Сергей Григорьев - Александр Суворов
Не входя в дом, Василий Иванович отомкнул холодный чулан, запер там Александра и отправился к Авдотье Федосеевне с докладом.
Мать возмутилась, вырвала ключ от чулана из рук Василия Ивановича и кинулась освобождать сына.
Василий Иванович велел ей захватить для Александра "Римскую историю".
Александр наотрез отказался выйти из чулана. Мать попробовала вывести его силой. Александр упирался. Она его сгребла и хотела вынести на руках. Александр так яростно отбивался, что мать отступилась, захлопнула чулан, замкнула и ушла, крикнув:
- Замерзнешь - сам проситься станешь! Тогда не выпущу, проси не проси!
- Матушка! Как же я могу выйти? Сергей-то Юсупов в полку на съезжей в холодной сидит.
- Да что тебе Юсупов - брат? Он тебе глаз разбил.
- Брат! Я ему нос расквасил!
- Ну, коли так, сиди же! Ноги-то, поди, застыли. Погоди-ка!
Мать ушла и возвратилась с валенками:
- Сейчас же переобуйся!
Александр покосился на валенки и не шевельнулся. Мать обняла Александра и, тормоша его, говорила:
- Да в кого же ты у меня такой настойчивый вырос?
- В тебя, матушка! - ответил Александр.
Мать задвинула засов и нарочно гремела замком, запирая чулан.
При скудном свете осеннего дня Александр читал:
"Юношество римское, как скоро оно будет в способности к военной службе, научилось воинскому искусству, привыкая в стане своем к трудам самым жестоким. Прилежало оно не к пиров учреждению, но к имению хорошего оружия и добрых коней. Чего ради никакие трудности не устрашали сих людей, никакой неприятель не приводил их в робость, - бодрость и храбрость их все преодолевали..."
Уже кончался краткий день, настали сумерки, и в чулане сделалось темно. Ноги и руки Александра коченели. В сенях послышались голоса. Засов загремел. Дверь распахнулась. Перед Александром стояла мать с горящей свечой в руке, а рядом с ней Прошка Великан.
- Ну-ка, вылазь! - приказал Прошка. - Полно баловаться. Соковнин велел сержанта Юсупова из холодной выпустить...
Александр, обрадованный, закричал петухом, обнял мать и потащил ее за руку в комнаты.
- И книгу забыл? То-то! - попрекнула Авдотья Федосеевна.
Прошка захватил книгу, взвесил ее на руке и сказал:
- Поп читает, кузнец кует, а солдат службу правит...
В задней каморке у кухни Александр прижался к печке, согреваясь. На столе было приготовлено угощение. Авдотья Федосеевна усадила Прошку за стол и начала потчевать.
- Садись и ты! - пригласил Александра Дубасов. - Глотни винца, скорее согреешься.
- Неужто Юсупов - сержант? - спросил Александр.
- Сержант в брыжах. Да ты не завидуй! Кто в чин вошел лисой, тот в чине будет волком... За ваше здоровье, сударыня Авдотья Федосеевна!
- Кушай, Прохор Иванович, на доброе здоровье. Уж как ты меня обрадовал, что Сашеньку вызволил!
- А как же? Служить - так не картавить, а картавить - так не служить. Я думаю: как же это так? Соковнин сержанта выпустил, а мой товарищ в холодной сидит?!
- Да как же ты догадался?
- Птице - крылья, человеку - разум. Боярин Василий Иванович человек справедливый. Думаю, что он сынка не помилует, и верно; равен грех, равна и кара. Отпросился: пойду-ка обрадую боярыню.
- Спасибо, Прохор Иванович. Кушай!
- Ох, крепка!
- А ты ее рыжичком, груздочком... Трудно будет Сашеньке в солдатах...
- Что делать, матушка! Солдат - казенный человек: где прыжком, где бочком, где ползком, а где и на карачках.
Александр слушал захмелевшего Дубасова впросонках. Голова Александра клонилась к столу: одолевала дрема. Он клюнул носом. Прохор встал, поднял его на руки и понес в постель.
НА ДЕЙСТВИТЕЛЬНОЙ СЛУЖБЕ
1 января 1748 года явился в Санкт-Петербург из шестилетнего отпуска капрал восьмой роты лейб-гвардии Семеновского полка Александр Суворов. В Петербург полк перешел из Москвы в 1744 году. Суворов ехал в столицу на почтовых, а вперед был послан отцом Александра небольшой обоз с запасами и конь Суворова, Шермак, под присмотром двух хлопцев - парней из крепостных крестьян.
В это время командир полка Степан Федорович Апраксин целиком переложил бремя полкового хозяйства на премьер-майора Соковнина, которому и раньше очень доверял, проча его себе в преемники. Сам Апраксин, ведя широкое знакомство при дворе, метил выше.
Соковнину подали для подписи приказ о зачислении явившегося из отпуска Александра Суворова в третью роту. Премьер-майор вспомнил Суворова и пожелал его видеть. Ординарец пригласил Суворова в штабное присутствие.
