Татьяна Григорьева - Япония: путь сердца
Сартр воспринимает современную жизнь как театр абсурда, сострадая «покоренной материи». Изгнав природу, изгнали человека: «дух становится материей», средство поглотило цель. Мир вывернулся наизнанку под действием эрзацкультуры. «Всюду беда: вещи страдают и стремятся к инертности, но не могут ее достичь; дух унижен, обращен в рабство и тщетно силится достигнуть сознания и свободы. В фантастике перевернут образ единства души и тела: в ней душа занимает место тела, а тело – место души. природа вне и внутри человека воспринимается как человек наизнанку»[85].
Действительно, скажем, массовую страсть к фантастике можно объяснить страхом человека заглянуть в глаза реальности или в собственную душу, где не все в порядке. К тому же, взбунтовалась логика, помогавшая человеку на протяжении тысячелетий выходить из трудных положений. (Говорят: умный находит выход из сложной ситуации, мудрый в нее не попадает.) Ж.-П. Сартр рассказывает историю о том, как он заказывал себе кофе: гарсон записал заказ и передал другому гарсону, тот записал в блокнот и передал третьему, приходит четвертый и вежливо подает чернильницу. Количество уничтожило качество – но такова модель бюрократии вообще и особенно нашей, русской, она – за пределами логики. Однако Ж.-П. Сартр находит если не оправдание, то объяснение этому абсурду: «Если я сам вывернут наизнанку в мире наизнанку, то мне кажется, что в нем все налицо»[86]. Это – самое страшное, что может произойти и что заставляло Бердяева бить в набат, спасая человека.
Не могу удержаться от соблазна вспомнить, по контрасту с западными философами, Ивана Ильина, пытавшегося понять причины кризиса, случившегося в России. Слово «кризис» происходит от греч. крино – «сужу». В момент кризиса действуют скрытые силы, которые сами над собой произносят суд. От его решения зависит их жизненная судьба: преодоление кризиса или умирание. В России полуинтеллигенция своим нигилизмом спровоцировала этот кризис. Но его глубинная причина заключается в том, что за последние века человечество оскудело внутренним, духовным опытом и прилепилось к внешнему чувственному опыту, опираясь на формальную логику, механическую проверку измерением. «Полуинтеллигенция, поставляющая учеников безбожия, укрепилась в этом укладе с увлечением и даже ожесточением»[87].
Желание понять причину разыгравшейся трагедии, снимая «субъективность» – национальный и социальный эгоизм, мешающий увидеть правду и собственную, метафизическую вину, – чувство вселенской ответственности роднит русских философов той эпохи. В частности, Николай Бердяев не был знаком ни с даосизмом, ни с буддизмом, но тем разительнее сходство. Истина – вне времени и пространства. «Явленное Дао не есть постоянное Дао. Названное имя не есть постоянное имя. Не имеющее имени – начало Неба и Земли. Имеющее имя – Праматерь всех вещей. Не подверженный страстям видит таинственно-прекрасное. Подверженный страстям – видит лишь поверхностное. Но оба Пути одного происхождения, называются по-разному. То и другое в глубине. От одной глубины к другой – врата в таинственнопрекрасное». С этого начинает Лао-цзы свой «Даодэцзин», и смысл его универсален. Феноменальный мир, опытное знание, на которое до недавнего времени уповала наука, не способно обнаружить Истину, но может к ней приближаться.
В этом заключено принципиальное отличие учений восточных мудрецов от мировосприятия греков («Путь вверх и вниз один и тот же» – по Гераклиту). Китайцы же верили в восхождение от Земли к Небу, к Духу. Дао само по себе ведет к совершенству того, кто следует ему. Потому и не было у них понятий судьбы или рока, от которого никуда не деться, – тому свидетельство и древний «Ицзин». В «Книге Перемен» движение идет по кругу (символ Неба), но не повторяясь, а восходя на следующую ступень мировой спирали. Всего в «Ицзине» 64 гексаграммы, 64 ситуации, характер которых обусловлен отношением Инь-Ян, двух модусов энергии – Ци. Здесь нет привычного для нас исходного начала, последовательного причинно-следственного ряда. Логика обусловлена взаимодействующими Инь-Ян. Гексаграммы как бы сдвоены, одно не понять без другого. Если предпоследняя, 63-я, гласит: «Уже конец», то следующая напутствует: «Еще не конец». Последняя гексаграмма отражает характер нашего времени.
