Александр Нечволодов - Сказания о Русской земле. Книга 3
Ф. Солнцев. Старинная конская серебряная цепь
К XV веку папы потеряли значительную часть своей силы и обаяния в Западной Европе; с ними давно уже вели борьбу светские властители: князья, короли и германские императоры, которым было крайне тягостно вмешательство в их государственные дела целого ряда властолюбивых пап. Борьба эта шла успешно для светских властей, так как большинство населения было возмущено распущенностью нравов католического духовенства, хотя в числе его представителей встречалось, конечно, немало людей и с самыми высокими нравственными качествами. Тем не менее существование таких монашеских орденов, как орден «Веселых братьев» в Италии, открыто пользовавшийся для мотовства и распутства своими преимуществами, данными ему папой, должно было разрушать в народной среде веру в непогрешимость Латинской церкви. Еще более ужасен был орден монашествующих рыцарей Гроба Господня, или «храмовников»; создан он был предварительно в Святой земле с самыми высокими целями, а затем под влиянием разных тайных восточных учений, в том числе и иудейской каббалы, о которой подробнее мы скажем ниже, не только отрекся от христианства, но даже кощунствовал над Святым Крестом в своих обрядах и занимался при этом беспощадным ростовщичеством. Французский король Филипп Красивый положил конец этому возмутительному ордену: по его настоянию «храмовников» судили и затем многих из них сожгли. К сожалению, однако, в Западной Европе есть еще и до настоящего времени тайные последователи их возмутительного учения, о чем мы будем говорить впоследствии.
Следствием описанных непорядков в самом корне латинства было возникновение опасных для него ересей, с которыми папы начали бороться учреждением особых страшных судилищ, так называемых инквизиционных, где подозреваемых в ереси предавали ужаснейшим и утонченным пыткам, а добившись от них сознания в виновности, сжигали затем на кострах. Начало этих судилищ относится к XIII веку, и в XV столетии костры, на которых сжигали еретиков, пылали уже во всех концах католической Европы, причем в Литве инквизиция была введена в 1436 году, во время великого княжения мрачного и жестокого Сигизмунда Кейстутовича.
Однако, несмотря на инквизицию, крупные нестроения и ереси в Католической церкви продолжались. В XIV веке один из французских королей занял Рим и силой вывез из него пап к себе во Францию, в город Авиньон, где они прожили 70 лет. В начале же XV века возникли учения Виклифа в Англии, а затем и Иоанна (Яна) Гуса в Чехии, имевшие множество последователей.
Учения эти осуждали невоздержание католического духовенства и указывали на крайне соблазнительное для нравственности паствы поведение пап. Действительно, в это время как раз были сразу три папы, которые низлагали и взаимно проклинали друг друга.
М. Зичи. Аутодафе
Для прекращения всех этих непорядков был созван в 1414 году Констанцский собор, осудивший, между прочим, Гуса и его друга Иеронима Пражского на сожжение. На собор этот, как мы говорили, Витовт отправил поставленного им митрополита Западной Руси Григория Цамблака хлопотать об унии или присоединении Греческой церкви к Латинской. Конечно, эта мысль об унии была как нельзя более на руку папам ввиду сильного падения их обаяния в это время в Западной Европе: присоединение к латинству всех исповедующих православие сулило им огромнейшее влияние в обширных владениях Литвы и Руси, сопряженное вместе с тем с получением с этих земель богатейших денежных средств. Как мы видели, Цамблак приехал к концу Констанцского собора и успеха в своем посольстве не имел.
Тем не менее папы продолжали лелеять мысль о полном подчинении себе православия под видом унии. Скоро для этого представился благоприятный случай. Мы видели, что уже к началу XV века турки овладели Балканским полуостровом и держали в осаде несчастную Византию, причем только крепкие стены Царьграда, а затем и разгром Тамерланом Баязета отсрочили на несколько десятилетий падение этой когда-то великой державы. С целью спасти себя от предстоящего ужасного порабощения турками византийский император Иоанн VIII Палеолог, предшественники коего на протяжении многих веков были столь крепкими ревнителями православия, решил искать сближения с папой, рассчитывая при его помощи поднять всю Западную Европу против турок. Такого же образа мыслей держался и Царьградский патриарх Иосиф. Желание их встретило горячий отклик в лице папы Евгения IV, низложенного как раз в это время громадным большинством голосов на Базельском соборе, причем на его место был избран другой папа (Мартин V).
Не обращая никакого внимания на свое низложение, Евгений IV поспешил собрать другой собор в Италии, в городе Ферраре, перенесенный затем во Флоренцию, для решения вопроса столь огромной важности, как соединение Греческой церкви с Латинской. На собор этот прибыл византийский царь Иоанн VIII Палеолог с патриархом Иосифом, множество высшего латинского духовенства и 22 представителя Православной церкви, в том числе и преданный всецело папе митрополит всея Руси.