Суворов вошел в кабинет премьер-майора и стрелкой стал у двери. Соковнин оглядел его со вниманием и усмехнулся:
- Здравствуй, Суворов! А ты почти не вырос за четыре года.
- Вырасту в полку сразу, ваше превосходительство.
- Зови меня по имени. Где это тебе мундир пригоняли?
- В солдатской швальне*, в Москве, господин премьер-майор.
_______________
* Ш в а л ь н я - портняжная.
- Неказисто. Что же, батюшка твой не пожелал заказать сыну первый мундир приватно?
- Одет, как все, Никита Федорович, лучше не надо.
- Скупенек Василий Иванович, скупенек! Как же он здравствует?
- Благодарствуйте, сударь. Батюшка в хорошем здоровье, приказали низко кланяться и вам желают доброго здоровья.
- Он в той же все службе? Прокурором?
- Так точно, сударь. Прокурором генерал берг-директориума.
- В строй не собирается вернуться?
- Службой доволен.
- И им довольны, хотя и не все. Казну бережет. Даже Сенат растревожил своими донесениями. В Питере начали говорить: Суворова-де надо поднять выше, чтобы меньше видел. Отпиши батюшке, что его ждет повышение. Растревожил он осиное гнездо. Ну, а как матушка твоя, Авдотья Федосеевна, здравствует?
- Матушка скончалась... После рождения младшей сестрицы моей, Машеньки.
- Вот горе какое! Не дождалась видеть тебя в офицерском чине.
- Ей горе было бы видеть меня и в сей амуниции, сударь.
- Проходил в отпуске указные науки?
- Да, сударь. После отбытия школы с полком в Санкт-Петербург занимался дома с родителем геометрией планов, тригонометрией, географией, фортификацией, инженерией.
- А из языков?
- Читаю по-немецки и несколько говорю по-французски.
- Где же ты все это успел?
- Два года в школе, сударь. По-французски у Лебонне, по-немецки - с Бухгольцем. А затем сам по книгам и с товарищами.
- А! - вспомнил Соковнин. - Бухгольц. Помню, как ты решал с ним задачку. В арифметике-то он был слаб. Ну, а языку своему мог научить... конечно... Спился он и умер прошлой осенью... Что же, и здесь будешь ходить в школу?
- Нет, сударь, мне надлежит пройти строй.
- Правда, школа здесь у нас теперь - это и тебе видно будет - плоха. Я проектирую при полку школу для солдатских детей. Откроется - назначу тебя кондуктором*. Пойдешь в учителя?
_______________
* К о н д у к т о р - воспитатель.
- Если служба позволит, господин премьер-майор.
- Солдатский сын каждый должен, так я разумею, и сам стать к возрасту солдатом. Нашему отечеству, России, нужна великая армия.
- Великое число из единиц составляется, сударь. Малое число, да из крупных единиц, больше, чем великое из малых.
- Да ты, батюшка, гляжу я, философ! Хлебнул из кладезя премудрости?
- Да, сударь, несколько читал.
- Много прочитал?
- Читал Вольфа, Лейбница, Руссо, Монтеня, Бейля, Монтескье.
По лицу Соковнина пробежала тень смущения: из перечисленных Суворовым имен философов едва ли не все он слышал в первый раз из уст своего унтер-офицера.
- Что же говорят эти мудрецы? Чаю, среди них есть и вольнодумцы? - с насмешкой молвил Соковнин.
До сих пор краткий и отрывистый в ответах, Суворов заговорил о философии так пылко, что Соковнин, несколько напуганный, остановил его движением руки:
- Довольно, друг мой, довольно! Поменьше философии, побольше практики... Танцевать умеешь?
- Люблю попрыгать, - ответил Суворов.
- Ну хорошо. Служи. Я буду держать тебя на мушке.
- Благодарю, сударь.
- Скажи все же, чего ты хочешь для себя?
- Славы воинской и славы отечества.
- Изрядно! Где ты остановился? Сколько хлопцев отпустил с тобой родитель?
- Остановился я у дяди моего, Суворова, капитана гвардии в Преображенском полку.
- Где же будешь жить?
- Хотел бы в ротной светлице. А батюшка велел у дяди...
- Живи лучше у дяди. В полку найдешь старых знакомцев: Ергольских, Дурново, Юсупова. С ним, помню, ты знатно дрался в первый раз.
- Потом мы подружились. Только, сударь, мне с ним не по пути.
- Что так?
- Гусь свинье не товарищ. Он богат - я беден. Он князь - я служивый. Он красавец - я, сударь, видите каков.
- Ничего, служи, - закончил свои наставления премьер-майор. - Пей не напивайся, ешь - не наедайся, вперед не вырывайся, в середину не мешайся, в хвосте не оставайся. Помни, ты у меня на мушке. Ступай!
В смутном волнении Александр вышел из полковой избы. Шермак, стоявший у коновязи, увидев хозяина, поднял голову от кормушки и радостным ржанием приветствовал Александра.
