Михаил Тихомиров - Труды по истории Москвы
Москве—реке, городом «Москва» по реке, там текущей, заменив этим старое название «Кучково», известное еще в XII в.
Строительная деятельность Юрия Долгорукого преследовала не только создание новых крепостей, но и утверждение княжеской власти над богатыми земледельческими районами. Новые княжеские города были созданием Юрия Долгорукого, в котором следует видеть выдающегося князя—организатора.
В деятельности Юрия Долгорукого по постройке новых городов заметны и другие общие черты. Например, город Дмитров был построен в низине у рукава Яхромы (так называемой ранее Старой Яхромы), от которой в настоящее время не сохранилось почти никаких следов, но остатки которой видны были еще лет 20 тому назад.[78] Новый Дмитровский городок стоял, точно в яме, под холмами, над которыми возвышался старинный Борисоглебский монастырь. Такое расположение Дмитрова, однако, было очень удобно со стратегической и торговой точки зрения. Город прикрывал путь по Яхроме на юг к Клязьме, и обойти его в этом месте было трудно, так как войскам пришлось бы двигаться по непроезжей местности, перерезанной оврагами и ручьями, впадающими в Яхрому. Недостаток природных укреплений восполнялся огромным валом, который до сих пор окружает древний Дмитровский городок.[79]
Другой новый город, построенный Юр ием Долгоруким и носивший его имя, Юрьев, имеет большое сходство в своем местоположении с Дмитровым. Юрьев стоит на реке Колакше. «Местоположение его низменное и болотное, окрестности открыты и возвышены, отчего город представляется как бы стоящим в яме».[80] Укрепления состояли из вала, который еще в 1760 г. в некоторых местах достигал высоты в 8 сажен с аршином, т. е. 18 метров. Таким образом, укрепления Юр ьева в основном напоминали укрепления Дмитрова.
Главным крепостным сооружением Переяславля Залесского был также вал, с одной стороны которого текла река Трубеж. В 1759 г. этот вал имел высоту до 8 сажен, как и в Юрьеве. Остатки рва носили название «гробли», как в домонгольское время вообще назывались рвы. Исследование топографических названий Переяславля Залесского и других древнерусских городов произведено до сих пор не было, но и переяславская «гробля» говорит нам о том, какими живучими были некоторые местные названия.
Отмечая общие черты в расположении трех городов Суздальской земли – Дмитрова, Юрьева и Переяславля, мы не можем обойти и того, что Московский городок был построен по совсем иному типу. Московский Кремль стоял на возвышенном мысу при слиянии двух рек, а не в низине. На наш взгляд, это объясняется не только особенностями московской местности с ее пересеченным характером (в конце концов, место для города могло бы быть выбрано ниже по течению реки в районе села Бесед и Угрешского монастыря), а тем, что Юрий Долгорукий строил новый городок в определенном, уже обжитом районе, за которым давно утвердилось название Москвы.
Появление Москвы на страницах летописи под 1147 г. кажется нам внезапным только потому, что западные окраины Суздальской земли начинают нас интересовать лишь со второй половины XII в. До этого внимание русских историков целиком обращено на юг в сторону Киева. Между тем на севере идет большая строительная деятельность, которую развертывает Юрий Долгорукий. Можно придирчиво проверять ту или иную летописную фразу о построении Юрием того или иного города, но нельзя отрицать, что возникновение, по крайней мере, четырех городов Суздальской земли объясняется его строительной деятельностью. В числе этих городов находим и Москву. Поэтому памятник, который будет поставлен напротив Московского Совета Юрию Долгорукому как основателю города Москва, вполне им заслужен.
Юрий Долгорукий по праву может быть назван основателем Москвы.
СКАЗАНИЯ О НАЧАЛЕ МОСКВЫ[81]
История Москвы с давнего времени привлекала к себе внимание. Заурядный город XII–XIII вв. в вв. сделался столицей великого княжества, а в последующие два столетия – «царствующим градом», центром могущественного государства. Ответить на вопрос, «почему было Москве царством быти», пытались по—разному, так как никаких материалов о начале города, кроме домыслов, топографических названий и смутных легенд, не существовало. Так появились на свет сказания о начале Москвы. Наибольший интерес из этих сказаний имеют три повести, изученные в недавнее время С. К. Шамбинаго. Автор делит их на три самостоятельные «композиции», под названиями: 1) хронографическая повесть, 2) новелла, 3) сказка.[82]
Нельзя признать эти названия особенно удачными, хотя в некоторой степени они и характеризуют содержание названных «композиций». Нам кажется, что повести о начале Москвы удобнее было бы обозначить менее претенциозными названиями, в какой—то мере отражающими их сюжеты, тем более что и так называемая «хронографическая повесть», и «новелла» имеют некоторые общие черты. Поэтому мы предпочли бы сказания о начале Москвы разделить на три группы: 1) повесть о зачале Москвы, 2) повесть об убиении Даниила Московского, 3) повесть об отшельнике Букале. Оставляя в стороне повесть об отшельнике Букале, остановимся только на двух первых сказаниях, происхождение которых, на наш взгляд, осталось неясным и после исследования С. К. Шамбинаго.
