Виктор Наумов - Повседневная жизнь Петра Великого и его сподвижников
Тайные агенты надзирали за поведением и занятиями русских учеников и в других странах. Во Франции эти обязанности исполнял Конон Зотов, в Англии — Федор Салтыков, в Италии — сначала Петр Беклемишев, а затем Савва Владиславич-Рагузинский. Зотов из Парижа сообщал Макарову, что его подопечные тоже ведут себя не лучшим образом: «Господин маршал Дестре призывал меня к себе и выговаривал мне о срамотных поступках наших гардемаринов в Тулоне: дерутся часто между собою и бранятся такою бранью, что последний человек здесь того не сделает. Того ради отобрали у них шпаги». Некоторое время спустя пришло новое неприятное сообщение: гардемарин Глебов «поколол шпагой» своего товарища, юного князя Барятинского, причем тот был без оружия; по этой причине нарушитель спокойствия «за арестом обретается». Происшествие поставило французские власти в тупик, ибо прежде здесь не происходило ничего подобного: «…хотя и колются, только честно, на поединках, лицом к лицу»(79).
Некоторые ученики чувствовали себя за границей очень несчастными, жаловались на тяжелую жизнь, материальные лишения, непосильную работу и опасности морских плаваний. Их тяготила необходимость изучать ненужный, по их мнению, латинский язык. В 1716 году было решено послать 30 или 40 русских молодых людей в Кенигсберг, где они должны были научиться немецкому языку, чтобы потом плодотворно работать во вновь создаваемых коллегиях. При них состоял особый инспектор, наблюдавший за тем, чтобы они усердно учились(80).
Во время войны за Испанское наследство русские молодые люди под руководством голландского инженера Коегораса изучали основы тактики и инженерии, одновременно сыновья князя Аникиты Ивановича Репнина осваивали военное дело под командованием прославленного полководца Евгения Савойского. Молодые Репнины причинили отцу немало хлопот своими долгами и буйным поведением. В 1717 году он писал Петру I «Дети мои, князь Василий и князь Юрий, отправлены в цесарскую армию для искусства к князю Евгению, и я, вступя в долг, послал к ним 800 червонных; они в Вене жили, а теперь в обозе живут непотребно со всяким непостоянством; и те все деньги и посланные мною еще 300 червонных прожили и много долгу еще нажили, которого и заплатить не могу, потому что до сих пор они уже стоят 15 000 рублей, из которых с семь тысяч взято мною в долг, кроме того, что они беспутным своим житьем наделали долгов. И для того со слезами рабски прошу ваше царское величество да повелит мне дать указ, чтоб детей моих взять, для чего послать мне кого-нибудь из офицеров; а они, дети мои, будучи там, в армии, от своего беспутного житья вашему величеству ныне и впредь никакого плода не покажут, только мне вечный стыд и разорение и несносная к старости печаль»(81). Слуга Василия и Юрия Репниных писал их отцу, что оба молодых князя, обремененные долгами, пребывают «в великой мизерии» по причине мотовства. Братья взяли на иждивение двух встречных французов, которые их обокрали. Оказавшись без средств, Репнины продали за бесценок лошадей и одежду, оставив для себя «по одному кавтану», однако вырученные деньги моментально потратили, так что «и хлеба купить не на что».
Не меньшие финансовые затруднения испытывал двоюродный брат кабинет-секретаря Алексея Макарова Василий Шапкин, обучавшийся кораблестроению в Англии. Он умолял Алексея Васильевича, чтобы тот «приказал прислать хотя малое число денег, чрез вексель перевести в Лондон на расплату долгов, також на покупку инструментов и книг». «А я, — жаловался Шапкин, — истинно в великой нужде обретаюсь здесь, почитай, наг и бос, а должники (кредиторы. — В.Н.) мои уже не дают мне свободности во времени, хотят посадить в тюрьму».
С 1720 по 1722 год во Франции инженерному делу обучался знаменитый «арап Петра Великого», прадед А. С. Пушкина Абрам Ганнибал. В своих письмах Алексею Макарову он тоже сетовал на нужду: «мы здесь в долгу не от мотовства, но от бумажных денег» (то есть от инфляции и связанного с ней роста цен). Ганнибалу повезло — о нем позаботился живший в то время в Париже П. И. Мусин-Пушкин. «Ежели бы здесь не был Платон Иванович, — писал заграничный ученик, — то б я умер с голоду. Он меня по своей милости не оставил, что обедал и ужинал при нем по все дни»(82).
