Петр Третьяков - У истоков древнерусской народности
Основным этническим фундаментом, на котором сложилась черняховская культура, было местное население Северо-Западного Причерноморья, составлявшее две обширные группы: позднескифскую и дако-фракийскую (гетскую).
На Нижнем Днепре и в смежных частях Причерноморья в начале нашей эры сохранялось значительное население скифского происхождения. Ему принадлежали большие, хорошо укрепленные поселения с каменной архитектурой, в свое время считавшиеся в Причерноморье городами. И это справедливо, так как их обитатели занимались не только сельским хозяйством, но и ремеслами, и торговлей. Они издавна были связаны с античными городами Причерноморья и служили посредниками между ними и северной периферией. В частности, с поселениями Нижнего Поднепровья были связаны и зарубинецкие племена, о чем говорят многочисленные зарубинецкие изделия на нижнеднепровских городищах и обломки амфор, краснолаковой посуды, а также некоторые другие находки, сделанные в Среднем Поднепровье на зарубинецких селищах. В материалах, происходящих из нижнеднепровских городищ, обнаруживаются свидетельства тесных сношений с дако-фракийским миром. Вероятно, состав населения нижнеднепровских поселений-городов был очень пестрым. Слои III–IV вв. представлены на этих поселениях черняховскими материалами. Немало вещей черняховского характера имеется в соответствующих слоях города Ольвии.[41]
Западнее позднескифских поселений, в Поднепровье, в первые века нашей эры, судя по историческим данным, находились земли дако-фракийских (гетских) племен, рядом с которыми жили выходцы из Средней Европы — загадочные бастарны, по одним данным, германцы, по другим — неизвестные племена, лишь похожие на германцев. Археологическая атрибуция днестровского населения начала нашей эры еще недостаточно ясна. Некоторые исследователи усматривают бастарнов в племенах, оставивших могильники типа Поянешти-Лукашевка, а древности так называемого липицкого типа связывают с местным дако-фракийским (гетским) населением. Материальная культура типа Поянешти-Лукашевка близка зарубинецкой и в целом далека от черняховской. Липицкая культура, имеющая местное происхождение, напротив, по многим особенностям может быть охарактеризована как «предчерняховская». Она была таковой значительно в большей степени, чем материальная культура нижнеднепровских городищ. Связь истоков черняховской культуры прежде всего с дако-фракийским миром представляется весьма вероятной. Следует указать, что материальная культура, близкая черняховской, в первой половине I тыс. н. э. появилась и в Северном и Западном Прикарпатье, на территории Южной Польши, Румынии и Словакии.
Наконец, нужно добавить, что картина населения Северного Причерноморья того времени не будет полной без сарматского компонента. В начале нашей эры сарматы не раз доходили до Днестра и Дуная. Здесь известны их могильники этого периода. В исторических условиях того времени часть сарматского населения, по-видимому, порывала с кочевым образом жизни, оседала на земле и пополняла, таким образом, черняховский массив. В материалах, происходящих из нижнеднепровских городищ, сарматские элементы также представлены достаточно отчетливо.
Итак, с первых веков нашей эры на широких пространствах Северо-Западного Причерноморья шел энергичный процесс инфильтрации различных племен — местных и пришлых, особенно усилившийся во II — начале III в. Об этом хорошо знали современники, в частности Страбон, сообщивший в своей «Географии», написанной еще в начале I в. н. э., о местностях, где «бастарны, скифы и сарматы живут смешанно с фракийцами». Подобную же картину рисовали и более поздние авторы. И это было не просто механическое смешение разноплеменного и разноязычного населения. Помимо таких обстоятельств, как войны, подчинение одних племен другими и многократные переселения, причиной этого процесса, как уже указывалось, послужил распад старых племенных и родовых связей и установление новых, уже не первобытных экономических и политических отношений. Все это означало, что в разноплеменной среде Северо-Западного Причерноморья и его периферии начался тогда процесс формирования народности и общая для всех культура, названная археологами черняховской, об этом именно и свидетельствует.
