колонии либо тюремным заключением. Рациональное решение. Растущей Британской империи нужны были не показательные трупы, а бесплатная рабская сила в колониях.
На фоне этого кошмара Кодекс Наполеона во Франции был просто песней торжествующего гуманизма: он предусматривал санкцию в виде смертной казни «всего» в 30 случаях.
Собственно, с Кодекса Наполеона и началось постепенное смягчение законодательства в странах Европы. Vive le Bounaparte!