В 1716 году пять молодых людей были посланы в Персию, чтобы научиться татарскому, арабскому и персидскому языкам, знание которых необходимо было для дипломатической работы на Востоке. Продолжалась и отправка волонтеров за границу для изучения мореходного дела. В начале 1717 года для службы во французском флоте было командировано 20 гардемаринов, а в Венецию их было послано 27 человек. В том же году в одном только Амстердаме числились 69 русских навигаторов(83). Ученики направлялись туда также для постижения способов устройства каналов, гаваней, доков и других портовых сооружений(84).
В 1719 году около тридцати молодых людей были командированы в Голландию и Англию, чтобы учиться медицине; Иван Никитин и Андрей Матвеев изучали живопись в Голландии, Михаил Земцов и Петр Еропкин осваивали основы архитектуры в Италии. Алексей Бестужев-Рюмин, ставший впоследствии российским канцлером, посещал в Берлине гимназию(85).
Командировки русских учеников за границу продолжались до последних лет жизни Петра. Французский консул Анри Лави 22 декабря 1720 года сообщил своему министру иностранных дел аббату Гийому Дюбуа: «Так как сто молодых людей, изучавших в иностранных землях навигацию и иные искусства и ремесла, вернулись из-за границы, то Его Царское Величество приказал академии выбрать сто пятьдесят других молодых дворян, которых пошлют на место вернувшихся для изучения тех же предметов»(86).
Историк М. М. Богословский справедливо отметил: «Не будет преувеличением сказать, что не было сколько-нибудь знатной и видной фамилии, хотя бы один из членов которой не побывал при Петре за границей»(87).
«Предивный путь» дедушки Толстого
Одним из самых необычных русских учеников за границей стал Петр Толстой, который в возрасте пятидесяти двух лет, будучи уже дедушкой, испросил у царя разрешение отправиться волонтером в Италию для изучения военно-морской науки. Несомненно, он руководствовался исключительно карьерными соображениями, рассчитывая завоевать расположение Петра I. И его расчет оправдался. До заграничного путешествия он, несмотря на солидный возраст, имел только скромный чин стольника, а по возвращении в Россию стремительно продвинулся по службе и вскоре стал одним из самых выдающихся русских дипломатов.
Толстой выехал из Москвы 26 февраля 1697 года вместе с тридцатью семью отпрысками знатнейших фамилий. Его сопровождали только солдат-охранник и слуга. Расставание с Россией далось волонтеру нелегко: целых три дня провел он в Дорогомиловской слободе, прощаясь с родственниками(88).
Толстой пересек границу России 23 марта, а неделю спустя переправился на пароме через Днепр и оказался «в городе короля польского Могилеве»(89), откуда добрался до Вены. В дороге Петр Андреевич собственноручно вел путевой дневник, содержащий замечательные подробности его повседневной жизни. «И ехал я, — пишет путешественник, — от Вены до итальянской границы 12 дней, где видел много смертных страхов от того пути и терпел нужду и труды от прискорбной дороги». Особенно труден был переход через Альпы: «…не столько я через те горы ехал, сколько шел пеш, и всегда имел страх смертный пред очима»(90).
В Италии Толстой, не ограничившись изучением военно-морского дела, проявлял невероятную любознательность. Он посещал правительственные учреждения, ватиканские дворцы, промышленные предприятия, госпитали, учебные заведения, зверинцы и другие места, которые счел достойными своего внимания. У него были все необходимые задатки для восприятия западной культуры. По справедливому замечанию Н. И. Павленко, Петр Андреевич обладал рядом способностей, крайне необходимых путешественнику: «…находясь в чужой стране, среди незнакомых людей, он не проявлял робости, вел себя с достоинством, как человек, которого ничем не удивишь, ибо он ко всему привык; другой дар — умение заводить знакомства, располагать к себе собеседника. Скованность была чужда складу его характера, и он быстро находил пути сближения со множеством людей, с которыми встречался»(91).
Толстой интересуется самыми разнообразными предметами. Он описывает церкви и монастыри в Польше, Италии и Вене, рассказывает о католическом богослужении, на котором ему довелось присутствовать, очень подробно характеризует польских магнатов, сообщает о деталях их жизни, перечисляет предметы роскошной обстановки, статуи, хрустальную посуду. Он повествует также о железоделательном производстве в Силезии, рассказывает о художественных воротах в Ольмюце (современный Оломоуц в Чехии), виноградниках и огородах на пути в Вену, великолепных парках и фонтанах в цесарской резиденции Шёнбрунн. Особое внимание Толстого привлекла венская больница, поразившая его своими размерами. В Италии путешественник удивляется великолепию ухоженных садов и роскоши дворцов.