Кто же был этим митрополитом?
После смерти митрополита Фотия великий князь Василий Васильевич Московский вместе со всеми другими князьями решил поставить в митрополиты уже знакомого нам Иону, бывшего тогда епископом Рязанским и снискавшего святостью своей жизни общую любовь и уважение, причем еще митрополит Киприан, увидя его в первый раз молодым монахом, предсказал ему в будущем этот великий сан. Однако святому Ионе суждено было не скоро стать действительно митрополитом всея Руси. Как мы знаем, назначение митрополита зависело от патриарха Царьградского. А в том же 1432 году, когда Василий избрал Иону, Свидригаило Литовский, очевидно, не снесясь с московским князем, самостоятельно просил патриарха Иосифа назначить в митрополиты его избранника – епископа Литовского Герасима, что и было исполнено в Царьграде. Когда же Свидригайло сжег Герасима в Витебске, подозревая его в сношении с врагом своим Сигизмундом, то великий князь Василий Васильевич отправил Иону в Царьград с просьбой поставить его в митрополиты всея Руси. Но, очевидно, в Царьграде, где уже замышлялась уния с папой, не мог быть по душе такой крепкий православный человек, как Иона, а потому его встретили там известием, что митрополит для Руси уже поставлен. Это был ловкий и хитрый грек Исидор, всецело посвященный в замыслы Иоанна Палеолога и патриарха Иосифа и уже успевший побывать у папы и снискать его расположение. Поэтому смиренный Иона должен был отправиться из Царьграда обратно в Русскую землю вместе с Исидором в качестве простого спутника последнего.
Прибыв в Москву, Исидор стал тотчас же собираться на собор во Флоренцию, который он выставлял как восьмой Вселенский. Конечно, этот собор, созываемый в неправославной стране, должен был показаться подозрительным великому князю Василию, но отклонить Исидора от поездки на него он не мог. Однако, предчувствуя недоброе, великий князь, отпуская митрополита, сказал ему: «Смотри же, принеси к нам древнее благочестие, какое мы приняли от прародителя нашего Владимира, а нового, чужого, не приноси; если же принесешь что-либо новое и чужое, то мы не примем».
Исидор поклялся великому князю не изменять православию и отправился в дорогу в сентябре 1437 года, сопутствуемый большой свитой, в коей был и суздальский священник Симеон, оставивший любопытные записки об этом первом путешествии русских в Италию.
А. Алексеев. Внутренний вид Успенского собора
Когда Исидор прибыл в Дерпт (Юрьев), то он с благоговением приложился сперва к латинскому кресту, а затем уже к православным иконам. Спутники его ужаснулись и потеряли к нему всякое доверие, со страхом ожидая его вероотступнической деятельности на соборе, но само путешествие произвело на них очень благоприятное впечатление.
Ф. Солнцев. Дарохранительница
В это время Западная Европа, надежно прикрытая грудью православных восточных славян – руси, болгар и сербов – от убийственных вторжений азиатских кочевников, не испытывала вовсе тех ужасных опустошений, которым подвергались они, и могла свободно развивать свою торговлю, а также совершенствоваться в науках, искусствах и ремеслах. Уже город Юрьев, переименованный немцами в Лерпт, поразил наших путешественников своим видом: «Палаты в нем чудные, мы таких не видывали и дивились», – писал священник Симеон. Еще больше им понравился Любек, главный город Ганзейского торгового союза, к которому, как мы знаем, примыкал и Новгород. «Город Любек очень дивен; сады прекрасные, палаты чудные с позолоченными верхами; товара в нем много всякого; воды проведены в него, текут по всем улицам по трубам, а иные из столпов, студены и сладки». Славный город Нюрнберг в Баварии показался им хитрее всех прежде виденных городов: «Сказать о сем убо не можно и недомысленно». Но больше всего удивили русских путешественников итальянские города: Венеция и Флоренция. Про Венецию отец Симеон писал: «А той град стоит в море, а сухого пути к нему нет; а среди его проходят корабли, а по всем улицам воды, и ездят на барках… Есть в граде том церковь Святого Евангелиста Марка, каменная, столпы в ней чудные, Гречин писал мусией». Про Флоренцию же он говорит: «Град Флоренция велик весьма, и такого не обретохом в прежде писанных градех… Есть же во граде том лечебница велика, и есть в ней за тысячу кроватей, и на последней кровати перины чудны и одеяла драгие… И есть во граде том икона чудотворна: образ Пречистой Божией Матери, и есть пред иконою тою, в больнице, исцеливших людей за шесть тысяч доспеты вощаны, во образ людей тех… И суть во граде том Божница устроена велика, камень мрамор бел да черн; а у Божницы той устроены столп и колокольница, и хитрости ей недоумевает ум наш».