Знаток и переводчик «Ицзина» Ю. К. Щуцкий определяет 64-ю гексаграмму как ситуацию хаоса. Но хаос понимается им не как распад созданного, а как возможность бесконечного творчества. Не как нечто отрицательное, а как среда, в которой может быть создано нечто новое (принцип синергетической модели). В то время когда человек проходит через хаос, единственное, на чем он может держаться, – это на самом себе, ибо в хаосе не на что положиться. Стойкость, о которой шла речь в предыдущей ситуации, становится центральной чертой человека, сообщая ему благородство. «И это благородство, как из некоего центра, может излучаться во все окружение, облагораживая его». Суть внутреннего благородства – внутренняя правдивость. (Слово «внутреннее» нужно понимать не как искусственное, принимаемое из каких-то побуждений, а как естественное, изначально присущее.) «Так, здесь, в пределах мрака и хаоса, внутренняя правда сияет, озаряя все вокруг, и в этом указывается возможность дальнейшего проявления света, то есть творчества»[88].
Помимо переживаемой во времени ситуации существует извечное Дао, небесная Эволюция, к которой, пройдя очередной виток, приближается человечество. И совсем уже определенно об этом сказано в «Сицычжуань» – древнем комментарии к «Ицзину»: «Одно Инь, одно Ян и есть Дао. Следуя ему, идут к Добру (Шанъ). Осуществляя, проявляют изначальную природу (Сим)». Добро (Шанъ) – изначально, абсолютно, задано Небом. Следующий Пути приходит к нему, становится Дао-человеком (в традициях русской философии – Богочеловеком). Почему это возможно? Потому что изначальной природе человека (Син) присущи «пять Постоянств» (Учан): Человечность – Жэнъ, Справедливость – И, Благородство – Ли, Искренность – Синь и Мудрость – Чжи. Естественно, когда эти качества пробуждаются в человеке, все приходит в Гармонию (Хэ).
Единый континуум: с пятью моральными качествами сообразуются пять типов энергии: дерево, земля, вода, огонь, металл; пять планет, пять звуков и т. д. Одно резонирует на другое – в одном месте тронешь, в другом отзовется. Если человек нарушает какое-то из Постоянств, скажем, Человечность или Справедливость, страдают все, потому что «Одно во всем и все в Одном». Но если человек следует велению Неба, то все направляется к Благу. Потому и называют человека Триединым, посредником между Небом и Землей, призванным осуществить небесный замысел. (В соответствии с антропным принципом, который соотносится с антропоцентризмом как целое с частью, или как небесное Дао с человеческим.)
Насколько этот тип связи труднопостижим для нашей логики, свидетельствует, в частности, перевод: «То Инь, то Ян и есть Дао». С одной стороны, действительно, меняется ритм: то Инь набирает силу, то Ян (как в природе – смена дня и ночи, тепла и холода). С другой стороны, это следствие логики исключенного третьего: или то, или это. Но в Дао – иначе: «и то и это», постоянное взаимодействие Инь-Ян, ведущее к их уравновешенности. Когда одно Инь и одно Ян приходят в равновесие, наступает ситуация всеобщего Расцвета (Тай – 11-я гексаграмма). В этом, по-моему, заключается смысл и первых двух гексаграмм. Первая (шесть целых янских черт) – символ абсолютного Творчества, Неба. Вторая (шесть прерванных иньских черт) – чистое Исполнение, Земля. Идеальное состояние – их Равнодействие. Когда Инь-Ян находятся в отношении Гармонии, рождается Третье – по вертикали, будь это Триединый Человек или всеобщее Благо – Шань (в традициях русской философии – Царствие Небесное, воплощенная Троица).
Илл. 34. Круг триграмм
По словам Лао-цзы, «Дао рождает Одно. Одно рождает два. Два рождает Третье. В изначальной энергии есть Гармония (Хэ)» (Даодэцзин, 42). А в предыдущем 41-м чжане сказано: «Великий квадрат не имеет углов. Дао скрыто и безымянно, но лишь оно ведет к Добру (Шань)», то есть все противоположности условны. Или, говоря словами Якоба Беме: «Бог должен стать человеком, человек – Богом, небо должно стать единым с землей, земля должна стать небом»[89]. Достигая завершения, все становится Единым: нераздельным и неслиянным. Как у Пушкина:
Они сошлись. Волна и камень,
Стихи и проза, лед и пламень
Не столь различны меж собой…
Наконец, вновь обратимся к Н. Бердяеву – в связи с Лао-цзы: «Божественная мистерия Жизни и есть мистерия Троичности. Она совершается вверху, на небе, и она же отражается внизу, на земле. Повсюду, где есть жизнь, есть тайна Троичности. Встреча одного с другим всегда разрешается в третьем. Один и другой приходят к единству не в двоичности, а в троичности, обретают в третьем свое общее содержание, свою цель. Бытие было бы в состоянии нераскрытости и безразличия, если бы был один. Оно было бы безнадежно разорванным и разделенным, если бы было только два. Бытие раскрывает свое содержание и обнаруживает свое различие, оставаясь в единстве, потому что есть три»[90]. (Японцы называют свою логику «трехполюсной», в соответствии с вертикальной структурой мира, что, как они считают, позволяет восходить к высшему, божественному состоянию.)