Нам неизвестно, насколько далеко продвинулся этот процесс. Вероятно, он не успел выйти из своей первичной стадии. Трудно сказать также, какой язык пробивал себе дорогу в качестве языка «черняховской» народности. Вряд ли это был готский язык. По-видимому, главными межплеменными языками служили здесь в то время провинциальный латинский, особенно широко распространившийся в Дакии, и греческий, издавна в той или иной мере знакомый населению Северного Причерноморья. «Черняховской» народности не было суждено сложиться хотя бы вчерне. В конце IV в. н. э. области Северного Причерноморья испытывают на себе жестокие удары со стороны кочевников-гуннов, в результате которых рухнули и черняховская оседлость, и ее культура. Это был страшный разгром, по-видимому не уступающий по своей опустошительности татаро-монгольскому нашествию на русские земли в XIII в. В настоящее время так или иначе исследованы уже не одна сотня остатков черняховских поселений и десятки могильников. И все они говорят об одном и том же — что на рубеже IV–V вв. черняховские поселения были покинуты их обитателями. Конечно, нельзя допустить, будто все черняховское население поголовно было уничтожено гуннами или было вынуждено куда-то бежать. Часть готов обосновалась с этого времени в Крыму, часть ушла на запад. Судя по археологическим данным, наименование «готы», фигурирующее у древних авторов, следует понимать здесь не только в этническом, но и в политическом значении. Часть черняховского населения, вероятно, осталась на старых местах, и позднечерняховские древности когда-либо отыщутся. Но пока они неизвестны, и это позволяет судить о масштабах гуннского опустошения.
Наконец, еще один вопрос, связанный с черняховскими древностями. Если черняховская культура распространилась в свое время в разноплеменной среде, свидетельствуя о появлении условий для зарождения новой народности, то нельзя ли допустить, что в этом процессе участвовали и славянские элементы и что, следовательно, археологи, защищавшие славянство «черняховцев», в какой-то мере были правы. Речь может идти при этом о разных славянах — о зарубинецких группировках и о тех славянских племенах, которые могли появиться с пшеворской культурой в Днестро-Днепровском междуречье в первых веках нашей эры из бассейна Вислы. Ответ на этот вопрос в настоящее время может быть лишь гипотетичным, основанным не столько на фактах, сколько на априорных соображениях.
Как видно на прилагаемой карте (рис. 5), черняховская культура в III–IV вв. распространилась лишь на южную часть зарубинецкой территории.
Рис. 5. Распространение древностей зарубинецкой (1) и черняховской (2) культур, движение готов (3).
По-видимому, она была принесена сюда населением, двигавшимся с юга. На Днестре и Волыни «черняховцы» вошли в контакт с идущими им навстречу сильными готскими и пшеворскими группировками, потеснившими к этому времени на восток полесские зарубинецкие племена. Готские и пшеворские группировки, как уже указано, мало-помалу утратили при этом свою культуру, но в военном и политическом отношении взяли верх над разноплеменным населением Северо-Западного Причерноморья, которое, по словам современников, «прежде называлось скифами, а теперь стало именоваться готами». Таким образом, участие славян-«пшеворцев» в формировании черняховского населения очень вероятно, хотя доля их участия сейчас совсем еще не ясна.
Выше была упомянута так называемая волынская группа черняховских древностей III–IV вв., оставленная, судя по всему, пестрым населением — готами и «пшеворцами», в разной степени усвоившими черняховскую культуру. Можно предполагать, что германские элементы из этих мест отошли к югу, а оставшееся население принадлежало главным образом к потомкам славян — «пшеворцам».
В Среднем Поднепровье «черняховцы» встретились с зарубинецким населением, уже потревоженным на западе готами и «пшеворцами», а на востоке и юге сарматами. Очевидно, основная масса зарубинецкого населения на рубеже II–III вв. отошла к северу, за Припять и на Десну. Но какая-то часть зарубинецких славян могла остаться на старых местах, усвоив черняховскую культуру. Насколько справедливо такое предположение, покажут будущие исследования.
Славяне и балты в верхнем Поднепровье в середине и третьей четверти I тыс. н. э
Вплоть до недавнего времени вопрос о зарубинецких племенах как древних славянах, поставленный впервые семьдесят лет тому назад, оставался дискуссионным. Это объясняется тем, что между зарубинецкими древностями и бесспорными остатками культуры восточных славян конца I тыс. н. э. в археологии зиял хронологический разрыв протяженностью более чем в полтысячи лет. На него постоянно указывали противники «славянства» зарубинецких племен. Многие исследователи полагали, что эти древние, по их мнению, неизвестные племена бесследно исчезли в первые века нашей эры, были поглощены черняховским населением. Еще в 1964 г. Ю. В. Кухаренко в своей книге о зарубинецкой культуре писал, что «группа племен, которым принадлежала собственно зарубинецкая культура, исчезла еще в древности, как исчезали, например, многие древние языковые диалекты, и отождествлять ее с какими-либо конкретными из исторически известных нам на этой территории в более позднее время племенами и народами невозможно».[42]