Повесть о зачале Москвы рассказывает об основании города Юрием Долгоруким и имеет в рукописях обычно такое заглавие: «О зачале царствующего великого града Москвы, како исперва зачатся». Повесть начинается небольшим введением, которое ставит своей целью доказать, что Москва является третьим Римом. По мнению автора повести, древний Рим и второй Рим (Константинополь) возникли на человеческой крови. Поэтому «и нашему сему третьему Риму, Московскому государству, зачало бысть не без крови». Далее следует рассказ о кровавых событиях, ознаменовавших начало Москвы: после смерти Владимира Мономаха на великом княжении сел его сын Юрий, а «в лето 6666», т. е. в 1158 г., князь Юр ий приехал в Москву, которая принадлежала тогда боярину Стефану Ивановичу Кучке. Боярин не воздал чести своему князю и был за это казнен. Двоих его сыновей, Петра и Акима, а также дочь Улиту Юрий Долгорукий отослал во Владимир к сыну Андрею. Улита сделалась женой Андрея, а Юрий вернулся в Киев, заповедав сыну «град Москву людьми населити и распространити». Улита не любила мужа, отказывавшегося от плотского сожительства с ней, и замыслила его убить. По ее наговору братья Кучковичи убили князя, но и сами погибли от Андреева брата, Михалка Юрьевича.
Повесть о зачале Москвы заканчивается кратким летописцем с известиями: о Всеволоде Большое Гнездо, о Батыевщине, о смерти Ярослава Всеволодовича и Александра Невского, о Данииле Московском, об основании Успенского собора в Москве и Петре митрополите, об Иване Калите. Летописец кончается словами о детях Калиты: «сынове его осташа Симеон, Иван».[83]
Нетрудно заметить, что повесть о зачале Москвы представляет собой своеобразный московский летописец, в который вставлено предание о боярине Кучке. Поэтому С. К. Шамбинаго и назвал ее хронографической. Автор повести хорошо чувствует живописное положение Москвы, ее красивых сел, разбросанных по обеим сторонам реки. Он любуется, вместе с Юр ием Долгоруким, обширной панорамой, которая открывается с кремлевской горы – «по обе страны Москвы реки и за Неглинною». Так писать мог только москвич, любивший свой город и его чудесное местоположение.
Московское происхождение автора становится еще более ясным из полемического характера его вступления к повести. Автор возражает против «нецыих» «от окрестных стран», которые поносят Москву: «кто убо чая и слыша, когда яко Москве граду царством слыти и многими царствы и страны обладати». Поэтому в задачу повести входит доказательство того, что Москва – третий Рим, возникла «по заклании и по пролитии кровей многих», так же как и древний Рим и второй Рим, или Константинополь. На основании этих слов С. К. Шамбинаго считает повесть о зачале Москвы очень поздней по своему происхождению – «не ранее конца первой половины века» (понимается XVII в.). «Появление хронографической повести о начале Москвы, – пишет С. К. Шамбинаго, – было вызвано желанием противопоставить иностранным гипотезам южных хроник свои объяснения происхождения стольного города».[84]
В главе «Повести о начале Москвы», написанной С. К. Шамбинаго для «Истории русской литературы», находим некоторые дополнительные соображения о времени возникновения повестей о начале Москвы.[85] Правда, С. К. Шамбинаго на этот раз не дает точной датировки появления «хронографической повести», но, по—видимому, относит ее появление к еще более позднему времени, чем середина XVII в. Он указывает, что в повести повторена идеология старца Филофея о трех Римах, а «во второй половине XVII в. этими идеями был проникнут кружок „ревнителей благочестия“, любивших цитировать Филофея, выступая противниками никоновской реформы». Далее С. К. Шамбинаго пишет: «Можно думать, что появление хронографической повести вызвано желанием противопоставить схоластическим этимологиям с „Мосохом“ национальное объяснение происхождения стольного города».
